— А дядя Вадим? Что было потом? Как он узнал о ее смерти?

— Егор сказал, твой отец. Вадим выскользнул из рук правосудия через 2 недели после смерти Иры. Пообещал своей жертве, что жениться на ней, если она снимет обвинение. Глупая так и сделала… и пропала. Больше ее никто не видел. Следом исчез и Вадим. Сбежал сначала в Москву, потом за рубеж.

— Мам, но как его выпустили, учитывая, что он был под следствием?

— Не знаю. Вадим умеет найти решение любых проблем: кого купить, кого очаровать, кому солгать… Теперь ты понимаешь, почему мне не спокойно пока он в нашем доме, пока в Питере?

Маша отвела взгляд: она могла поверить рассказу матери о женах дяди, с трудом — в то, что он коварный, себялюбивый тип. Но в то, что он насильник? Нет! Стоило лишь вспомнить его лицо, манеры, обаятельную улыбку. Нет, такому мужчине незачем насиловать женщин, ему скорей пристало от них отбиваться.

— Нам нужно быть на стороже, девочка. Конечно, он папин брат и мы обязаны проявить гостеприимство, обеспечить комфорт, относиться к Вадиму уважительно и корректно. Однако не забывай, пожалуйста, что я рассказала тебе о нем. Будь внимательной и осмотрительной, не говори лишнего, не посвящай его в нюансы семейных дел.

Маша отщипнула укроп из пучка стоящего в баночке с водой, пожевала в раздумьях и спросила:

— Мама, а тетя Ира была нормальной?

— В смысле? — нахмурилась Вера.

— В прямом. Что она давиться удумала? Взяла бы да просто бросила дядю Вадима.

Вероника растерялась: на этот вопрос у нее не было удобного ответа.

— Ты излишне рациональна, — нашла, что сказать.

Маша хотела возразить, а заодно уточнить, в чем криминал рационализма, но дверь открылась, и в кухню зашел Вадим:

— Я бокалы принес, — поставил посуду на стол.

— Хорошо, — схватилась за них, как утопающий за соломинку Вероника, поднялась и пошла мыть.

— У вас нет посудомоечной машины? — слегка удивился мужчина.

— Нет, — лукаво улыбнулась ему Маша. — У мамы пунктик на счет кухни. Все должно быть стерильно и сделано своими руками: от приготовления пищи, до мытья посуды.

Вытащила стебель укропа, и принялась жевать его, не сводя глаз с мужчины: вкусный…

— А в чем изюминка? — насмешливо выгнул бровь Вадим, продолжая с улыбкой поглядывать на девушку.

— В том, что мама, сделав все сама, уверена что ни один микроб из патогенной флоры не проникнет в организм и не разрушит наше здоровье.

В голосе девушки слышалась ирония. Вадим хмыкнул с пониманием. Вера осуждающе покосилась на дочь: что разговаривали, что нет — ничего Маша не поняла и не приняла.

— У каждого свои странности, — заметил философски мужчина. Взял стебель укропа и, принялся жевать, копируя девушку. Маша рассмеялась. Вадим повернулся к Вере. — Есть прекрасная техника, микробов в ней после обработки посуды не остается. Давай завтра поставим — убедишься сама.

— Нет, Вадим. Мне нравиться мыть посуду.

— Успокаивает?

Женщина непонимающе посмотрела на него.

— Я к тому, что рутинные дела порой необходимы. Монотонность помогает успокоиться после суетного дня, привести мысли в порядок, обдумать что-то.

— Да, — кивнула Вера.

— Тебе всегда нравились хлопоты по дому.

— Это плохо?

— Наоборот. Завидую Егору, по-хорошему, конечно. Ему повезло с женой. Сейчас женщины, как правило, стремятся вон из дома. Их больше интересует карьера, чем семья… Егор сказал: ты открыла салон?

— Да. Скорей не для капитала, для души. Небольшой косметический салон…

— Где?

— На Московском проспекте.

Вадим не сдержал кривой усмешки: ма-аленький, видать, салон.

— Хороший доход?

— По всякому.

— И как ты успеваешь совмещать дом и работу, — восхитился мужчина. Но Маше почудилась насмешка в тоне. Она поспешила развеять сомнения дяди, ответив вместо матери:

— К нам приходит домработница.

— А-а. Понятно…. Маша, ты не покажешь мне семейный альбом?

— Хотите посмотреть фотографии?

