- Никто не врежет, только...

- Только коленки дрожат. Или нет?

- И ничего не дрожат, просто человека проводить надо, - и Игорь кивнул в мою сторону. Едва ли парень, которого он называл Гарькой, понял, о ком речь, но спрашивать не стал.

- Человека? И довез бы его до станции.

Игорь подошел ко мне:

- Может, вас правда до станции довезти?

- Не стоит, - сказал я, - лучше пройтись.

Мы пересекли палисадник, и я остановился у парадного. Игорь вопросительно посмотрел на меня.

- Поднимись, доложи - задание выполнил; собираешься меня провожать, предупреди, а то мама беспокоиться будет.

- Не будет.

- Я подожду, - сказал я.

Игорь мотнул головой, будто хотел забодать кого-то, и исчез в подъезде. Вернувшись, сказал насмешливо:

- Все в порядке. Ключи сданы, угона не будет! Можете не волноваться!

- Смотрю я на тебя, удивляюсь, и чего ты такой наскипидаренный, чего рычишь?

- И я удивляюсь: ну почему все меня за дурака считают? Послал он вас посмотреть, как я машину загоню, ладно, но зачем притворяться, комедию разыгрывать? Да что я, совсем без головы - ночью ехать? Куда? Или мне машины не жалко? Пусть не моя, все равно машина...

Мы идем по длинной пустоватой улице, и наши тени то бегут впереди, то раздваиваются, то отстают - фонари сильные, но поставлены редко и от этого получается такая чертовщина: ты идешь, и тени опутывают тебя. Потом мы сворачиваем в переулок, здесь почти совсем темно, и небо над нами набирается звездами.

Уже перед самой автобусной остановкой Игорь спрашивает:

- Вы как считаете, почему на самом деле отец убился?.. А то болтают... Я тогда маленький был, не понимал...

- Видно, в тот день отвернулась от него удача, - говорю я. - Садился вынужденно. Дотянул, рассчитал, приземлился, а на поле борона валялась, чепуха, мелочь, ни заметить, ни предусмотреть невозможно... но оказалось достаточно...

- А в больницу его правда живого еще привезли?

- Да. Без сознания. Бредил он. Воздушным боем командовал.

Сколько-то времени мы стоим молча. Игорь неслышно переминается с ноги на ногу, теребит в руках ремешок, спрашивает:

- Это вы его Пепе прозвали?

- Нет, не я, генерал Ухов, был такой прославленный герой Испании, летной школой нашей командовал.

- И тоже убился?

- Нет, умер.

Мягко светя желтыми противотуманными фарами, подходит автобус.

- Жду к себе, - говорю я Игорю, - спецгашения приготовлю и кое-что еще.

- Ладно.

- Не ладно, а спасибо надо говорить...

- Раз надо, пожалуйста, - спасибо!

Всех нас учат читать, писать, петь, считать на логарифмической линейке, рисовать и многим другим более или менее обязательным премудростям. А вот едва ли не самое нужное искусство, искусство, совершенно необходимое каждому, приходится постигать самодеятельно - речь идет о мастерстве воспитания.

Никогда я не был учителем, в жизни не сдавал зачетов по основам педагогики и очень приблизительно знаю законы психологии, но с молодых лет пришлось иметь дело с подчиненными солдатами, позже с собственными детьми. Кое-что я постиг за эти годы, постиг чисто практически, например: самые лучшие слова, если их не подкреплять поступками, действиями, приносят очень немного пользы; малейшая неискренность, как тщательно ее ни маскируй, разоблачается даже совсем маленькими ребятами; излишняя строгость, как, впрочем, и безграничное добродушие, приносит только вред...

Если ты хочешь с успехом воздействовать на кого-то, будь терпеливым, оставайся самим собой; будь честным, умей находить "золотую середину" и не спеши...

Об этом я думаю более или менее постоянно, а теперь, перед встречей с Игорем, мысли мои обретают вполне определенное направление.

Чего ему больше всего не хватает?

Насколько я могу судить, направленности. Мальчишка отчетливо знает, чего он н е х о ч е т, что ему н е н р а в и т с я, но у него нет сколько-нибудь точного представления о том, чего он хочет, чего добивается в жизни.

