— Через год, по меньшей мере,— устало вздохнул Конан.— Больше всего жалко наших лошадей, они остались в храме Пронзающих Время и подохнут от бескормицы.

— Наконец-то он подумал о ком-то, кроме себя,— ядовито проворчал Мораддин и повернулся к настоятелю Ясухиро: — Мы благодарим тебя за гостеприимство, почтенный. Но что будет, если стража императора узнает, где мы скрываемся? Насколько я понимаю, вашему Сутари нужны не мы с Конаном и даже не Томэо, а символы власти?

— Верно,— кивнул Ясухиро.— Самое забавное в том, что Томэо, дочь Асаки Тайса, сегодня единственная настоящая владычица Патана. Императрица без империи…

— Здорово,— язвительно хмыкнул варвар.— А если я заберу эти дурацкие безделушки и объявлю их своими, значит, не кто иной, как Конан из Киммерии, станет новым императором вашей страны?

Ясухиро осуждающе воззрился на Конана и ответил, старательно выговаривая туранские слова:

— Наследником Нефритового Императора может называться только человек, происходящий из семей Тайса, Мориту или Барата. Насколько я знаю, ты, чужестранец, не связан родством ни с одним из этих кланов.

— Ну-у…— осклабился Конан.— Все еще впереди. Томэо очень хороша собой…

— Идите отдыхать,— решительно махнул рукой Ясухиро.— Если произойдет что-нибудь неожиданное, я вас извещу. Почтенный Конан и ты, Мораддин, ученик Юн-Гвана, я вас больше не задерживаю.

Варвар и его друг вышли из комнаты настоятеля, оставив Ясухиро наедине с несколькими присутствовавшими при разговоре помощниками, и выбрались во двор обители. Погода, как и все последние дни, стояла прекрасная, полуденная жара сменилась предзакатной прохладой, а со стороны гор налетал свежий ветер, свободно проникая через ограду обители Дарумы.

— Зря ты так с Ясухиро,— упрекнул Мораддин.— Томэо старику как родная дочь. В странах восхода не понимают варварских шуточек…

— Брось! — Конан тихо рассмеялся.— Ты сейчас куда пойдешь?

— В сад монастыря, погуляю,— ответил Мораддин.— А что?

— Да так…— Варвар улыбнулся еще шире и указал взглядом на дом братьев, где Ясухиро поместил гостей.— Иди, гуляй. А меня ждет Томэо — хочет услышать новый рассказ о чудесах Аквилонии и странах, покрытых вечными снегами.

— Ну-ну. Только постарайтесь вести свои… беседы потише. Братья, посвятив себя Нефритовому Императору и Даруме, дали обет целомудрия.

Мораддин повернулся на каблуках и быстро пошел к дальней стене обители, где монахи заботливо взрастили на каменистой почве садик.

— Говоришь, в твоей стране люди не принимают Предназначения? — Томэо тяжело дышала Конану в грудь, прижатая к ней сильными руками. Мозолистые ладони варвара, обычно грубые, сейчас будто превратились в две нежные губки; они скользили от лопаток к ягодицам, захватывая край груди и верхнюю часть бедра.— Мое Предназначение не исполнилось, потому Томэо Тайса свободна…

— Я люблю свободных женщин,— шепнул Конан, чьи руки вдруг позволили себе больше, чем паганская красавица.

Пальцы киммерийца незаметно развязали пояс ее кафтана, отбросили полу вишневого одеяния, проникли к прохладной коже, а девушка, плохо осознавая, что делает, осторожно расстегивала пояс варвара, путаясь в ременных дырочках. Спустя миг проклепанный ремень с висящим на нем простеньким кинжалом в темных ножнах бесшумно упал на плетеную циновку, и тонкая ладонь Томэо, оттянув мягкий ремешок кожаных штанов северянина, прокралась к тому, что туранские поэты именуют «долиной любви», и осторожно коснулась чего-то, знакомого лишь по рассказам замужних подруг и обучавших ее искусству наслаждения нянюшек.