— Да. Интересно, как вы росли, как жили. Егора-то я два года назад видел, а вас и Веру лет восемь не доводилось.

— Вы встречались с папой два года назад? — спросила поднимаясь. — Он ничего не говорил.

— Не о чем было говорить. Пересеклись случайно в Мюнхене.

— Да, я помню, он летал в Европу по делам фирмы.

Они вышли с кухни, оставив Веронику одну. Женщина обессилено прислонилась к стене у мойки: столько лет ей удавалось держать себя в руках, а сегодня вдруг сорвалась. Правильно говорят — есть предел человеческому терпению. Вот только не вовремя он наступил. Совсем некстати. Как и гость. Ах, если б ее жизнь сложилась, как она мечтала, как представляла в те давние годы. Если б Егор был другим и любил хоть самую малость. Если б Вадим хоть на грамм подурнел, был менее успешен в жизни…

Да, она сделала ставку не на того — кто виноват?

Верка, дура!…

Грекова заглянула в гостиную: на разложенном диване полулежали Маша и Вадим, и посмеиваясь, листали фотоальбомы.

Вере не понравились их позы, улыбки, взгляды, но она промолчала и даже не выдала своего присутствия. Тихо проскользнула в спальню.

Егор лежал, не раздевшись на постели и смотрел в потолок. Любимая поза мужа, любимое занятие — раздражающее женщину изначально. Егор присутствовал в доме, при этом умудряясь отсутствовать.

— Я хочу спать. Устала. Сними, пожалуйста покрывало, — стараясь выглядеть, как обычно спокойной, попросила Вероника. Греков покосился на нее, дождался, когда она снимет блузку, и встал, сбросил покрывало, откинул одеяло. Принялся раздеваться сам:

— Вадиму будет удобно в гостиной?

Молчание.

— Ты поставила новую зубную щетку в ванную?

Тишина.

— Вера, я спросил.

Женщина легла на постель и уставилась на мужа из-под опущенных ресниц.

— Мы должны обеспечить ему комфорт, — лег тот рядом.

— Я ничего ему не должна. А ты для начала должен был поставить меня в известность, что планируешь пригласить его пожить у нас. За столько лет подобное и в голову тебе не приходило, а сегодня вдруг ты решил, что так будет лучше.

— Да. Не ломай голову. Твое дело ухаживать за гостем, делать все, чтоб он остался доволен.

— Что ты задумал? — развернулась к мужу Вероника.

— Неважно. Если все получиться, наши дети не будут нуждаться.

— Они и так не нуждаются.

Егор промолчал: к чему Вере знать, что его бизнес приходит в упадок, фирма медленно, но верно рассыпается под давлением более мощных конкурирующих фирм.

— Егор, твое решение скоропалительно. Ничего кроме неприятностей Вадим нам не принесет.

— В любом случае — он мой брат.

— А у меня была сестра.

— Что вдруг ты решила вспомнить о ней? В пику Вадиму?

— Ты догадлив.

— А ты не дальновидна.

— Да. Потому что о будущем у нас думаешь только ты. Из года в год. Только о нем. И при этом не замечаешь настоящего, а твое светлое будущее так и не наступает. И не наступит. Потому что вся твоя жизнь — стремление к эфемерной цели. Ты и сам стал призраком. Не видишь ничего, не замечаешь. Сухой прагматизм, скрупулезные расчеты по любому поводу.

— Любой человек должен думать о будущем и строить его сам.

— Но не ломать при этом окружающих! Не забывать, что завтра будет лишь завтра, а еще есть и сегодня!… Я устала Егор. Я смертельно устала хранить фальшивую маску благопристойности, видимость счастливой семьи.

— Терпи.

Вера скрипнула зубами: сколько можно, зачем?!

И тут же ответила: за тем, что у нее ничего нет, а жить она привыкла хорошо, не отказывая ни себе, ни детям. Развестись много ума не надо, а что будет потом? На что она станет жить? Салон принадлежит Егору, и если б ни его вложения давно бы зачах. Только на выплату аренды помещения колоссальная сумма уходит. Квартира? Общее имущество. Машины? И что возьмешь со старенькой камрии? Нет, развод не выход. И дети ее не поймут — для них отец дороже матери, хоть и видят его реже. Впрочем, может, поэтому и дорог? Нет, он действительно очень хороший отец, но муж — никакой. Есть и словно — нет. Однако она привыкла к нему, знает все его достоинства и недостатки, и каким бы он не был, а как антураж бесподобен. Вывеска замужней женщины удобна.