- Это точно? - глухо вымолвил я.

- Да, товарищ командующий.

Я еще раз пробежал глазами донесение. В нем сообщалось о переброске под Ленинград 8-го авиакорпуса ближнего боя под командованием генерала Рихтгофена. Это был известный и небесталанный генерал, ставший впоследствии командующим одним из воздушных флотов и генерал-фельдмаршалом.

- Что нам известно об этом соединении? - спросил я.

- Немного,- ответил Пронин.- Это один из двух авиакорпусов резерва верховного главнокомандования вермахта, непосредственно подчиненных Герингу. На вооружении его в основном Ме-109, Ме-110 и Ю-87. Примерно около 400 боевых самолетов. И все кадровые, отборные летчики.

Я посмотрел на Некрасова. Генерал уловил мою мысль и сказал:

- Пожалуй, теперь 5 - 6 вылетами в день не отделаться.

Переброска под Ленинград столь мощного авиационного соединения убедительно свидетельствовала о том, что в этот раз гитлеровцы решили во что бы то ни стало ворваться в Ленинград. Разумеется, в то время мы не располагали полными данными о вражеских планах. Но и без таких данных только по силам, стянутым под Ленинград, по тому, как энергично немцы готовились к новому наступлению, было ясно, что быстрейшему захвату города на Неве противник придает исключительное значение. Документы, опубликованные после войны, подтверждают это.

Ныне доподлинно известно, что Гитлер, начиная войну с СССР, одной из главнейших задач вермахта считал быстрейший захват Ленинграда. Он требовал от своих генералов прежде всего разгромить наши войска на Украине, в Прибалтике и под Ленинградом и уже потом наступать на Москву.

Ослепленные успехами первого месяца войны, руководители ОКБ и Гитлер считали тогда, что войска вермахта с одинаковым успехом могут наступать на всех главных стратегических направлениях, но при этом главный упор делали на операции, проводимые группами армий "Юг" и "Север". Дополнение к директиве No 33 ОКБ от 23 июля и было составлено с такими акцентами{126}. А в своей директиве от 21 августа Гитлер приказал считать, что:

"Главнейшей задачей до наступления зимы является не взятие Москвы, а захват Крыма, промышленных и угольных районов на Донце и лишение русских возможности получения нефти с Кавказа; на севере - окружение Ленинграда и соединение с финнами"{127}.

Впоследствии это решение ОКБ было объявлено роковым для всей войны на Востоке в целом. А бывший начальник генштаба ОКХ (главное командование сухопутными войсками Германии) Гальдер в своих мемуарах писал, что решение Гитлера

"вынудило руководство сухопутными войсками отказаться от ясной до того линии в пользу второразрядных операций, которые, в лучшем случае, могли ускорить наступающий крах поколебленного фронта противника на второстепенном участке. Но за этот успех мы должны были заплатить невосполнимыми потерями во времени и в силах. Цель - решительно разбить русские вооруженные силы (имеется в виду разгром наших армий на центральном направлении.- А. Н.) - была отодвинута на задний план по сравнению со стремлением захватить ценные промышленные области и наступать в направлении русских нефтяных источников!{128}"

Цель Гальдера ясна: взвалить всю вину за провал войны на Востоке на Гитлера и выгородить командную верхушку вермахта.

А между тем, определенное историческое далекое, из которого лучше видны события минувшего, дает ныне нам право сказать, что в этом споре больше правы были Гитлер и руководство ОКБ, нежели Браухич и его окружение. Неизвестно еще, чем бы обернулся для гитлеровцев 1941 г., если бы Гитлер внял настойчивым советам Браухича и ринулся на Москву, не обезопасив свои фланги. Чем и как гитлеровцы стали бы отражать удары наших войск, если бы главные силы бросили на центральное направление?

Уже в июле противник испытал потенциальную мощь нашей страны, силу наших ответных ударов - и заволновался. Руководство вермахта почувствовало, что средств для прямого броска на Москву не хватает. Это и привело к переносу главных усилий фашистских войск с московского направления на ленинградское и юг Украины, а вовсе не желание во что бы то ни стало, как утверждает Гальдер, прибрать к рукам наиболее развитые промышленные районы в западноевропейской части Советского Союза.

