- Я должна взять вашу кровь на анализ, - проговорила она, стараясь, чтобы её голос не дрожал, но это ей не удалось. Я отчётливо слышал страх, чувствовал, как бьётся её маленькое сердечко, как от смущения к пухлым щёчкам приливает кровь. Сладкая, чистая, не заражённая амгрой.

- Может быть лучше ты поделишься своей? – усмехнулся я. О! Как же мне захотелось её крови. Запах этой девчонки сводил меня с ума. Может это и было пыткой, изощренной, чего только не придумает СГБ, лишь бы унизить врага.

- Не надо, - зашептала девочка, пятясь к двери, беспомощно прижимая к груди прозрачную сумку со шприцами и пробирками. И какому зверю пришло в голову послать сюда этого ребёнка?

Я отчётливо понимал, что если она сейчас уйдёт, то больше никогда не вернётся. А мне так внезапно стало необходимо это солнышко. И пусть она не угостит меня своей кровью, но я смогу смотреть на неё, слышать её тихий голос, такой же золотистый, как роса на траве в рассветный час.

- Не бойся, с этой железякой на шее, мне до тебя не дотянуться. Но если ты захочешь поделиться со мной, я буду очень рад.

Побольше жалобных ноток в голосе, обречённости и тоски, девочки, обычно покупаются на подобные уловки. Хотя в моём положении и особого актёрского мастерства не требовалось.

- Как твоё имя? – спросила она, шурша упаковкой от шприца. Глупенькая, спрашивая имя своей жертвы, вступая с ней в диалог, ты уже не сможешь быть мучителем, если, конечно не совсем законченный негодяй. Наверное, девчонку плохо проинструктировало руководство лаборатории, тем хуже для самого руководства. Я поставил перед собой цель добиться того, чтобы девочка стала приходить ко мне каждый день. Она будет для меня глотком свежего воздуха, светом в этом затхлом бетонном гробу, моей последней радостью в жизни.

Девчонка боялась, ужасно боялась, и мне нравилось это. Как же такая милая девчушка могла попасть сюда? Что её заставила окунуться во всё это дерьмо?

- Для тебя, я Вилмар.

- А я Оля.

Девушка улыбнулась. В этой улыбке было солнце, море, тепло июльских дождей. Мне захотелось присвоить себе этот золотистый кусочек лета, спрятать подальше ото всех сокровище, которое мне так внезапно решила подарить судьба.

Набрав моей крови в шприц, солнечная фея удалилась, оставив меня в темноте и в ожидании следующей встречи.

На другой день Оля пришла опять, чтобы срезать с меня живого кусок кожи. Да, вот такие зверские пытки учинял СГБ.

Но не страх перед болью и унизительной процедурой заставил меня похолодеть. На лице Оли, моей милой Оленьки красовался огромный кровоподтёк, прямо под левым глазом.

Оля, стараясь не плакать, рассказала мне о своём муже, который часто её поколачивает, когда бывает пьян. Сам же этот герой является начальником лаборатории, он и устроил молодую супругу на это хлебное, по словам самой девушки, место. Но работу свою она не любит, так как мечтала быть медицинской сестрой и помогать людям, а не приносить страдания, пусть даже врагам.

Я поклялся, что обязательно сверну шею поганому ублюдку, на что моя Оленька рассмеялась, но безрадостно, обречённо. Её смех звучал дробью осеннего дождя по жестяной крыше, столько затаённой печали, столько боли в нём было.

А ещё, в каждой её фразе, в каждом её жесте сквозило одиночество, серое, вязкое, непроглядное.

- Ну так будешь кожу сдирать? – спросил я её, видя как бедняжка встревожено поглядывает на небольшие наручные часики. Время, отпущенное на выполнение задания, должно быть, уже давно истекло. А она, дурочка, разоткровенничалась, заболталась, увязла в таком желанном сочувствии и участии. Но вдруг, глаза Ольги вспыхнули решимостью, пухлые щёчки заалели, и поднеся своё запястье к моим пересохшим, потрескавшимся губам, твёрдо проговорила:

- Кусай!

И я укусил. Но взял совсем немного, чтобы не причинить своей девочке вреда.

После этого случая, Оля стала навещать меня каждый день, делясь своей кровью, наполняя меня жизнью. И я благодарно принимал драгоценный дар моей солнечной феи, моего ангела. Мы говорили обо всём, о войне, о людях и вампирах, об Олином муже, который любил выпить, о детях, трёхмесячной дочке Агнессе и двухлетнем Мишутке.

