Боль отступала, и я радовалась короткой передышке, и даже испытала чувство благодарности к Нике, за то, что она остановила это смертоубийство.
- Заключённая № 963 должна осознать свою вину, а этого нельзя добиться побоями. Вы согласны со мной?
Женщины поспешно закивали.
- Я придумала ей другое наказание, убьём, так сказать, двух зайцев, и накажем и пользу родине принесём.
Камера одобрительно заворчала. Особенно их воодушевило слово»Мы». Ведь это значит, что и все они, включая навозниц, имеют кусочек власти, пусть лишь над одним человеком, пусть на несколько минут, но это лучше, чем ничего.
Мою койку заняла горбатая навозница, а мне велели перебраться на её место, поближе к нянюшке, которой, кстати, по случаю празднику всеобщего садизма разрешили этой ночью пользоваться.
Я же, уже не ощущая ни запаха мочи, ни боли от саднящих ран, повалилась на кровать, забывшись тяжёлым, нездоровым сном.
Глава 21
С неба сыпалась противная серо- синяя холодная крупа, ветер трепал листву, пригибал к земле жёсткую ломкую траву.
Меня тащили к озеру, грубо, не замечая, как мои ослабшие ноги цепляются за кочки и, упавшие ветви.
Строй заключённых гудел от нездорово- радостного возбуждения, каждому хотелось взглянуть на страдания другого, потешить себя мыслью, что не он сейчас на моём месте, показать Нике своё отношение к безответственной мне и заслужить её похвалу.
Я знала, что меня ведут на верную смерть, понимала, что повторю судьбу Машки, о которой на кануне рассказывала Танька, но не боялась, больше не боялась. То ли надоело испытывать одну и ту же эмоцию день за днём, то ли мозг, под воздействием высокой температуры, перестал подавать сигналы к органам и системам моего организма. Меня хватало лишь на вялое шевеление ногами да на проталкивание воздуха в лёгкие, от чего в груди вспыхивало пламя.
Наконец, процессия остановилась на берегу.
Навозницы, облачаясь в резиновые сапоги, плащи и перчатки с утеплителем, окидывали меня, полным превосходства, взглядами. И это они, понурые, молчаливые, больше похожие на привидения измождённые женщины вытирали зад Барыне? Кстати сегодня, они выполняли свои обязанности с особым рвением, даже успели поругаться за право поднести Нике ночную вазу. Это по их лицам елозили изгаженной бумажкой? Это они каждую ночь засыпали, вдыхая ароматы нянюшки? Нет! Сегодня каждая из них чувствовала себя княжной, ведь появился тот, кто хуже них, несчастнее их.
На фоне сизого леса, амгровое болото выделялось уродливым жёлтым пятном. Оно расползалось бесформенной кляксой, словно плевок великана. Болотные воды застыли неподвижно, не шла по поверхности рябь, не плыл, гонимый ветром, опавший лист. Болото, словно живое существо, застыло, ожидая свою жертву.
- Приступить к выполнению работ! – гаркнул Земенков.
Навозницы с воодушевлением вошли в воду. Меня же, грубо подтолкнули в спину прикладом автомата, недвусмысленно намекая на то, что со мной будет за неповиновение.
Кровожадные лица ожидающие моей реакции, Земенков, потирающий лопатообразные, волосатые, словно у гамадрила, руки. Конечно, ведь сегодня ночью он получит в награду за разрешение устроить шоу, тело прелестной Ники.
Несколько тёток заблеяло какую- то фривольную песенку, вероятно для того, чтобы я ощутила насколько им хорошо на берегу, и насколько будет хреново мне сейчас в студёном болоте.
Я обречённо вошла в болото и тут же задохнулась от, ломающего кости, нестерпимого холода. Одежда противно прилипла к телу, ноги, и без того слабые, подогнулись. Мне показалось, что в позвоночник вогнали ледяной штырь, и он, этот штырь распуская холодные щупальца, ощетиниваясь острыми иглами кромсает моё тело изнутри, вгрызаясь в мозг,
Ослепшая и оглохшая от холода, я потерялась во времени и пространстве, не понимая, что мне кричат с берега, что от меня хотят существа в нелепых нарядах, потрясая перед моим лицом корзиной и синими кругляшами.
Удар по щеке привёл меня в чувства. Теперь я отчётливо поняла, что умру, прямо сейчас, от этого невыносимого холода, и моя смерть будет наилучшим исходом. А в худшем случаи, я отморожу ноги и руки, и тоже умру, только мучительно, постепенно сгнивая заживо, чернея и смердя. В моём теле за ведутся черви, и будут жрать протухающее мясо.
А ведь когда- то очень- очень давно, мне почти таким же способом возвращали жизнь. Тоже была вода, лес, и пение женщин. Уродливое, гротескное повторение самого счастливого дня моей жизни.
Чей- то хриплый, слабый голос затянул странную песню на чужом языке. Язык древних вампиров! Песня соединения аур, которую в праве исполнять только жрицы. Кому пришло в голову портить, коверкать это чудо своим гадким, прокуренным или простуженным голоском?
