Оба они замерли, не говоря ни слова. От этой точки мысли их пошли разными путями. Через несколько секунд Санциско улыбнулся. Тьерн тоже. Каждый из них думал о своем. У Сельдеринга были свои резоны. Сделав то, что оказалось не под силу Игнациусу — достав талисман, он станет главой Совета и тогда он станет действовать иначе, так, как велит ему его разум, не опирающийся на замшелые традиции.

За своей улыбкой Санциско скрывал уверенность в исходе этой беспроигрышной для него игры. Если его соперник достанет «Паучью лапку», то он сумеет обернуть это как победу мудрости Совета, а если Тьерну не удастся сделать того, чего он так добивался, причем теми способамами, которые он же сам и избрал, то место покойника в Совете займет кто-нибудь другой, поумнее и поспокойнее и жизнь после этого наверняка станет лучше.

Перед гостями, все еще живо обсуждавшими последний трюк мага, уже выступали сирийские танцовщицы. Танец отвлек внимание приглашенных от маленькой группы гостей, обступивших хозяина виллы и оживленно что-то обсуждавших.

Хозяин озабоченно сдвинул брови.

— Это действительно будет трудно, почти невозможно. Путь силы — путь достойный, но крайне сложный и опасный. Возможно, на этом пути придется столкнуться с самим Белояном!

Санциско посмотрел на членов Совета. В глазах кое-кого из них засветилось понимание.

— Победить такого противника — это великая честь, — задумчиво сказал Арквед. Он не стал расшифровывать, что это означает.

— Это же верная смерть! — воскликнул простодушный Калис. Он знал Белояна и, представляя себе силу Тьерна, точно знал, чем кончится это противостояние.

— Это риск. Большой риск, но не неизбежность, — не согласился с ним Санциско. — Я уверен, что Тьерн найдет способ не встречаться с Белояном. С его стороны это будет самое разумное…

Янгевит, тоже не понявший расчета главы Совета возмутился:

— Как это возможно? Тьерну предстоит влезть в медвежью берлогу и умудриться не встретиться с хозяином.

Санциско невозмутимо кивнул.

— Да. Именно так. И это возможно, если он не воспользуется магией! Путь силы, который выбрал Тьерн не пересекается с путем магии.

Внутренне усмехаясь, он посмотрел в глаза Тьерну, окончательно загоняя того в угол.

— Если ты будешь опираться на силу, то знания мага тебе не понадобятся. По существу перед тобой выбор: если ты использует силу мага, то твоим противником будет Белоян, если ты не применишь ее — то противником окажется Пинский князь. В этом случае ты наверняка останешься в живых.

Тьерн спокойно слушал его и тут, впервые, в сознание Санциско закралось сомнение в исходе дела. Что-то было за душой у Тьерна, что позволяло ему спокойно, с едва скрытой усмешкой стоять и ждать когда он закончит фразу. Когда глава Совета умолк Тьерн немного помолчал. Потом медленно залез в карман, вынул оттуда золотой и подбросил его в воздух. Никто не понял, что это значило, но многозначительность поступков сковала рты магов молчанием. Монета улетела вверх, под потолок и вернулась обратно. Посмотрев, что выпало Тьерн серьезно спросил:

— А если я обоих привезу? Примете?

Этот вопрос словно скользкая рыба из рук выскользнул из сознания Санциско.

— Кого?

Тьерн молчал, любуясь замешательством главы Совета.

— У Ирины только один сын. Или ты хочешь привезти еще и княжну? — переспросил тот.

— Я говорю о «Паучьей лапке» и сыне Ирины.

Санциско дрогнул лицом и ничего не сказал. Тьерн и не ждал ответа. Это был вызов. Он бросил перчатку и Санциско поднял ее. Напряжение между магами росло и, казалось, через мгновение по залу запрыгают молнии, посыплются искры. Сельдеринг, чувствуя всеобщее замешательство, произнес:

— Хозяин забыл о своих гостях. Я думаю, что мы сделали то, за чем сегодня собирались. Прощайте. Я скоро вернусь.

Он любезно поклонился и спустился по лестнице, оставляя за спиной праздничный шум веселья. Мраморная лестница вывела его за ворота, и он остановился перед домом.