Мгновенно вспыхнувший внутренний огонь ожег все тело Конана, сосредоточившись ниже живота, и тотчас одежды непризнанной владычицы Пагана, почти невидимые в полумраке, с легким шуршанием сползли с ее плеч, а сама Томэо с едва слышным вздохом опустилась на устланное шелковыми покрывалами ложе, ощущая, как возле ее лона все растет сила, способная, казалось, растворить в себе не только тело старшей дочери Асаки Тайса, но и ее душу. Нежные пальцы гостя из далекой закатной страны двигались где-то внизу, освобождая путь для потаенного достоинства воина меж бедрами Томэо, наконец, она почувствовала невероятную, невиданную доселе сладость, проникающую в глубь тела, и все ее существо охватили то накатывающие, то отступающие волны тепла и блаженства. Губы киммерийца ласкали ее лицо, длинные красивые пальцы Томэо с легким шорохом сползали по спине Конана к гладким узлам мышц за поясницей, слышалось тяжелое дыхание и нарождающиеся в глубине легких стоны…

—… Тебе понравился мужчина по имени Конан? — ласково спросил киммериец. Голова Томэо лежала на его груди, темные прямые волосы красавицы закрывали его бугристые мышцы, пологими горками выраставшие на животе, а правая рука Томэо гладила впадину у бедра,— раньше говорили, я совсем неплох в любовных делах…

— Это был лучший миг моей жизни,— тихим зачарованным голосом призналась Томэо.— Хочешь стать моим мужем?

— Огорчу тебя, дорогая,— с несколько притворным сожалением ответил киммериец.— Я не собираюсь жениться еще лет десять. Однако быть твоим другом я согласен целиком и полностью. А ты?

— Конечно,— промурлыкала Томэо.— В Пагане мужчине и женщине можно жить вместе, даже не получив благословения Нефритового Императора и Омитасу…— Девушка наклонила голову и коснулась губами маленького темного соска на груди Конана.— Можно, я попрошу тебя сделать это снова?..

— Зачем просить? — Конан повернулся набок и обнял Томэо.— Королеве следует не просить, а приказывать. Дикарь из Киммерии всегда выполнит ее повеление…

Едва Томэо заново почувствовала мощь любви чужестранца, легкая решетчатая дверца, занавешенная белой кисеей, отодвинулась, и на пороге возникла тень старика в шафранных одеждах.

— Томэо! — осторожно позвал непрошеный гость.— Великий Дарума, что вы здесь делаете, брат и сестра?!

Конан с трудом подавил шедшее из глубины души проклятие и желание послать старца куда подальше. Дал обет целомудрия, вот и блюди его, не мешая прочим вкушать радости жизни! Варвар недовольно откинулся на спину, прикрыл бедра оранжевым шелковым покрывалом и, утерев пот со лба, сказал:

— Ясухиро, я просто знакомлю Томэо с обычаями моей страны. Возмущаться будешь, когда застукаешь монаха с деревенской красоткой или двух монахов одновременно…

— Нефритовый Император и его супруга проповедуют любовь,— миролюбиво заметил настоятель, не осмеливаясь шагнуть в комнату.— Посему у меня нет причин негодовать. Однако, сестра Томэо, и ты, Конан, должны выслушать мои слова…

— И мои,— послышался из-за спины старика голос Мораддина.

На лице коротышки, взиравшего на варвара и его подружку через плечо настоятеля, разом читалось огорчение и ехидство. Мышка, для которой ночь была благословенным временем суток, сидела у Мораддина на голове, покрывала его макушку расправленными крыльями, точно необычной колдовской шапочкой. Зверюшка с интересом рассматривала красными глазками распластанного на низкой постели Конана и прижавшуюся к нему императрицу Патана.

— Вы должны немедленно уехать,— серьезно сказал Ясухиро.— Жители деревни Кио, мимо которой вы проезжали, заметили троих всадников, вошедших в стены обители. Одного опознали, это был ты, Конан. У тебя слишком высокий рост и крупное телосложение для жителя Пагана.

— Кром! — стукнул кулаком по постели Конан.— Все вы здесь недомерки, вдобавок желтокожие и узкоглазые! Как прикажете жить в Пагане нормальному киммерийцу?

— Не о том речь,— жестко пресек излияния варвара Ясухиро.— Верные мне люди сообщили, что к рассвету у стен обители должен появиться большой отряд стражи. Братья Дарума смогут сопротивляться очень долго, но рисковать самим существованием монастыря я не могу. Император Готоба, подстрекаемый Сутари, рано или поздно издаст указ о закрытии обители. Я не хочу ссориться с императором, а тем более с его приближенным, в совершенстве изучившим волшбу. Сутари способен испепелить огненным дождем всех нас, и искусство боя без оружия братьям Дарума не пригодится…