Свой лагерь мы разбили на живописно выдающемся в озеро мыске. Здесь было достаточно места для палаток. Да и иные бесспорные преимущества на случай спуска на воду лодок были налицо. Со всех же других сторон вплотную к озеру подступал лес. В кустах крякали утки, а над искрящимися в лучах заходящего солнца и спокойно покачивающимся на воде былинками порхали маленькие стрекозы. Журавлев и Синицын возились у самой кромки воды, пристраивая там эхолоты. Когда они закидывали в озеро микрофоны, со стороны казалось, будто они собираются удить рыбу.

Ужинали мы из своих армейских запасов, не считая домашнего хлеба, заботливо испеченного Кащеем накануне вечером. Разговор сразу же зашел о предстоящих исследованиях. Как всегда, майор Галкин поначалу решил выяснить, какие впечатления произвело на нас это место, и какие соображения возникли у нас уже здесь по вопросу возможного существования в лесном озере неизвестного науке животного. Делал он это неспроста. В таких разговорах уже сразу идет определенный анализ накопившейся информации. Многие спорные вопросы отсеиваются за ненадобностью на основании каких-то новых фактов. Мне нравились такие вот беседы. Люди, которых я знал уже несколько месяцев, буквально на глазах преображались, открывая иной раз совершенно неожиданные стороны своего характера. Было весело наблюдать, как мои товарищи по службе, особенно те, что помоложе, стараются щегольнуть своими знаниями того или иного предмета. Из этого зачастую получались довольно интересные полемики.

— Я склонен считать, что в таком относительно небольшом водоеме недостаточно места для обитания крупного водного животного. Тем более нескольких, — рассуждал лейтенант Синицын. — А ведь прекрасно известно, что выжить с доисторических времен могла лишь популяция существ.

— Совершенно верно, — поддержал его капитан Стриж. — В одном или двух экземплярах какое-либо существо не смогло бы выжить.

— Согласен, — коротко сказал Галкин. — Но объяснения можно найти всему. Я тоже полагаю, что в этом озере никакого пережившего ледниковый период динозавра и в помине нет. Однако это не обязательно должен быть динозавр. Это может быть и любое другое животное, и даже крупная рыба. Последнее, кстати, кажется мне наиболее вероятным. Опять же потому, как уже сказал Синицын, что размеры озера невелики. И все же, давайте рассмотрим другие возможные варианты! — Он поднял вверх указательный палец. — Что, если этот водоем с двойным дном?

— Как это? — задал разумный вопрос внимательно прислушивающийся к разговору Кащей.

— Кащей, — тут же обратился к нему Галкин, — здесь, в округе, это одно озеро? Или имеются еще и другие?

— Километрах в тридцати есть еще одно поменьше. А потом дальше к востоку аж целых три. Те будут много крупнее этого.

— Соответственно, можно допустить, что все эти водоемы соединены друг с другом подземными каналами. Ведь примеров тому сотни. Карстовые породы легко вымываются, и системы подводных пещер местами тянутся на десятки километров. Предположим, что какое-то неизвестное науке животное обитает в подземных резервуарах и выходит в обычные озера крайне редко. Например, чтобы полакомиться именно озерной рыбой. Этим можно было бы объяснить и то обстоятельство, что сообщений о встречах с ним не так уж и много. Таким образом может существовать и довольно крупная популяция животных.

Нам ничего не оставалось, как только согласиться, что эта версия имеет полное право на существование.

— Идем дальше, — продолжал майор. — Что, если мы имеем здесь дело действительно с единичным экземпляром обитающего в озере существа? Разумен вопрос, как такое могло произойти. Вот вам, пожалуйста, одно из возможных объяснений данному феномену. Скажем, где-то в начале века здесь жили пять-шесть особей. Это озеро являлось их охотничьими угодьями. Но в результате какого-нибудь резкого изменения среды обитания они были вынуждены остаться здесь навсегда. К примеру, мог произойти обвал. Это привело к заблокированию выхода в подземные системы и отрезало путь к отступлению, что со временем и привело к вымиранию существ из-за недостатка пищи. И до наших дней дожила лишь одна особь.

