Степной горизонт не замыкал их своим кругом, пылающим на восходе и на закате, а манил все дальше и дальше. Где-то там, за его чертой, лежала скифская страна Муравия с ее вечным и неистощимым привольем в воде и траве. В поисках приволья скифы легко снимались с места. Взрослые и дети, женщины и старики, они как бы срослись со своими конями и стали походить на кентавров - полулюдей-полуконей греческих мифов.

Но были среди них и те, кто нашел свое пристанище навсегда. Те, кого не сдвинешь с места. Те, чьи дома не соберешь и не увяжешь в тюки. Те, кто, живя иной, отдельной от живых жизнью, все же продолжали числиться в составе своего племени и даже не были сняты с довольствия, ибо им, как божествам, тоже приносились жертвы.

Скифов везде и всюду сопровождали тени их предков. Они как бы продолжали незримо заботиться о живых и, в свою очередь, требовали от них заботы. Их-то дома-гробницы и собирался защищать Иданфирс.

Но предводитель скифов, видимо, не знал, что ни персы, ни кто другой уже не в силах были разрушить и осквернить эти гробницы. Ведь их почти сразу же после похорон, рискуя жизнью и честью, опустошали сами скифы, возможно, даже родичи покойных, хитроумные грабители, которым было точно известно, где что лежит.

Древние искатели золота ограбили не только своих родичей и предков, но и ученых потомков. Во всяком случае, археологам при раскопках скифских курганов достается лишь то, что не успели, не сочли нужным или забыли взять грабители. Неограбленный курган - чудо. Нормальное состояние скифских курганов - ограбленное.

Вот и здесь, на Тагискене, все курганы, раскопанные нашей экспедицией в прошлом году, оказались ограбленными. Да еще как ограбленными! Светлана в своем прошлогоднем кургане с большим трудом отыскала только почти пустую яму. Юрий Рапопорт нашел на дне глубокой ямы всего-навсего костяной ножичек. Правда, географы заметили, что песок в этой яме особенный: такой песок иногда сопутствует нефтеносным слоям. «Рапопорт нашел нефть!» - почтительно оповещали шутники. Рюрик Садоков после мучительных поисков не встретил даже могильной ямы: покойник, от которого не осталось и следа, был похоронен прямо под насыпью, на поверхности почвы. Каким-то чудом Рюрику удалось найти вырытые в песке несколько круглых ямок от столбов, и это было его единственным трофеем. Еще один большой курган, прозванный «Курганом великомучениц», раскопали ножами три сотрудницы экспедиции: в насыпи не было ничего, кроме горелого дерева и камыша. Тем не менее раскопки были признаны интересными - что ни курган, то особый погребальный обряд.

Вот и в этом году все мы, кроме Ани, которая мечтала найти хотя бы признаки кургана, были заранее готовы встретить следы грабителей. И действительно, эти следы не замедлили появиться.

Мы с Королевым, например, только и делали, что вычерчивали на планах и разрезах контуры грабительской ямы или «грабительской дудки», как ее в шутку называют у нас, да подробно, как криминалисты, описывали в дневнике печальную картину ограбления.

Злоумышленники выкопали свой лаз в центре курганной насыпи, но не сразу наткнулись на яму. В поисках ее они пробили довольно аккуратный прямоугольный шурф. Тут они обнаружили угол ямы и начали копать быстро и яростно, выбрасывая вместе с песком обломки человеческих костей и выхватывая все то золотое, серебряное, бронзовое и каменное, что было положено в могилу. Они отделили череп от костяка, чтобы побыстрее снять с шеи золотую гривну. Обломки черепной крышки вместе с куском тазовой кости и позвонком оказались за пределами ямы, и я их подобрал задолго до того, как начал расчищать дно могилы, где когда-то располагалось погребение.

