— Неважно,— отмахнулся Конан.— Везде, где речь идет о богах, можно найти вещи, полезные для людей. А ну пошли дальше! Нет, сначала я пойду, а ты коней подержишь…

Не слушая брюзжания Мораддина, ссылавшегося на свою испуганную мышку, которая теперь сидела на его плече и недовольно попискивала, варвар осторожно двинулся вперед, благо стены и потолок необычного подземелья давали достаточно света, чтобы разглядеть путь.

В десятке шагов от камня-рычага, зажегшего свет, обнаружились три ступеньки; подле них валялся очередной скелет. В отличие от первого, этот был расчленен надвое — верхняя и нижняя половины давно умершего человека лежали отдельно. Далее за ступеньками коридор был затянут такой густой паутиной, что Конану подумалось о целой армии пауков, превосходящих размером человеческий кулак. Впрочем, волосатых шестиногих созданий нигде было не видать. Наверное, пауки, если и обитали здесь, давно передохли от голода.

«Поклонившийся богу…— размышлял Конан, осторожно ступая по коридору.— Так ведь у разных богов свои причуды. Нашему киммерийскому Крому вообще никогда не кланяются, перед Митрой становятся на колени, слегка склоняя голову, Эрлик требует не только коленопреклонения, но и прикосновения лбом к земле… Иштар? Ее можно смело отбросить. При молении Иштар нужно не кланяться, а делать нечто совсем другое, насколько я знаю… Сет? Ерунда! Приверженцев Сета в Туране и Заморе не жаловали испокон веку. Интересно, кто такие «пронзающие время»? Отродясь не слыхал. Всем сердцем чую — поблизости либо ловушка для непосвященного, либо другая гадость. Ведь разделали на куски тех бедолаг…»

По лицу варвара скользнуло легкое дуновение сквозняка из глубины коридора. Подсвеченная голубым паутина, затянувшая проход впереди, слегка заколебалась. Конан насторожился, застыл на полусогнутых ногах. Сзади донесся предостерегающий возглас Мораддина.

В самый последний миг киммериец решил: «Главный бог во всех странах заката и восхода — Митра. Перед ним встают на колени. Ну, давай, Конан!»

Варвар так и сделал, опустив вдобавок голову. Тут же над ней просвистело что—то тонкое и острое, из стены вынырнули острейшие стальные штыри и пронзили воздух там, где за миг до того находилась грудь киммерийца, а прямо перед Конаном из разверзшейся каменной плиты вылетела струя голубоватого пламени. Не упади варвар на колени, ему бы отрезало голову либо испепелило ноги.

Быстро осмотревшись, Конан увидел на стене камешек с выгравированным знаком, очень напоминавшим овал с туранской руной «Т» в центре. Сразу сообразив, что делать, он вытянул руку и коснулся символа, и тотчас тугая струя пламени исчезла, стальные копья и лезвия попрятались в стены, а вдали раздался неясный шорох, как будто отворилась дверь.

— Мораддин, пойдем! — оглянулся варвар.— Я понял, в чем тут фокус!

Конан осторожно шагал, раздвигая руками паутину, а его низкорослый товарищ, ведя на поводу обеих лошадей, мягкой поступью следовал за ним. Через три сотни шагов коридор неожиданно раздался вширь, каменный потолок ушел вверх, явив взорам летнее голубое небо, и они оказались в огромном круглом колодце, среди уходящих в поднебесье скал. Стена колодца была обработана человеческими руками — неведомые каменотесы вырубили в недрах горы зал, достойный любого дворца. Старательно отшлифованные колонны, статуи невиданных зверей, клыкастые морды демонов… А внизу виднелась полуотворенная, покрытая черной патиной бронзовая дверь. Над ее створками проглядывало изображение самых обычных песочных часов, его опоясывала руническая надпись.

— Очень странно…— покачал головой Мораддин.— По-моему, тут написано вот что: «Вошедший да живет вечно милостью бога и своей жертвой». По-моему, нам угрожают.

— Трус! — бросил Конан.— Разве не хочешь жить вечно? Вот спасибо туранцам! Если б не упорство доблестных гвардейцев, люди бы не нашли это место еще две-три тысячи лет.

— Своя жертва,— напомнил Мораддин, внимательно изучая надпись.— Какая жертва? Жизнь? Душа? И не называй меня трусом, дикарь! Это не трусость, а благоразумие.

