Короче говоря, они собирались поживиться легендарными украшениями вогулки. Если золота много, то можно заявить о находке клада и получить четверть стоимости. А если мало, то... там видно будет.

* * *

Влажная, вязкая глина словно всасывала, впитывала свет ламп, не давая даже маломальских бликов. Глина въедалась в одежду, в поры кожи; никаким мылом, никаким выпариванием невозможно было от неё избавиться. Тяжелый сумеречный воздух плотно заполнял пространство вытянувшейся вдаль пещеры. Древняя тусклая копоть обволакивала потолок, луч света тонул в ней, уходил в бесконечную мглу, и от невозможности понять, где кончается глыба сырого воздуха и начинается каменная твердь, обмирало сердце, словно перед неожиданно распахнувшейся бездной. Поэтому никто не светил вверх и не глядел в это бездонное ничто, боясь потерять ориентировку в пространстве, упасть в грязь и вцепиться в осклизлые осколки камня и кости...

Режущий всполох фотовспышки раздирал на мгновение темноту, отбрасывая её на липкие неровные стены, а после мрак стремительно застилал глаза, и ничего нельзя было различить. Говорили редко, только по делу и только шепотом. Но эхо здесь не водилось, лишь тихие шуршащие отголоски бродили в тесных закоулках, боковых необследованных отвилках и расселинах.

Евтимов мерз. Время под землей тянулось медленнее, и все движения были замедлены, и даже пленка в аппарате, казалось, ползла с меньшей скоростью. Аккумуляторы садились, лампы перегорали, в кассетах получался "салат", хотя заряжал их Евтимов всегда сам, не доверяя ассистенту. Ни одна съемка за последние годы не шла с таким трудом, с таким количеством накладок.

Все-таки следовало пригласить с собой пару опытных спелеологов. Если бы хоть чуть смету прибавили... А то вся группа - пять человек. Впрочем, тут Евтимов себе лгал. Он не мог пригласить спелеологов, потому что украл у них эту пещеру, украл первопрохождение. Когда Стас Вишневский проболтался, что следующим летом клубная команда собирается обследовать район, где, по словам местных, есть любопытные объекты, Евтимов поначалу на это не обратил внимания. Но Стас продолжал расписывать перспективы археологической сенсации. Кто-то уже сгонял на разведку, нашел несколько "дырок", засек на карте, прикинул место для бивака. Теперь вот подготовятся и возьмут штурмом, честь по чести: топосъемка, фотографии, можно бы и кино, а?

Можно, можно, все можно, если осторожно, - или что-то подобное, ни к чему не обязывающее ответил он Стасу. Но разговор этот случайный зацепил. Через недельку Евтимов сам скатался в Двиняново и, быстренько слепив план-сценарий, принялся выколачивать смету. Денег дали - кошкины слезы, словно свои кровные из кармана отмуслили: чуть-чуть и ещё десятка. С пленкой тоже - один к двум, хоть без дублей снимай. Ладно, как уважающий себя оператор, Евтимов всегда имел бобину-другую в загашнике. В группу, конечно, согнали всякий сброд, который с одной картины выпинывают, а на другую не берут. Администратор - ни бе, ни ме, ни кукареку - юноша лет тридцати, свихнувшийся на кинематографе, десятикратный абитуриент ВГИКа. Ассистент - чайник на ходулях, только из стажеров, называющий линзу стеклышком. Один осветитель был нормальный: полувыбрит, полутрезв, готов на край света и дальше, не прочь выполнять любую работу, лишь бы за неё приплатили.

В последний момент Евтимов протащил в группу Машку Макалкину, он даже не понял, кем её оформили, да это дело шестнадцатое. С ней в палатке теплее, и опыт совместного проживания имеется. Она, конечно, молода, глупа, толста, но все же потоньше евтимовской жены. И жару у неё на троих хватит, даже раскочегаривать не надо. Здоровая, как сержант-десантник, и ухватки мужицкие, даже трахается, словно дрова колет. Но Евтимов приноровился, ничего, да он и сам парень хоть куда, сороковник с хвостиком.

Выехали только во второй половине сентября, благо, осень стояла сухая и теплая, хоть по ночам уже слегка прихватывало. Первые две "дырки" оказались пустыми - тесные, только ползком и по уши в жидкой глине. Ничего интересного. Третью отыскали в густом кустарнике случайно. Двухметровой ширины округлый колодец был завален сухими елками и березками. Завал растащили, оставив пару брошенных поперек бревен, подвесили к ним лестницу и страховочную веревку, а потом Евтимов полез в колодец, подсвечивая аккумуляторной фарой.