И вот как- то очнувшись от липкого мутного забытья в своей камере, я почувствовал, что магической силы во мне накопилось достаточно, что моя стихия меня услышит и придёт на помощь. Мне удалось поднять грунтовые воды, которые разрушили здание лаборатории, словно карточный домик. Никто не выжил, кроме вампиров и Оленьки которую я прихватил с собой. Девчонка не поняла, что произошло. Вот мы мирно беседовали, она рассказывала мне о чём то и вдруг – хлынула вода, начали рушиться стены. Упущу подробности того, с каким трудом нам, обессиленным, больным удалось открыть портал. Как трое суток жили в подвале какого- то дома, как по ночам выходили на охоту, чтобы выпить крови припозднившегося прохожего. Мои товарищи, осушали человека до последней капли, пили жадно и много, порой ругаясь из за того, что кто- то выпил больше. Мы стали походить на зверей. Гуннар- маг земли, которому для поиска портала было необходимо больше крови начал требовать, чтобы я отдал ему Олю. Мол, такой великолепный источник пропадает, а ему приходится давиться алкоголиками. Но за свою солнечную фею я мог убить даже соплеменника. Я охранял её от посягательства вампиров так, как наверное не охраняла бы даже самка своих детёнышей. Оленька же, была так напугана всем происходящим, что постоянно плакала. Пришлось погрузить её в сон.

В Далер мы вернулись с позором. Ну как же, провалили задание, не оправдали надежд, не добыли столь нужных, просто жизненно необходимых, источников. Наша страна тогда переживала довольно сложные времена. Отсутствие человеческой крови для нас такая же беда, что и отсутствие воды или продовольствия. А мы, привыкшие к тому, что каждый из нас имел своего собственного источника, просто не могли смириться с ограничениями, которые диктовала нам новая жизнь. Именно тогда, в годы кровавого кризиса, и появились пункты общественного питания. Но несмотря на голод, царивший в нашем государстве, к моему облегчению, и чего уж там скрывать, удивлению ,

Ольгу объявили спасительницей, героиней, предложили поселиться в любом уголке Далера, дали гражданство нашей страны и пообещали полную неприкосновенность. Но моя девочка отказалась от дома , что очень меня обрадовало. Вот только радость моя оказалась преждевременной. Оля не желала жить в Далере. Каждый день она просила, умоляла, требовала, чтобы я отправил её обратно к детям. Я же просто помешался на ней. Присутствие Ольги стало так же мне необходимо как воздух и пища. Страх остаться без неё приобрёл навязчивую форму. Я боялся, что она споткнётся на лестнице и сломает себе шею, боялся, что утонет в ванне, боялся, что выйдет из дома и какой не- будь, не слишком законопослушный вампир выпьет её. Моя готовность держать Ольгу при себе постоянно, контролировать каждый её шаг, изводила нас обоих. Она кричала, что я маньяк, что она устала от моей навязчивой заботы, что ненавидит вампиров и Далер, и чтобы я, проклятый урод, переправил её через портал. Но чем больше она старалась меня оттолкнуть, тем грубее я внедрялся в её личное пространство, сужал, сминал, старался уничтожить, чтобы никаких границ между нами, никакого расстояния. Я применил « магию на крови», доступную лишь очень сильному магу. Теперь удаляясь от меня чуть дальше пяти метров, Ольга ощущала боль. Я ненавидел себя за это, но снимал привязку лишь только тогда, когда уходил на службу. Тогда в ход пускалось другое заклинание, «заклинание слежения». В небольшом шаре, наполненном водой, я показывал тебе такой, хорошо просматривался весь мой дом и перемещения Оли по нему. И стоило ей коснуться чего- то опасного, как в её голове звучал мой голос, предупреждающий об этой самой опасности. Она ненавидела магию, не выносила мои прикосновения. А я, не взирая на это, возвращаясь со с лужбы предвкушал, как войду в дом и обниму свою Оленьку. Я так и делал. Хватал её в охапку и, не обращая внимания на крики и проклятья, прижимал к себе. Мне так хотелось передать моей девочке своё желание, свою боль от её пренебрежения, свою любовь, оплести страстью, окутать нежностью. Я не хотел всерьёз верить в то, что всё это ей не нужно. Убеждал сам себя, что девочка просто стесняется, боится меня, испытывает чувство вины перед родиной. Что ей необходимо время, а мне терпение и настойчивость, и тогда ледяная стена между нами дрогнет, пойдёт трещинами, растает, и Оля поймёт, насколько сильно нуждается во мне.

Надо ли говорить, что, с тех пор, как Ольга появилась в Далере, я ни разу не брал её крови. Но знают лишь боги, как же мне этого хотелось. Я ждал, что она предложит мне по доброй воле, протянет своё запястье, как там, в лаборатории и решительно произнесёт:

- Кусай!

Но с каждым днём, как бы я не старался, моя солнечная фея, моя золотистая росинка становилась от меня всё дальше и дальше.

И вот однажды, вернувшись со службы я нашёл Ольгу дома плачущей. Она часто плакала, но думала. Что я этого не вижу. Но на этот раз, она рыдала, сидя на полу, не в силах остановиться.

Я бросился к ней, чтобы утешить, коснуться её шелковистых волос, обнять её тёплое мягкое тело, приникнуть губами к пульсирующей, такой притягательной сонной артерии. Как вдруг в глазах потемнело, в нос ударил резкий запах её крови. Он был пронзительным, доводящим до безумия…

Я пил, не в силах остановиться, не видя ничего вокруг, ничего не замечая, рыча, словно зверь. И очнулся лишь тогда, когда в моих руках осталось обескровленное тело. Огромные, уже мёртвые глаза смотрели с укором, синие губы застыли в немом крике. Я держал свою девочку, выпитую без остатка, убитую мной.