— Жертва! — буркнул Конан, подозрительно взирая на дверные створки размером с султанапурские городские ворота.— А ну пошли, или сам жертвой станешь!

— Великие боги! — еле слышно простонал Мораддин. — И зачем я связался с киммерийским дикарем? Эй, подожди!

— Красиво, но пусто,— подвел итог Конан.— Я-то надеялся, найдем золото, самоцветы, редкие безделушки, которые купит собиратель древностей… Да, жить вечно в этой дыре я бы не согласился. Тоска смертная.

— Давай пообедаем, а то в животе бурчит,— предложил Мораддин.— Солнце уже заходит, а мы с утра не ели.

Два человека стояли у стены огромного зала, вырубленного, как и весь покинутый храм, в сердце горы. В каменной толще неведомые мастера пробили длиннющие осветительные шахты, и в самые глубокие помещения проникало достаточно света.

Сразу за воротами с изображением песочных часов обнаружилась череда комнат, совершенно пустых, если не считать напластований пыли. Далее шли высокие сводчатые коридоры с каменными скамьями вдоль стен, залы, украшенные резьбой и барельефами со сценами из жизни неизвестного бога, узенькие кельи с медной посудой на столах, дешевой и такой древней, что медь почти без остатка превратилась в зеленоватую пыль — патину… Видимо, в глубине Кезанкийских гор скрывался храм или монастырь погибшего древнего культа. Он был огромен — настоящий город из пещер. Мораддин авторитетно заявил: здесь потрудились люди, не имевшие представления о гномьем искусстве обработки камня. Поэтому храм выглядит примитивным и жилось в нем наверняка тяжело. Между прочим, гномы обитают гораздо глубже, световые шахты у них встречаются редко, а заметных выходов на поверхность они и вовсе не делают.

Осмотрев около десятка помещений с редкими следами пребывания человека (остатки деревянной мебели, керамической посуды и даже два людских скелета), Конан с Мораддином забрели в высоченную, в двадцать человеческих ростов, залу. В ее центре обнаружили гранитный бассейн, полный ключевой воды, и ажурную каменную ограду. К ней путники привязали усталых коней. Варвар рассудил, что в заброшенном храме—городке можно провести дня три, а там, глядишь, туранцы решат, что беглецы сгинули бесследно, и повернут восвояси. А что? Вода есть, припасов, подаренных шейхом Джафиром, хватит еще надолго, лошади могут пощипывать траву, пробивающуюся сквозь щели в каменных плитах. Да и запас овса не так уж мал…

Мораддин согласился.

Некоторое время неугомонная парочка рыскала по пещере. Конан очень надеялся обнаружить в большом зале или ближайших комнатах древние сокровища, на худой конец, хоть что—нибудь ценное. Однако поиски не увенчались успехом. Кругом только пыль, полурассыпавшаяся утварь да помет летучих мышей. Кстати, Мораддинова мышка, сорвавшись с плеча хозяина, уже успела навести панику в семьях сородичей, гнездившихся под потолком большого зала.

— Та—ак.— Мораддин с кряхтеньем подтащил к возвышавшейся над полом голубой лазуритовой плите каменный стул.— Вспомним, как должны принимать пищу воспитанные люди, а не бродяги из варварских северных стран.

— Бродяги! — Конан возмущенно фыркнул.— Посмотрел я на твоих гномов! Да ни один киммериец не согласится жить под землей, ползать на четвереньках и выковыривать алмазы из дерьма подгорных крыс! Мы придем и выгребем мечами все, что накопали гномы!

— Балда,— вздохнул Мораддин.— За всю историю народа гномов не было случая, чтобы человек, пришедший в их горы с оружием и дурными намерениями, ушел живым. Род моего отца хоть и потерпел однажды поражение в магическом поединке, тысячи лет не давал спуску иноплеменникам!

Варвар понял, что начинается бесполезный спор. Мораддин, наполовину бритунец, наполовину гном, помешанный на кровных узах, защищал свою бородатую родню с неиссякаемым пылом. Причем постоять за своих сын Гроина, предводителя гномьего племени, мог и с оружием в руках. Конан с первых дней знакомства искренне дивился, как такому невеличке удается в шуточном поединке уложить его, сильного и длинного, почти сразу или выбить из рук меч двумя—тремя неуловимыми финтами?