Самые богатые вещи скорее всего лежали рядом с головой, на груди и возле рук, и потому грабители сначала опустошили именно эту часть ямы. Но то, что они здесь нашли, видимо, поразило их своим великолепием, и грабители начали, не боясь обвала, подрываться во все стороны, отчего вырытая ими яма превратилась в катакомбу. Кисти рук они вышвырнули на самый верх, ребра и позвонки разбросали так, что некоторые из них прилипли к противоположным стенкам могилы, ноги покойника они переломали и раскидали. На одной из бедренных костей зеленел отпечаток какого-то большого бронзового предмета, разумеется унесенного грабителями. Вместе с костями ног грабители раздробили своими заступами на несколько частей большой железный нож: должно быть, разозлились, что он заржавел и потерял для них свою ценность.

Примерно такая же картина в других курганах: хорошо видно, как желтый песок заполнения отличается от светлого песка, наметенного ветром в грабительскую воронку.

Никто не впадает в отчаяние: мы заранее знали, что без грабителей не обойдется. Знали мы и то, что как бы ни был ограблен курган, а, глядишь, перепадет что-нибудь и на нашу долю. Ну, хотя бы следы погребального обряда. Или тот же костяной ножичек. Или стрелы, которые Светлана подобрала на самом краю ямы, - верно, грабители обронили, когда вылезали оттуда.

Светлана первая спустилась в яму. Это и немудрено. Курганчик у нее сохранился на высоту в каких-нибудь двадцать сантиметров, да и диаметр у него был всего около десяти метров. Казалось, что она быстро управится. Но сразу начались трудности. Пришлось ножом и кисточкой расчищать какие-то белые пятна. Белые с сиреневым оттенком. Это были следы истлевшего тростника.

Под небольшой насыпью оказалась внушительных размеров яма. Ее западный край был каким-то рваным, неопределенным и доставил Светлане много волнений и огорчений. Проклятые грабители!

Зато именно здесь, еще не успев углубиться в погребальную камеру, Светлана сделала свою первую находку.

- Везет же ей! Пять прекрасных стрел, - говорил Лоховиц. - Можно считать, что ее курган уже оправдал себя. Стрелы дают дату.

Собственно говоря, это не стрелы, а только их наконечники. Тростниковые древки с пестрым оперением давным-давно истлели. Трехперые втульчатые бронзовые наконечники стрел скифского типа, как их называют в научных отчетах.

Наконечники, лишенные древков, напоминают пули. Острые, злые, совершенно стандартные, отлитые в одной и той же литейной форме, такого-то калибра, такой-то дальности боя. Зеленые от купороса и прохладные от земли, из которой они сию минуту извлечены.

Они лежат на моей ладони, как пули, такие же маленькие, словно игрушечные, такие же совершенные благодаря своей жестокой целесообразности, такие же летучие.

Разница лишь в том, что рука ощущает не круглые бока, а три тонких, как бритва, выступа, сливающихся у острия. Не тяжесть, а легкость, почти невесомость: в этом отношении наконечники стрел похожи не на пули, а скорее на отстрелянные гильзы.

Стрела с трехперым наконечником легко впивается в тело. Зато выдернуть ее из раны - дело трудное и болезненное: мешают торчащие выступы. Втулка у наконечника узкая, вынешь древко, а наконечник останется в ране, как остается пуля, застрявшая в кости или в тканях человеческого тела. И если человек выживал, хотя стрелы «скифского типа» обычно были отравлены, то он мог еще долго носить в себе вражескую стрелу. В одном из сакских курганов неподалеку от здешних мест нашли однажды скелет с наконечником стрелы, застрявшим в коленной чашечке и успевшим за долгие годы затянуться костным наростом. Стрела сделала злополучного скифа при жизни хромым, а спустя тысячелетия помогла археологам датировать его могилу.

В час битвы стрелы, как и пули, свистят, возбуждая одни и угнетая другие сердца. Но обычный свист стрелы, должно быть, казался скифам недостаточно пронзительным и зловещим. И наконечники стали делаться со специальным отверстием, превращавшим стрелу в летающий свисток. Можно представить, какая музыка звучала над полем боя.

Бронза и в наши дни дорогой металл. Скифские же ювелиры отливали из нее и серьги, и всевозможные бляшки с изображениями реальных и сказочных зверей и птиц, и большие тонкие зеркала. Все это, надо думать, ценилось высоко, хранилось бережно и, наверное, передавалось из поколения в поколение.