— Должно получиться! Должно получиться! Это кино, а я хороший парень! — крутя педали, повторял Дени, несясь навстречу машине.

С каждой секундой выражение лица мальчика становилось все серьезнее и серьезнее. Когда до машины осталась сотня метров, его глаза скруглились от ужаса, и он начал шептать:

— Я псих! Я псих! Я безумец! Я псих!

И перед самым носом машины его нервы сдали, и он резко бросил велосипед влево.

— Да это не кино! — совсем другим голосом закричал он, ломая кусты, росшие на обочине дороги.

Дени лежал на траве и смотрел в темное ночное небо с огромной, круглой, как глаз Бенедикта, луной. Наконец, над ним склонился Слэйтер.

— Я хотел его испугать… я хотел его испугать, — шептал мальчик.

Слэйтер ласково и бережно поднял легкое тело мальчика на руки и понес к дому.

— Самое плохое, — шептал Дени, — это то, что Бенедикт забрал мой волшебный билет.

— Это и в самом деле очень плохо, — успокаивал мальчика Слэйтер.

Огромная, нереальная белая луна, как череп мертвеца, светилась на черном небе.

— Я его хотел оставить в своей коллекции. Сейчас у меня нет волшебного билета! — шептали побелевшие от испуга губы мальчика.

И уже который раз за этот день в мозгу у Дени все перемешалось, он перестал понимать, в каком мире находится. То ли это был реальный мир, к которому он привык: с домом, мамой, школой, огромным полупустым кинотеатром, чудаковатым киномехаником, стариком Ником, его кинопроекционной, заваленной тысячами коробок и банок, с самыми разными фильмами, по несколько раз виденными Дени…

Или это был тот, такой манящий и фантастический мир кино, огромного белого экрана, на котором разворачивались чужие жизни, на котором убивали, убегали от погони, целовались, любили и умирали…

Возможно, что и в самом деле Дени, при помощи волшебного билета, подаренного старому киномеханику Нику известным магом и чародеем Гудини, смог проникнуть за плоскость экрана, и сейчас он жил и действовал в ярких лучах кинопроекционных ламп…

Но каждый новый факт, каждое новое событие были противоречивыми и не складывались, как ни пробовал Дени, в нечто цельное и понятное…

Взрывы и выстрелы, погони и гангстеры, мистер Бенедикт и Тони Вивальди, его головорезы, Джек Слэйтер — были вымыслом.

А вот ссадины и шишки, полученные при падении с велосипеда, были реальными. Рука и плечо болели, колено ссаднило, а оторванный карман куртки убеждал, что падение было реальным, и этот факт перечеркивал все предыдущие…

Пока Слэйтер легко нес ослабевшего Дени к дому своей дочери, мальчик так и не понял, где же он находится: то ли все происходящее — его вымысел, то ли — жестокая реальность.

В то самое время, как Слэйтер подходил к дому Мэридин, красноглазый Бенедикт поднимался по винтовой лестнице виллы Вивальди. Он проходил комнат за комнатой, пока, наконец, в одной из них не остановился. Он снял свои черные очки, положил их на стол и сбросил свой белый смокинг.

Как водится во всех супербоевиках, под его левой рукой висела кобура с огромным пистолетом. Мистер Бенедикт устало провел ладонями по вспотевшему лицу. Он бережно оттянул верхнее веко и двумя пальцами достал из глазницы искусственный глаз.

Гангстер любовно протер его носовым платком и положил в черный бархатный футляр, где уже красовался ряд таких же искусственных глаз, отличавшихся друг от друга только цветом и рисунком на глазном яблоке.

Вздохнув, он достал из кармана портмоне Дени.

Одна за другой упали на журнальный столик несколько любительских фотографий, несколько банкнот, пара визитных карточек. И, наконец, двумя пальцами мистер Бенедикт небрежно бросил на край столика половинку волшебного билета.

И здесь произошло то, что происходит только в кино.

Билет начал ярко светиться. Тонкие голубоватые лучи заструились от него в разные стороны. Мистер Бенедикт поднял билет, взглянул на него, приложил к стене.

Вместе с билетом рука мистера Бенедикта прошла сквозь стену.