Сцепленные между собой две десятиметровые лесенки почти касались высоко конуса из земли, прелых листьев и черных веток, нападавших сверху. Евтимов медленно спустился по мягко оседающему под ногой, рассыпчатому склону навстречу сырому холоду. Уходящий в неизвестность широкий грот, липкие от глины бугристые стены с отвалившимися скользкими глыбами, белесые известковые потеки. Под ногами, словно переплетение корней, твердо выступали бурые кости. В глине они сидели плотно, как вколоченные. Евтимов с усилием выковырял несколько штук покрупнее, живописно расположил у стены, где лежал, сомкнув потемневшие клыки, тяжелый медвежий череп. Научно-популярный ролик "Загадки уральских пещер" начал вырисовываться.

Евтимов опасался дождей, которые могли подтопить пещеру, поэтому старался поскорее отснять основной материал: кости животных, человеческий череп с проломанным затылком, остатки кострища в нише стены. Наел и рисунки. Под тонким слоем натечных кальцитов проступали вполне подходящие линии и пятна. Евтимов исповедовал популярный принцип: профессиональный документалист не тот, кто успел за событием, а тот, кто его срежиссировал. Расчистить рисунки как следует не удалось, поэтому слегка подреставрировали их с помощью той же глины и угольков. Теперь в свете кинолампы ясно виднелись фигуры лосей, медведей, людей, а также загадочные линии и символы.

Ассистент и светотехник ворочали штативы, переставляли камеру и фары, стараясь держаться ближе к свету. Но дело двигалось медленно, аккумуляторы садились, лампы перегорали. А ещё Евтимов мерз...

* * *

Наконец и администратор рискнул спуститься в пещеру. Рассказы о посещении загадочного подземного грота могли существенно поднять авторитет вечного абитуриента в богемных кругах.

Внизу он вскоре почувствовал себя лишним и хотел было вылезать наверх, но решил, что не мешает ещё поднабраться впечатлений. Оглядываясь на лампы, администратор мелкими шажками, почему-то стараясь ступать на носочки, осторожно, сдерживая дыхание, двинулся вдоль стены, подсвечивая фонариком. Плотный воздух словно обкладывал его со всех сторон комками отсыревшей ваты. Отсутствие всяких звуков угнетало. Бледное пятно света мекдленно ощупывало слякоть под ногами и белесую испарину стены. Ничего интересного не появилось, хотя вроде бы прошли целые часы. Тускловатое сияние киноламп казалось близким и одновременно далеким. По обычным меркам близко, шагов, может, от силы сто, а по подземным - далеко. Следовало возвращаться. Хилый луч скользнул по мокрому камню, пополз по клейкой неровной глине...

Узкия язык тонкого светлого песка вытекал из вертикального проема стены. Когда-то подземный ручей вынес из недр карста чистые, тщательно отмытые крупицы кварца и аккуратно уложил поверх разжиженной охры. Не мешало заглянуть напоследок в этот ход.

В первое мгновение он не понял, что возникло в рассеянном круге света. Наверное, глинистый, влажный вид шероховатой кожи, обтягивающей череп, не позволили сразу осознать, что перед ним не камень. Серые жесткие волосы двумя взлохмаченными крылами охватывали мертвую голову, переливаясь в толстые бугристые косы, сползающие на грудь. Страшнее всего были не зубы, крепко стиснутые, изжелченные, торчащие чуть вперед из почернелых десен, с присохшими к ним, словно сплющенные пиявки, губами; не острый бугорок переносья с треугольным провалом под ним, перечеркнутым тонкой перегородкой, а глаза, точнее, два шарика, лежащие на дне глазниц, прикрытые мелко сморщенными замшевыми веками.

Он не мог выдохнуть. Слабость поразила тело. Пульс тяжкими ускоряющимися ударами обрушился в уши, глухим эхом отдаваясь в мозгу. Наконец удалось сглотнуть вязкий ком, заперший горло. С трудом передвигая ломкие неосязаемые ноги, попятился, держа в расширяющемся, меркнущем пятне электрического света мертвое тело, вертикально стиснутое скальной расселиной. "Только не моргнуть, только бы не моргнуть", - вспыхивало где-то на самом дне сознания. Он снова был маленьким ребенком, увидевшим страшное: моргнешь, в тот же миг из темноты страшное бросится, а тогда... Нет, надо смотреть - пока их видят, они неподвижны... Только бы не моргнуть...