- Было это в тринадцатом опыте, - продолжал лаборант, - и сразу же начались галлюцинации, я бы сказал, сны наяву. То я видел себя мальчишкой, купающимся в реке с ватагой сверстников-сорванцов, мог бы назвать каждого по кличке или по имени, хотя, признаться, давно всех забыл. Видел себя танкистом в бою на Волоколамском шоссе. Но это был не я - мой отец. Видел Москву при Дмитрии Донском, строил Кремль из белого камня.
- Я повторил проделку с нитроцезином в двух последующих опытах. Галлюцинации повторились. И это меня испугало. Лиза обеспокоилась, не зная, что со мной происходило. Но когда я попробовал вдыхать нитроцезин дома над горелкой газовой плиты, галлюцинации не возникали. При очередном опыте в нашем вытяжном шкафу они пришли вновь. В чем дело? Провел опыт в соседней лаборатории - галлюцинаций не было...
Гордеев был крайне заинтересован рассказом и нетерпеливо кивал головой, когда лаборант останавливался.
- Возвратился к нашему шкафу, - продолжал Юреньев, - галлюцинации пришли вновь.
- Да, - кивнул головой Гордеев.
- И тогда я пришел к выводу, что нитроцезин в опытах - не главное.
- Совершенно правильно, - подтвердил ученый.
Минуту он лежал с закрытыми глазами. Потом спросил:
- Что же, по-вашему, главное?
- Компоненты, которые сопутствуют нитроцезину.
- Уточните.
- Калий, хлор, - начал перечислять Юреньев. - Цезий...
Гордеев кивал на каждом слове и, когда Юреньев остановился, сказал:
- В определенных пропорциях.
- Вопрос в том, - начал Юреньев...
- Именно, - подхватил Гордеев, - в каких пропорциях. И еще в том, что нитроцезин - лишь катализатор.
На какое-то время они замолчали. Затем Гордеев взял папку, лежавшую на кровати рядом с подушкой, и сказал:
- Вот здесь кое-что уже намечено. Работы ох как много. Но она теоретически обоснована. Здесь расчеты, формулы. Возьмите посмотреть. Это вам будет интересно. По некоторым признакам я догадался о том, что случившееся со мной произошло и с вами.
Юреньев взял папку, сказал:
- Спасибо.
В дверь уже несколько раз заглядывал врач, но Гордеев жестом показывал, что посетитель скоро уйдет.
Они все говорили и говорили.
В ночь ему стало хуже. Врачи суетились, давали лекарства, ставили капельницу. Но Гордеев не открывал глаз. Он был в пещере, ходил по ней, садился к костру, ел мясо, зажаренное на углях. Рядом с ним сидели и ели мясо люди, которых он называл по именам, - Аху, Клак. После еды он пошел в угол пещеры (там, в темноте, угадывалась поникшая фигура сына) и лег на шкуру медведя - ики. Почувствовал, как у него звенит и кружится в голове. На миг перед ним прояснилось, он повернул голову, увидел вход в пещеру, клочок неба. Ему захотелось туда, в долину, на зеленый ковер, где пасутся могучие клыкастые хула. Захотелось увидеть солнце. И он увидел его... Еще раз, как в тумане, проплыли перед глазами люди, сидящие у костра... И только потом, не сразу, пришел мрак.