Вилла Санциско не была ни большой, ни богатой. Глава Совета не любил блеска и жил скромно. Тьерн усмехнулся. Когда он станет Главой Совета, у него все будет иначе. Императрица щедро награждала тех, кто служил ей. А он будет не из последних.

Избор толкнул дверь ногой и встал на пороге.

Изнутри ударило легким хлебным духом, шумом, песнями. Тут все было как обычно — корчма веселилась. Воздух гудел голосами, хотя умных разговоров тут сроду не велось, а все больше дрались, пели песни и выпивали полной мерой, оттого и бывали в ней не мудрецы да пророки (хотя и эти временами попадались), а простые княжьи люди — воины, поселяне, купцы.

Низкий зал заполняли столы, лавки, люди и бочки с пивом. Народу было — не протолкаться, но Избор уже увидел, то что хотел. За столом, что приткнулся почти к очагу, сидел Исин и двое приятелей. Огонь бросал на них яркие сполохи, и потные лица от того казались откованными из старой меди. Люди хохотали, гремели кружками и изредка взревывали, требуя к себе внимания хозяйки и закуски. Их стол занимали широкогорлые кувшины и миски. Почти загороженный ими, положив голову на столешницу, пристроился еще один собутыльник. Этому уже было не до веселья. Лысая голова лежала неподвижно посреди пустых кувшинов и отсвечивала той же медью, что и лица дружинников. Избор оценил жирные складки на затылке, ширину плеч и понял, что вместе с княжескими дружинниками отдыхает какой-то купчик или селянин. Наверняка и пьют за его счет, подумал Избор. Хозяйка корчмы, Моряна, любила дружинников, но в долг у нее не напьешься. Дело свое хозяйка знала.

— Что празднуем? — спросил Избор, усаживаясь рядом. — Или наоборот, горе топим?

Он подхватил с блюда крепкий соленый огурец и с хрустом разгрыз его. Десятники почтительно подвинулись, освобождая место для воеводы.

После того как они привезли Брячеславу жену, Гаврила Масленников, едва встав на ноги, горя непонятным нетерпением, уехал в Киев, к Белояну, а они остались. Исин наслаждался своим сотничеством, а Избора Брячеслав сделал воеводой, разглядев в нем кроме умения драться, что само по себе в этих местах ценилось, еще везучесть и светлый ум.

За тот год, что они с Исином оттрубили в Пинске, про них чего только не говорили, но они предпочитали отмалчиваться. Даже Исин и тот только загадочно улыбался, когда его расспрашивали о прошлом, да намекал, что у хазарского кагана к нему личный счет и что если б не преданность Ирине, то он бы… Ему и верили и не верили, только ведь сотничество просто так не дают.

— А это кто?

Избор кивнул на лысину напротив себя. Исин повернулся всем телом, улыбнулся.

— Это? Зайда какой-то прицепился.

Он подмигнул приятелям, и те довольно заржали.

— Учил нас пиво пить.

Избор взял в руки кувшин. Прохладные струйки защекотали ладонь, когда плотная белая шапка пены осела над горлом и сползла по стенке кувшина.

— Научил?

— Не успел.

Исин хлебнул из своего кувшина. Длинным глотком он опрокинул его в себя и вытер рот.

— Пиво у Моряны доброе. Корешки она туда, какие кидает или слова говорит?

Он погладил кувшин и сунул его под стол. Избор кивнул.

— Ага, корешки…. Помет куриный она туда бросает. Сам видел. Новости давай.

Хазарин поморщился и взглядом отправил своих товарищей прочь от стола.

— Обоз из Ольховки пришел, — понизив голос, сообщил Исин.

— Новости есть? — спросил Избор.

— Новости всегда есть, — откликнулся сотник. — Тебе какие сперва, добрые или не очень?

— Давай хорошие.

— Знаешь, как пиво пить надо?

Избор ничего не ответил. Он крошил в руках хлеб и ждал, когда хазарин, наконец, расскажет все, что знает.

— Пиво пьют в три глотка. Первым глотком выпиваешь половину кувшина, вторым — половину оставшейся половины, а третьим — все остальное.

— Это что, самая главная новость?

— Самая приятная, — став серьезным ответил Исин. Он вторым глотком допил кружку, наклонился ниже и знаком позвал Избора к себе.