— Пока все ясно, помощь не требуется.

Странный человек! Зато мне не ясно, почему получает двойки, если все ему ясно?

Через полмесяца не выдержал:

— Послушай, Черновидский. На следующем собрании мне предложат отчитаться о работе с тобой. И что я скажу, если мы ни разу не занимались? Долго я должен ходить и уговаривать?..

— Знаешь, все как-то некогда, — сидя на постели, Черновидский снимал брюки, готовясь к дневному отдыху. — Давай со следующей недели?..

— Ты это уже предлагал, но прошло две недели впустую. Давай сегодня вечером в ленкомнате позанимаемся?

— Не-ет, — с сожалением тянет Черновидский, — сегодня не могу. Занят, другие, более важные дела есть.

— Так когда?

Он размышляет и вдруг загорается.

— А давай сейчас?!

— Как? Сейчас же сончас?

— Ну и что? — забирается под одеяло Черновидский. — Пока я не уснул, ты читай. А как усну — иди к себе.

Я ошеломленно гляжу на него, потом взрываюсь.

— А пошел бы ты знаешь куда!..

Больше я не подходил к нему. Но о работе с ним меня действительно спросили и очень странным непонятным образом.

Комроты Умаркин в конце одного из собраний в ленкомнате, с горечью сказал:

— Разве может быть у нас отличная дисциплина и учеба, если сами отличники не выполняют своих обязанностей. Курсанту Ушакову поручалось помочь курсанту Черновидскому. И что вы думаете, он помог?..

Я сжался, услышав свою фамилию в зловещем тоне.

— Ни разу не подошел к Черновидскому, в результате тот продолжает получать двойки.

В ленкомнате возмущенно загудели, осуждающе закачали головами, заоглядывались, отыскивая меня.

Я покраснел, бросило в жар, не знал, куда деваться. Вот она, награда за бесчисленные попытки выполнить поручение. Предчувствовал. И откуда только сведения такие у комроты?.. От Черновидского? Или от других. Мог бы спросить… Еле дождался конца собрания, когда разрешили задавать вопросы. Бледный, заикаясь и глотая слова от нестерпимой обиды, рассказал о последней попытке занятий. И когда сел на место, зал снова осуждающе загудел теперь по адресу Черновидского. Вот и имей дела с Черновидским и подобными…

29 октября отмечали день Всесоюзного ленинского коммунистического союза молодежи.

В офицерском клубе — торжественное собрание. Приятно ошеломляющим оказался приказ. Многим объявили благодарности впервые от самого начальника училища. Елиферия Зотеевича Шмелева и еще человек пять — «наградить фотографиями, снятыми при развернутом знамени училища».

А что же меня? — неприятно сжалось сердце. Или за Черновидского наказали?

…— поощрить краткосрочным отпуском сроком на десять суток с выездом на родину курсанта Ушакова! — прозвучало в зале.

Я, оглушенный свалившимся счастьем, сидел ни жив ни мертв, не веря ушам. Потом, порозовев, заулыбался.

Какое все же чуткое начальство, словно знало, о чем мечтаю. 10 суток! Как раз все ноябрьские праздники буду дома! Это же награда из наград! Увижу одноклассников! Схожу на диско, на вечера в драмтеатр! Увижу Лильку и, может, поговорю! Наемся вдоволь домашней стряпни, овощей!.. Да! Счастливей меня нет, а всего три минуты назад был несчастным!..

Конечно, быть снятым при развернутом знамени училища и выслать домой фото тоже почетно и приятно. Но не сравнимо с отпуском. Лучшего поощрения для солдат и курсантов, чем отпуск, нет, не было и не будет! С первого же дня жизни в армии каждый мечтает, как бы скорей попасть домой. Увидеть милую родину, отдохнуть от распорядка, команд, себя показать…

Остальные дни до отъезда прошли в хлопотах оформления проездных документов и сладостном ожидании отпуска. Правда, удивил Иршин. Как-то, идя со мной в строевой отдел, разразился тирадой:

— Послушай, ты едешь в отпуск, у тебя праздник, а я за что с тобой маюсь?..

Я взглянул на него растерянно.