Провал в стене засиял фосфорическим светом.

«Не переход ли это в другое измерение?» — подумал мистер Бенедикт, криво усмехаясь и явно задумывая что-то нехорошее.

В до неузнаваемости разрушенном доме Мэридин и патрульные полицейские разбирались с происшедшим.

Скрипели носилки, на которых полицейские выносили трупы телохранителей красноглазого Бенедикта. Кто-то сметал осколки разбитого стекла.

Усталый Слэйтер сидел на сломанном стуле с простреленной спинкой. Его дочь стояла, прижавшись к стене.

Посреди зала стоял и смотрел на всех, ничего не понимая, Скизи.

Дени вытянул из бездонного кармана своей куртки записную книжку и толстый фломастер. Он что-то написал на белой странице, подошел к Слэйтеру, который закурил большую гаванскую сигару, поставил блокнот перед его лицом и попросил:

— Произнеси это слово!

— Прости, но я устал, — пристыдил мальчишку Слэйтер.

— Я тебя прошу — произнеси!

— И что, это будет доказательством того, что все происходящее — кино? — изумился Слэйтер.

— Как ни старайся, ты не сможешь произнести это слово, — верещал Дени, — потому что этот фильм разрешают смотреть детям до тринадцати лет.

— Этот бандит, без глаза… Я запомнил номер его автомобиля. — встрял в разговор Скизи.

— Ты имеешь в виду парня со стеклянным глазом? Бенедикта? — уточнил Слэйтер.

— С красным стеклянным глазом? — обрадованно сказал один из полицейских, — Вот с этим? — Он подбежал к Слэйтеру и разжал ладонь.

На ней лежал красный стеклянный глаз.

— Тут что-то написано, на самом яблоке, — говорил полицейский.

Снова догадка мелькнула в глазах Джека, и он крикнул:

— Не прикасайтесь к нему!

Джек ударил снизу по ладони полицейского, и стеклянный глаз вылетел через открытое окно.

Почти тут же в саду громыхнул взрыв.

Это был не простой глаз, а специально подброшенная Бенедиктом бомба. Взрыв был такой силы, что чуть ли не во всех домах повылетали окна. Огромное зарево полыхнуло в ночном небе.

Наутро в департаменте полиции лейтенант Смит распекал Слэйтера и Цени.

— Трам, тарарам, там, там! — кричал он. — Трам тарарам, там, там! Вы понимаете, что вы натворили? Если губернатор позвонит мне, поинтересуется, чем занимаются мои подчиненные, я должен буду ему доложить, что они разворотили до основания целый квартал!

— Ну и завелся твой лейтенант, — прошептал Дени на ухо Джеку.

А лейтенант все распекал и распекал их, заводился, кричал, жестикулировал. Он почти дошел до такого состояния, что еще немного, и из его ушей повалил бы дым.

— Я не выношу, когда он это делает, — признался Дени.

А лейтенант все кричал.

И вот уже на самом деле из его ушей стали подниматься две тонкие струйки дыма.

— Отдай мне значок! — кричал Смит на Слэйтере.

— Отдай! И больше ты его у меня никогда не получишь! Мое терпение кончилось!

— Нет! — упрямо сказал Джек.

— Ты мне его отдашь! — Смит перегнулся через стол и содрал с груди Джека блестящий полицейский значок.

Слэйтер выругался, плюнул на стол и вышел из кабинета.

Следом за ним, показав лейтенанту язык, выбежал Дени.

Почти все сотрудники департамента полиции провожали Слэйтера сочувственными взглядами.

И Дени, как во время первого своего посещения, с удивлением, рассматривал изнутри бесконечные помещения здания департамента полиции. Он прислушивался к разговорам и крикам, которые звучали со всех сторон.

Один детектив рассказывал другому:

— Рауль, ты не поверишь, а все это было именно так, как я тебе говорю.

— Ну ладно, рассказывай, только не долго, а то обычно от твоих разговоров тараканы дохнут, и я опаздываю в столовую.

— Так вот, слушай, — говорил толстый полицейский, удобно усевшись в вертящееся кресло и забросив большие ноги на стол.