– И это все, на что тебе еще намекнул Пиньон? – спросил Леопард.

– Он советовал проследить за карнавалом в Ницце. Все повернули головы к висевшему у окна календарю…

– Но ведь до него еще четыре месяца, – удивился Леопард.

– Точно, – сказал полковник. – У нас есть еще время подготовиться.

Раздумья Скубайда прервал приход одного из его подчиненных – сержанта Пелисье.

– Доброе утро, Марсель, – сказал капитан. – Что случилось? Ты хочешь рассказать мне, что твои ищейки унюхали еще один пятифранковый пакет травки в заднем кармане заезжего американского студента? У твоих зверей за последние пару месяцев было так мало работы, что сейчас они вряд ли отличат запахи розы и листьев коки.

Сержант выглядел обиженным. На этом краснолицем полицейском, похожем на солидного отца семейства, форма выглядела как-то неестественно. Он работал с четырьмя овчарками, обученными по запаху находить наркотики, что очень помогало при обыске машин, самолетов и поездов.

– Нет, мой капитан, – ответил он. – Вы знаете, что я не стал бы беспокоить вас из-за такой ерунды. Я пришел рассказать вам странную историю. Может быть, ничего из нее и не следует. Хотя, с другой стороны…

– Лучше расскажи обо всем по порядку, – сказал Скубайд. – Садись.

Они закурили. Сержант помолчал, борясь со своими сомнениями, потом решился.

– Вы знаете, капитан, что я каждый вечер перед тем, как идти домой, выгуливаю собак. Маршрут прогулок у нас, в общем, постоянный.

– Я знаю, – прервал его Скубайд, – ну…

– На аллее есть место, где собаки каждый раз реагируют. Бруно и Дина сильно, Марко и Пери не так явно.

– Наркотики? – быстро поднял голову капитан.

– Я не уверен, – румяный сержант покраснел еще больше. – Собаки реагируют как-то необычно. Понимаете, они выглядят беспокойными, им явно не по себе. Я знаю этих псов, как своих детей, и все же не понимаю, что с ними происходит. Похоже, их на этой аллее что-то смущает.

– Что значит смущает? – допытывался Скубайд.

Он не сомневался, что сержант распознал бы реакцию собак на наркотики. А если там что-то другое, почему он так волнуется?

– Знаете, капитан! Это прозвучит нелепо, тем более, что я не склонен приписывать животным человеческие черты. Но все же они выглядят и ведут себя так же, как мы, когда что-то забыли и мучительно пытаемся вспомнить.

– Очень любопытно, – улыбнулся Скубайд. – А где именно это происходит?

– Там, где задняя стена театра Варьете выходит к аллее. Как раз напротив высоких ворот, через которые носят декорации. Но вы же знаете, что театр уже больше года не работает.

Скубайд кивнул. Помещение театра было закрыто и опечатано после того, как его владельцы обанкротились. И тут у него появилась любопытная идея.

– Какая труппа выступала последней перед закрытием театра? – спросил он.

– Цирк Кажу, – ответил сержант. – Они тогда арендовали здание на все лето и полностью прогорели. Кто на них пойдет, когда еженедельно по телевизору показывают лучшие цирковые представления?

Скубайд задумался.

– Значит, тогда они все распродали, включая слонов? – взглянул он на сержанта. – Ведь у них были слоны?

– По-моему, четыре.

– А заводили их через те высокие ворота, что выходят на аллею?

– Конечно, – ответил сержант. – Куда бы еще пролезли такие громадины?

– Вот тебе и решение загадки, – усмехнулся Скубайд. – Все домашние животные начинают беспокоиться, когда чувствуют запах слонов. А этот запах очень стойкий, он сохраняется годами.

Пелисье встал.

– Не сомневаюсь, что вы правы, капитан, – смущенно произнес он. – Извините, что побеспокоил вас.

Но Скубайд не спешил его отпустить. Глядя на толстые досье, которые он изучал перед приходом сержанта, он подумал, что немало преступлений раскрывают не за счет погонь и перестрелок в стиле боевиков, а благодаря вниманию к мельчайшим деталям.

– Знаешь что, Марсель, – сказал он. – Давай посмотрим на месте. Возьмем твоих беспокойных собачек и проверим, прав я или нет. Я договорюсь, чтобы нас пропустили в театр.

