Шервуд Смит, Дэйв Троубридж
Властитель Вселенной
С благодарностью Дебре Дойль, Джиму Макдональду и Эндрю Сигелу за те одобрительные звуки, с какими они читали гранки этой книги; Дейву, Рею и всем остальным из GEnie Spaceport RT за их неоценимую помощь в проектировании Орбитальных Поселений
ПРОЛОГ
Гностор гипостатики скажет вам, что пространство-время изотропно, что в нем нет ни центра, ни края: все точки в равной степени расположены и в центре, и на периферии.
Возможно.
Но каждый хаджи знает, что это не так. Те, кто вернулся из этого паломничества, знают, что есть одно место, отличное от всех остальных, центр разумной вселенной.
Имя ему Дезриен.
При взгляде с орбиты Дезриен поначалу не отличается от любой другой освоенной человечеством планеты: бело-голубой шар в мраморных разводах облаков — вид, пробуждающий воспоминания о Бегстве с Утерянной Земли. Однако вокруг него нет Верхних поселений. Если не считать Узла, здесь необитаемого, единственные звезды в небе Дезриена — это те, что расставлены непостижимой воображением рукой Телоса. Планета открыта космосу; ее не защищают ни силовые поля, ни суда, столь привычные межзвездным путешественникам,
Но они ей и не нужны. Непрошеные гости не приземляются здесь, а если приземляются, то не взлетают обратно. На эту планету нет карт, по ней не проложены маршруты — на нее одну не распространяется установленный еще Джаспаром I режим Свободного Доступа. Ибо только здесь вечное соприкасается с бренным, искажая показания научных приборов, лишая энергии наши машины, — эту Вечность невозможно познать иначе, как нашими чувствами и интуицией.
Дезриен — сердце огромной машины, приводимой в движение неосязаемыми энергиями миллиардов разумов Тысячи Солнц, которые сфокусировались здесь, преломившись сквозь мистические линзы Мандалы. Здесь, туго связанная нитями снов и мечтаний, оболочка бытия становится бесконечно тонкой. Невесомое дуновение неосторожной мысли может прорвать ее, и через образовавшееся отверстие в мир вылетают мифы — прекрасные или чудовищные. Так пилигрим может, находясь в сознании, войти в Мистический Сон человечества и блуждать меж разбуженных средь бела дня архетипов.
Каждый гость Дезриена, готовый покориться его мистериям, встречается здесь с воплотившимися наяву мифами, с которыми жил всю жизнь, но, возможно, и с теми, которых он не знал раньше.
Хаджи пользуются почетом и уважением, но мало кто из них рассказывает о том, что видел на Дезриене. Видно только, что жизнь их совершенно изменилась с тех пор.
В месте, где правит Всевластие, нет ни прошлого, ни будущего; есть только действие.
Не было ничего — ни времени, ни чувств, ни бесчувствия. Ни движения, ни неподвижности, ни сходства, ни различий, ни вечности, ни пределов.
Она ощутила удар — нематериальный, не осязаемый кожей. Ничего не изменилось и не переместилось в пространстве, наполненном ароматом благовоний, к которому примешивался легкий запах свежих плодов. За неподвижным пламенем свечи угадывалось мерцание золота, из которого складывались черты широкого лица, застывшего в страшной своим всезнанием улыбке.
Бодисатва Элоатри подняла взгляд на Будду. Слабый запах зеленого чая из расположенной за комнатой дхармы кухоньки коснулся ее ноздрей. Она не отгоняла его от себя — просто не думала о нем.
Не слышалось ни звука. Высоко над головой, под самыми сводами, узкие окна посветлели — близился рассвет. Из темноты начали проступать росписи, обрамлявшие позолоченное изваяние Пробужденного. Вихара еще спала; бодисатва медитировала одна, единственная из монахов и монахинь.
Вернее, только что медитировала. В комнате никого не было; никто не мог помешать ее погружению в дхианас. Элоатри закрыла глаза.
Не было ничего — ни времени, ни чувств, ни бесчувствия. Ни движения, ни неподвижности, ни сходства, ни различий, ни вечности, ни пределов.
Она ощутила удар — нематериальный, не осязаемый кожей, — и ровное пламя свечи высветило девятиглавую, фигуру Ваджрабаирава, устрашающего воплощения бодисатвы Манджушри, который есть сила духа Будды. Сплетясь в любовном соитии с возлюбленной, попирая ногой равно людей и зверей, он держал тридцатью четырьмя руками пылающий меч познания, а взгляд восемнадцати его очей пронзал ее насквозь. С жуткой улыбкой глянул он на нее, меч в руках его обернулся серебряным шаром, который он швырнул ей в голову. Элоатри вскрикнула и открыла глаза — она снова была одна в комнате дхармы.
Эхо ее крика стихло, сменившись приближающимся шлепаньем босых ног. Она не обращала внимания на вошедшего, размеренно дыша до тех пор, пока сердцебиение не унялось немного, и глядя в глаза Будды. Смысл видения придет в свое время. Поднявшись на ноги с легкостью, неожиданной для ее восьмидесяти лет, она хлопнула в ладоши и низко поклонилась Будде. Пора.
Она повернулась к монаху Нукуафоа. Он молча поклонился ей, и глаза его изумленно расширились, когда она сняла с талии синий шнурок и протянула ему.
— Рука Телоса коснулась меня, — произнесла она, — и мой третий хадж ждет меня. Ты избран.
Он снова поклонился. Она ощущала на себе его взгляд, проходя мимо него в свою келью, где она взяла свои жезл и рясу, жертвенную чашу и сандалии. Потом она покинула вихару, служившую ей пристанищем на протяжении двадцати одного года, и отправилась в третье за свою жизнь паломничество — верная слуга и жертва той Неопределенности, которую человечество называет Телосом, на планете, имя которой Дезриен.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1
Марим наблюдала за поединком, лениво привалившись к переборке.
Двое мужчин настороженно кружили друг вокруг друга, шлепая босыми ногами по упругому мату. Жаим пригнулся, сделал стремительный выпад и скользнул рукой по плечу Аркада. Брендон лит-Аркад отпрянул назад, с трудом удержавшись на ногах, — Марим видела это по тому, как вздулись его мускулы.
Марим одобрительно улыбнулась и потерлась бедром об изгиб дайпластовой обшивки.
— Опорная нога, — сказал Жаим. — Слабо упираешься.
Аркад кивнул, поднял руку отбросить со лба вспотевшую прядь — и тут Жаим провел прием.
На этот раз движение было таким стремительным, что Марим даже не успела проследить его. Брендон упал, перекатился на ноги и повернулся — слишком поздно. Жаим налетел на него сзади и нанес еще один удар — несильный, но вполне достаточный для того, чтобы сбить с ног.
— Плохой переворот, — сказал Жаим. — Слишком медленно.
Марим продолжала смотреть на то, как они возобновили кружение. Жилистое тело Жаима двигалось с отточенностью, подвластной только мастеру Уланшу четвертого уровня. На его фоне Аркад смотрелся нетренированным, но никак не неуклюжим. Марим снова ухмыльнулась, глядя на его небрежную, несмотря на настороженный взгляд, улыбку. Жаим, похоже, не задумывался над тем, как смотрится со стороны: рот открыт, дыхание участилось.
«Аркад, наверно, тоже не думает о выражении лица», — подумала Марим. Жаим, поди, половину жизни потратил на освоение четырех уровней; Брендона с рождения учили хорониться за милой, ничего не выражающей маской дулу.