Его воспитывал хороший отец, его воспитывает хорошая мать, им занимается школа, а учится парень с пятого на десятое, недобр, агрессивен. Наверное, он не вдруг сошел с рельсов, наверное, были тому причины. Какие? Этого я, увы, не знаю, а чтобы лечить болезнь, любую - самую серьезную или самую пустячную - надо прежде всего понять, откуда она взялась.

На этом размышления мои оборвались. Приехал Игорь.

На нем была синяя куртка, расклешенные светлые брюки, замшевые туфли. Ну просто мальчик из модного журнала.

- Здравствуйте, - сказал Игорь, - я тут захватил, - и он подал мне конверт, в котором оказалось десятка полтора красивых марок, больших и ярких, как заграничные бутылочные этикетки.

- Зачем, Игорь? Я же не собираю.

- Но вы сказали, что привезли с полюса для друзей, может, и эти кому-нибудь пригодятся.

- Запомнил. Ну хорошо! Спасибо.

Мы вошли в комнату, Игорь огляделся. С мальчишеской непосредственностью он рассматривал мои "трофеи" - кокосовый орех, привезенный из Малайзии, модели самолетов, подаренные ребятами, коллекцию авиационных значков, но больше всего его заинтересовал аэрофлотовский билет Тикси - Северный полюс.

- Это вот так запросто билет на СП выписывают?

- Не совсем запросто, но выписывают.

- Интересно! А на полюсе здорово?

- Как сказать - работают люди, привыкают, теперь не то что раньше, но все равно льды остаются льдами, и подвижки подвижками, и полярная ночь не стала короче, и трещины... Словом, трудно.

И тут полярная тема оборвалась: в дверь зазвонили частыми короткими звонками. Так, поднимая тревогу, является в дом только моя дочь.

Тане двадцать три года, она закончила университет, второй год замужем, но все, кто видит ее впервые, спрашивают: "Девочка, а ты в каком классе учишься?" Сначала она огорчалась своему невозможно щенячьему виду, потом привыкла и великолепно научилась разыгрывать и мистифицировать мало или вовсе незнакомых людей.

- Гость? - спросила Татьяна, едва войдя в комнату. - Петелин? Дяди Пети сын. - Она бросила в кресло красную защитную каску, подошла к Игорю, обняла его и бесцеремонно чмокнула в щеку. - Давно бы пора приехать! Я про тебя сто лет слышу. - И ко мне: - Не помешала?

- Не помешала. Только почему такой вид, будто за тобой собаки гнались, - сказал я, - что случилось?

- Ничего не случилось, но обязательно случится, если ты не дашь мне двадцать пять рублей до пятнадцатого.

- Не понимаю.

- Надо хватать резину, а Вадька истратил все деньги на свои полупроводники. Понял?

- Понял, - сказал я, - сядь, чаю попьем, никуда резина не денется.

- Вот именно денется, разберут. Давай лучше так: мы с Игорем скатаем сейчас в магазин и быстренько вернемся. Поедешь? А то одной две покрышки не довезти...

И ребят словно ветром выдуло.

Вот так и оборвалась моя тщательно продуманная педагогическая атака.

Татьяна вернулась через полчаса без покрышек и без Игоря. Я встревожился.

- Надо же так нарваться! Только от магазина отъехали, свистит...

- Кто свистит?

- Ну ясно кто, гаишник. Козыряет, улыбается, требует права. Даю. Почему пассажир без каски? Ну что говорить? Давай глазки строить, так и так, еле уговорила - права отдал, а Игорю говорит: "На вашем месте, чтобы не ставить под удар такую девушку, я бы довез покрышки на троллейбусе". Куда деваться? Я поехала, а он потащился на троллейбус. Сейчас явится. Симпатичный он парень.

- Кто?

- Петелин.

Потом мы сидели втроем. И разговор метался от одного предмета к другому. Татьяна со страстью доказывала, какими преимуществами обладает мотоцикл "Ява" перед всеми прочими видами колесного транспорта. Игорь просвещал нас в области хоккея с шайбой и всячески издевался над спортивными комментаторами, которые, на его взгляд, двух слов связать не умеют и несут такую чепуху, что понимающему человеку делается просто тошно. Мне не оставалось ничего другого, как, придерживаясь общего тона, рассказать ребятам о своем увлечении - авиационных значках и географических картах, собирать которые я не устаю уже много лет...