Стало быть, роковая суть таилась не в позиции Гитлера и Кейтеля, а в самом плане "Барбаросса". Именно сам план этот был порочен в своей основе, так как строился на совершенно нереальных предпосылках и намного превышал возможности Германии и ее вооруженных сил. По этому поводу очень верно высказался один из компетентнейших военных руководителей Германии генерал-фельдмаршал Паулюс.

"Рассуждения Гальдера,- писал он, анализируя итоги нацистского похода на Восток,- относительно нанесения главного удара на Москву, сколь бы правильным ни был выбор этого направления главного удара с чисто оперативной точки зрения, могут, очевидно, иметь лишь теоретическое значение. На основании такого изложения фактов у непосвященного читателя может сложиться опасное, неправильное представление, будто последовательным осуществлением плана наступления на Москву, при условии исключения ошибок Гитлера, можно было бы добиться победного исхода войны. Но продемонстрированная в ходе войны Советским Союзом мощь, в самом широком смысле этого слова, доказывает, что это является глубоким заблуждением"{129}.

Отрезвляющее действие событий на Восточном фронте, как ныне доподлинно известно, на пылкие головы высшего генералитета вермахта начало проявляться уже в июле. Это заставило Гитлера в октябре 1941 г. признаться:

"22 июня мы распахнули дверь, не зная, что за ней находится"{130}.

Такова история. Но это к слову. В данном же случае нас интересуют не разногласия в высших сферах вермахта и не их характер, а те усилия, которые прилагал противник для захвата Ленинграда. А они, эти усилия, были весьма решительными и значительными. О том и свидетельствуют документы.

К 8 августа гитлеровцы закончили перегруппировку своих сил. Для нового наступления на Ленинград были созданы три группы войск. В северную, наиболее мощную, вошли соединения 41-го моторизованного и 38-го армейского корпусов две танковые, одна моторизованная и две пехотные дивизии. Эта группировка развернулась на участке Кингисеппского сектора. Лужская группировка состояла из трех дивизий 56-го моторизованного корпуса и 8-й танковой дивизии, находившейся, как выяснилось позже, в резерве командующего группой армий "Север". Она наступала на Ленинград с юга вдоль Лужского шоссе. Южная (28-й и 1-й армейские корпуса, всего шесть пехотных и одна моторизованная дивизии) действовала на новгородско-чудовском направлении. Ей была поставлена задача ворваться в Ленинград с востока. В Эстонии нашей 8-й армии противостояли пять дивизий 18-й немецкой армии{131}.

В 10 утра 8 августа в Кингисеппском секторе загромыхали вражеские орудия. Первыми с плацдармов у Ивановского и Большого Сабска ринулись в наступление подвижные соединения - танки и мотопехота. Враг имел здесь 15-кратное превосходство в танках и полуторное в артиллерии{132}. Но, несмотря на такое преимущество в боевой технике, немцы продвинулись вперед лишь на несколько километров.

На другой день Попов приказал отбросить врага за реку Лугу. Маркиан Михайлович понимал, конечно, что при почти полном отсутствии у нас танков и недостатке артиллерии задача эта невыполнима. Но нужно было продержаться на исходных рубежах до подхода резервов, спешно перебрасываемых в район боев. В тот день рано утром командующий фронтом позвонил мне по телефону и спросил, какую помощь войскам Семашко могут оказать летчики.

- До подхода резервов, - сказал Попов, - вся надежда на авиацию. Нацельте на плацдарм все, что можете.

Но могли мы немного. ВВС 23-й армии в это время вели бои со 2-м армейским корпусом Юго-Восточной армии финнов, прорвавшим нашу оборону на Карельском перешейке. Главные силы 2-й бомбардировочной дивизии поддерживали войска правого крыла Северо-Западного фронта, морская авиация - 8-ю армию в районах Таллина и Нарвы. Кроме того, один бомбардировочный полк балтийцев для выполнения специального задания Ставки улетел на остров Сарема (Эзель) Моодзунского архипелага. Под рукой у нас были только 39-я иад и 7-й иак. Но полностью использовать авиацию ПВО мы не могли - нужны были силы для отра