Спустя мгновение, до меня дошло, что это я так ужасно вою, а холодная вода с каждым произнесённым звуком, становится теплее. И вот уже моё тело расслабленно нежится в тепле чистой, свободной от жёлтой ряски, прозрачной воде. Млела от блаженства, никого не замечая вокруг, ничего не слыша, ни изумлённых лиц, ни полных ужаса голосов на берегу, ни паники среди навозниц. Лишь одна мысль крутилась в разморённом сознании, одна единственная фраза, ярко вспыхивавшая в мути блаженного забытья:» Вилмар, ты вновь спас мою жизнь».
Глава 22
Тюремные камеры для уголовников по сравнению с застенками, в которых содержали политических, были пятизвёздочным отелем, а условия жизни- курортными.
Моё нынешнее обиталище напоминало высокую трубу, без окон, в которой заключённый мог лишь только стоять или сидеть на корточках, хотя мне и это было недоступно . Темнота справа, темнота с лева, темнота на потолке и на полу. Скользкие шершавые стены дышали сыростью. Моя мешковатая бесцветная рубаха насквозь пропиталась влагой и едким плесневым духом. Ах! Где же зловонная нянюшка за цветастой шторкой? Где скрипучая железная кровать? Где ежедневные подъёмы на работу и пшённое горячее варево? Вместо всего этого полная свобода, хочешь гадь под ноги, хочешь- в себе держи, хочешь стой, а хочешь садись, уткнувшись лицом в колени, хочешь пей воду с привкусом ржавчины и грызи сухарь, а хочешь- не ешь и не пей.
Состояние моё, в котором я пребывала после допроса балансировало между эйфорией, от прекращения боли, и страхом того, что дверь откроется и вновь в мой чёрный мир ворв ётся следователь. И пусть я уже задыхаюсь от запаха собственной мочи, пусть кишки скручивает от голода, пусть уже целых два дня мои глаза не ощущали света, главное- нет боли, не хлещет кровь из рванных ран. Кстати о ранах, они на удивление, затянулись тонкой корочкой. Откуда эта чудесная регенерация? Да какая разница? Не важно, сейчас больше ничего не важно. Сколько мне осталось жить? Пару дней? Неделю? Месяц? Меня убьют либо пытки, либо голод, либо непригодные для человеческой жизни условия. В любом случаи- здесь не выживают, отсюда не уходят, никто и никогда.
Жёстко зафиксированная на высоком столе под ослепительным светом люминесцентных ламп, я лежала, облепленная множеством присосок. От них тянулись тоненькие разноцветные проводки, присоединённые другим концом к панели со множеством кнопочек.
- Кто ты? – бесстрастно задавал вопрос кругленький розовощёкий следователь с большими торчащими ушами, ни дать ни взять, слонёнок из детского мультика. Он не орал, не сыпал проклятьями, просто выполнял свою работу, выуживал информацию, любыми, доступными способами.
- Синицына Инга Анатольевна, учитель истории, осуждённая за убийство на десять лет, - произносила я, едва шевеля губами.
- Что тебя связывает с вампирами? – задавался следующий вопрос.
- Ничего, - следовал мой ответ.
Ответ слонику не нравился, и он, спокойно нажимал одну из кнопочек на прямоугольной панели. Устало произнося:
- Кишечник.
В животе скручивался тугой узел,
Я кричала от боли, в глазах темнело и сознание начинало ускользать. Но длинноногая докторша в коротеньком, полупрозрачном белом халате, совала мне в нос ватку с нашатырём, и я возвращалась, чтобы после очередного вопроса получить новую порцию боли.
- Откуда у тебя способности вампиров?
- Я не знаю.
- Сердце и сосуды.
В грудной клетке полыхает пожар, мне не хватает воздуха. И хочется уже не быть, не существовать, лишь бы избавиться от этого пламени, пожирающего, беспощадного.
Я умру, я точно умру. В груди прокручивается огненное колесо. Чувствую, как глаза вылезают из орбит, как сдавливает в тисках череп.
- Где находится портал через который они пробрались?
- Я ничего не знаю.
- Кожа, - голос равнодушный, почти усталый и на его фоне мой очередной вопль, безысходный крик раненного, обречённого живого существа, которое осознаёт что оно ещё живо, лишь благодаря боли.
Кожа вздувается и лопается , образуя на теле рванные раны, обнажая мышцы, выпуская кровь.
Тьма вновь накрывает, но и она больше не в силах спасти. Её, такую зыбкую, ненадёжную разгоняют очередной ваткой с нашатырём и ярким светом фонарика. Пытаюсь закрыть глаза, но жёсткие холодные пальцы докторши поднимают веки, и фонарь светит, светит, светит.
- Где состоялась твоя первая встреча с вампиром?
Слова потеряли всякое значение. Я уже не соображала, где нахожусь, о чём меня спрашивают, кто я? Лишь страдания, которым нет ни конца ни края, лишь желание утонуть во мраке ,исчезнуть, забыться, перестать чувствовать.
Клеёнка, которой обита кушетка, пропиталась моими кровью и потом, ремни, сдерживающие лодыжки и запястья врезаются , и я уже не ощущаю ни ног ни рук.
А если рассказать всё? Если открыть им тайну маленького лесного озера. Нет, я никогда не смогу этого сделать, уничтожить парой слов солнечный жизнерадостный город Далер, справедливую Илву, сурового Гуннара, любопытных весёлых девочек из храма воды, а главное- Вилмара.