— Хожу вверх-вниз по этажам, кабинетам, да начальникам за какие пироги и пышки?..

Что это? О чем?.. И тут, поняв, опешил и даже покраснел от стыда за него.

— Нет, в самом деле? — канючил Иршин.

Меня охватила злость, так и подмывало ответить: «Ходите по приказанию комроты, выполняете свои обязанности, а не по моей просьбе…» Но такое сказать?.. Сгноит в нарядах в нужнике. Итак врагов дополна. Да и попаду ли домой?.. И я молчал, не зная, что и буркнуть. И лишь после моего туманного выражения: «Думаю, что моя поездка будет всем на пользу» старшина умолк.

Я слышал о подобном от отца, да от бабушки, которая в 42 году ездила к дяде Володе. Ну тогда был голод, люди стремились выжить. Но сейчас-то нет голода, а привычка что-то урвать от подчиненного у некоторых осталась…

Наконец… глухой ночью я был дома. Переполошил маму и сестру, которые, ясно, не ждали меня.

Не писал же о своем приезде. Радостных ахов и охов, вопросов и разговоров хватило до самого утра. Мама и Галя больше спрашивали, поддакивали, да качали головами. Уснули счастливые, что снова вместе.

…Отпуск! Отпуск! — сплошной праздник пролетел, как самолет в голубом небе. К Лильке сходить так и не насмелился. Точнее пошел, дошел до ее переулка, но дотянуть до дома не смог. Горючки — духу не хватило.

Стоял и глядел на ворота, в которых лет десять назад увидел ее. Милая девочка-второклассница в черной цигейковой шубке, перепоясанная ремешком, такой же шапке с продолговатыми ушами, завязанными под подбородком, в красных фетровых валеночках запомнилась навсегда. Ну что я сейчас зайду? Чем удивлю?.. Солдатской шинелью с курсантскими погонами? Или рассказами о полетах?.. Так я не пилот, самолетом не управляю. Нет, рано еще идти к ней. Вот через год можно. Офицерские погоны что-нибудь да значат. Должна же хоть немного заинтересоваться, что очень и очень сомнительно… Наверняка, уже сейчас у ней есть парень. И внешне лучше меня. Лилька не такой человек, чтобы быть одна. Хорошо ей — всегда есть выбор. Только выбери правильно. Меня, знаю, не выберет, а должна бы из-за моей длительной возвышенной любви. Я ей не нужен. Типичный «ГСЖ» — мелкий телеграфист. Но я стреляться не буду. Докажу, что только я был достоин ее любви. Пусть на это уйдут годы, вся жизнь, но докажу. Она еще пожалеет, что отвергла…

А может, Лилька не достойна любви? Но, к сожалению, любовь сильнее и живет во мне помимо моей воли. Подчинила и командует, а я выполняю ее желания. Если бы видеть Лильку вблизи в домашних что ли условиях, то, может, у ней бы обнаружилась куча недостатков, из-за которых бы разлюбил. Но это невозможно. Лилька сверкает звездой, заставляя собой любоваться. Конечно, она тоже, как всякий человек, имеет свои недостатки. Но я их издалека не вижу. И, наверняка, она совсем не такая, какой ее себе представляю, какой люблю тот идеальный образ, который сложился в моей голове. Я даже не знаю, добрая она или злая, щедрая или скупая, хвастливая или скромная, честная или лживая, принципиальная или приспособленка, верная как друг и жена или обманщица? Какие имеет взгляды, к чему стремится, что в жизни любит, чем увлекается?..

Скоро закончит алюминиевый техникум. Вот еще парадокс! Никогда не думал, что пойдет учиться туда. Только в столичном вузе блистать, во ВГИКе или консерватории. И на тебе — лучшая ученица, из года в год круглая отличница — осталась дома, словно серая троечница…

По прибытии в училище меня ожидал маленький сюрприз — многостраничное письмо из Среднегорска. Я даже удивился — впервые такое большое. Что ж! Тем интересней!

Люба, возможно, по моему примеру описывала институтскую жизнь второго курса, на котором училась. Подготовку к празднику Октябрьской революции, сетовала, что редко пишу.