Почти весь остаток дня капитан потратил на получение в суде разрешения на вход в театр Варьете, поиск ключей от него и беседу со старым сторожем по фамилии Фаско, который раньше был смотрителем театра. Капитан решил взять с собой этого человека, поскольку он хорошо ориентировался внутри здания.

Экспедиция отправилась в путь только в девять часов, когда уже стемнело. Театр был недалеко от полицейского участка.

– Как жаль, что его закрыли! – сказал Фаско. – Мне нравилось здесь работать гораздо больше, чем на нынешнем месте.

Служащий суда уже ждал их. Он церемонным жестом отодвинул засов, впустил полицейских с собаками и бывшего сторожа, а сам остался ждать на улице. Закон требовал, чтобы он же и опечатал дверь.

Полутемный коридор был полон мусора. На стенах еще висели афиши цирка. На одной из них Скубайд увидел снимок шести слонов. Фаско выбрал из большой связки ключ от стеклянной двери, за которой оказалось фойе. Оно производило еще более мрачное впечатление, чем покрытый паутиной коридор. Здесь царил глубокий мрак, если не считать тусклой полоски света, пробивающейся через открытую дверь.

– Попробуйте включить свет, – сказал Скубайд.

– Это невозможно, – ответил Фаско, – когда театр закрыли, электрики отключили все провода.

У Скубайда и сержанта были с собой мощные карманные фонари, их лучи осветили фойе и задрапированную дверь, ведущую в зрительный зал. Сильный запах плесени, ощущавшийся в здании, не заинтересовал собак. Повизгивая, они улеглись у ног Пелисье.

– Куда мы идем? Что вы тут ищете? – ворчал смотритель.

– Нам нужно пройти на сцену, – ответил Скубайд.

– Тьфу! – рассердился Фаско. – Тогда нам нужно было сразу зайти через служебный ход.

– Нет, – возразил Скубайд. – Я хочу пройти туда через оркестровую яму.

– Тогда пойдемте сюда.

Смотритель прошел к самой дальней двери, через нее – в зрительный зал. Темнота здесь была еще гуще, а запах еще отвратительнее. Свет фонариков осветил ряды кресел, даже не прикрытых материей. Покрытый толстым слоем пыли вельвет частично уже съела моль. В партере, ложах и на трех балконах этого зала могли разместиться три тысячи зрителей. Размеры театра стали одной из главных причин, почему он вылетел в трубу. Они все еще были слишком далеко от сцены, чтобы на ней можно было что-то разглядеть.

Вдруг одна из собак резко натянула поводок. В это время полицейские шли по боковому проходу к маленькой лесенке, ведущей на сцену. И тут все трое почувствовали, что там, в темноте сцены, есть нечто еще более темное. Скубайд предостерегающе поднял руку и остановился. Собаки уже рвались вперед.

– Что это? – с дрожью в голосе спросил Фаско. – Когда мы закрывали театр, сцена была пустой. Я уходил отсюда последним.

Капитан быстро пошел вперед. Вся дальняя часть сцены оказалась занятой чем-то огромным и непонятным.

– О боже! – выдохнул сержант Пелисье. – Только бы не слоны!

Но он мгновенно понял нелепость своих слов, когда представил себе четырех слонов, оставленных на сцене и умерших от истощения, но оставшихся на ногах, как мамонты в музее.

– Нет! – ответил Скубайд. – Это не слоны.

– Но ради всего святого – что же там?

– Следуй за мной!

Они приблизились к лесенке, ведущей на сцену. Отсюда фонарики осветили часть непонятного объекта. К их ужасу, это оказалось тело женщины. Казалось, она парит между сценой и куполом в каком-то подобии гроба. Огромное тело, длиной двадцать пять и высотой десять футов, было сделано из папье-маше.

В это время собаки как-то странно пронзительно заскулили.

– Наркотики? – быстро спросил Скубайд.

– О, Боже, да! – ответил Пелисье. – Но…

Капитан уже был на сцене, освещая непонятный предмет с разных сторон. Это оказался шестиколесный прицеп с укрепленным на нем телом куклы. На шасси были уложены высокие цветы и цветочные лепестки…

– Придержи собак, – сказал капитан. – Не двигайтесь и ничего не трогайте. Так вот куда заехала платформа номер девятнадцать!