— В таком случае у меня тоже есть версия! — обратил на себя внимание старший прапорщик Щеглицкий.

— Давай, — уступил ему место оратора Галкин.

— Зверь, живущий в этом озере — гермафродит! — совершенно серьезно заявил тот. — Какие-то определенные условия, которые имели место только здесь, способствовали развитию в водоеме именно такой формы. Зверь не нуждается в партнере для продолжения рода. Когда приходит время, оно рождает одного детеныша и тут же погибает само.

— Ну, ты бы еще сказал «гомункулюс»! — засмеялся Стриж.

Его поддержали все остальные, за исключением Кащея. Видимо, он просто не был знаком с этим термином. Да это и не удивительно. Не каждый знает, что гомункулюс — это человеческое существо из пробирки. В средневековье алхимики и иные лжеученые упорно распространяли мнение, что, зная нужный состав веществ, можно вырастить человека искусственным путем. Приводились примеры самых разных элементов, входящих в чудо-смесь, вплоть до таких абсурдных, как кровь и экскременты.

Под навесом из зеленого тента один на другой водрузили ящики из-под аппаратуры. Они играли роль столов, на которых были расставлены всевозможные приборы. Ту т же находились две камеры, способные вести съемку и ночью. Они включались автоматически при малейшем движении на поверхности озера, захватывая одновременно и участок леса на противоположном берегу. Несмотря на то что радиус захвата камер был невелик, мое начальство не теряло надежды на успех. Изображение передавалось с полуторасекундным опозданием на два небольших экрана. Дятлов и Синицын довольно долго возились с последними, прежде чем появился сигнал. Поглядывая на экраны из-за спины своих товарищей, я был несколько разочарован. Почему-то я ожидал очень четкого изображения, способного передать и самые мелкие детали. Но не тут-то было. На темно-сером фоне с трудом угадывались контуры отдельно стоящих деревьев и водная рябь, состоящие из крохотных зеленых светлячков. Поймав мой взгляд, Синицын объяснил, что на специальной технике и в лабораторных условиях можно получить и гораздо более качественное изображение объектов. Впоследствии я убедился, что если привыкнуть к игре этих светящихся точек на экране, то можно различать и очертания более мелких предметов. Здесь же стояли и приемники сигналов подводного локатора и микрофонов. От них неприятно пахло паленой резиной. Предназначения остальных приборов я не понимал. Но если учесть, что самой сложной техникой, с которой я когда-либо работал, являлся паяльник, это никого бы не удивило.

Первыми в ночную смену заступили капитан Стриж, старший прапорщик Щеглицкий и я. Я отвечал за костер. Чтобы он не потух. И чтобы мои старшие по званию товарищи в любой момент имели возможность попить свежего кофейку. Они же, расположившись на раскладных стульчиках у импровизированного пульта, следили за показаниями. Ночь была тихой, но ни в коем случае не немой. Она разговаривала с нами голосами птиц, шелестом листвы и негромкими всплесками воды. Лес не спал, он лишь сменил праздничную дневную одежду на строгий вечерний фрак. К костру долетали совиные вздохи, звуки осторожных шагов косули и хлопанье крыльев страдающей бессонницей тетерки. Чтобы не задремать, я негромко отстукивал ладонями на икрах знакомые мне мелодии. Языки пламени ловко выхватывали из воздуха одуревших от едкого дыма мошек. Вдруг за моей спиной кто-то быстро пробежал. Я лишь краем глаза заметил стремительное движение по направлению к лесу. А спиной ощутил движение воздуха. Испуг, вызванный неожиданностью, только теперь рассыпался по телу мерзкими пупырышками. Встретившись глазами с капитаном, я одарил его идиотской улыбкой.

— Что это было? — негромко спросил Щеглицкий.

Я молча обернулся. Выстроившиеся в ряд за моей спиной палатки тоже молчали.

— Наверное, олененок, — предположил Стриж. — Выбежал из чащи, испугался огня и ломанулся назад.