Что же касается контрастов, или, по замечанию критики, "трафаретов", то пространство между ними заполнено событиями и страстями, протекающими в институтских стенах и в сердцах девочек, действительно оторванных от дома (лишь у немногих есть в Петербурге родные), хорошо понимающих, что институт и есть их дом, а подруги - сверстницы и старшеклассницы, которых принято "обожать", - и есть их семья на долгие годы. А в доме как в доме - свои радости и огорчения, взаимопонимание и ссоры, обращение к начальнице-княгине, кавалерственной даме со словом "маман".

В светлые праздники Рождества Христова и Пасхи из покоев "маман" в институтский зал сносились ковры, зеркала, из царских оранжерей привозились экзотические растения, накрывались столы, подавались жареные поросята, дичь, сладости, фрукты, различные морсы. Шло веселье с танцами, для которых специально приглашали кадетов, институтки музицировали, читали стихи, участвовали в драматических действах, а между праздниками тянулись будни со строгим распорядком дня, нарочито грубой пищей, постами и говением. При таком распорядке жизни особенно запоминается бурное горе девочек по поводу смерти подруги или восторг в связи с посещением института августейшей четой.

В институте нет расслоения на более и менее родовитых, богатых и бедных, каждая воспитанница получает строго по личным заслугам. Однако высоко почитается семейная честь, родовая доблесть. Сама "маман", подчеркнуто ровная со всеми, в равной мере строгая и доброжелательная, представляя Люду Влассовскую, непременно упоминает, что она дочь героя, погибшего под Плевной.

Чувство гордости за Россию живет в сердце Люды. И потому так важен для нее разговор с императором, посетившим скарлатинный карантин в институтском лазарете, так сказать, "инкогнито", под видом свитского генерала, чтобы не смущать выздоравливающих девочек.

"- Твое имя, девочка? - спросил он...

- Влассовская! - отвечала я тихо.

- Славное имя славного героя! - ответил он раздумчиво. - Твой отец был убит под Плевной?

- Да, генерал.

- Заслуга его России незаменима... Государь хорошо помнит твоего отца, дитя; я знал его тоже и рад познакомиться с его дочерью..."

Посещение в один из праздников государем и государыней института, приглашение воспитанниц петербургских институтов на утренник во дворец, прием во дворце по поводу вручения выпускницам медалей описаны Чарской "с натуры", живо и точно, с деталями, передающими атмосферу времени, волнение девочек.

Подруга Люды юная княжна Нина Джаваха, которую любимец институток батюшка Филимон называет "чужестраночкой", возражая ему, говорит: "Я, батюшка, русская". Нина горда тем, что ее отец, князь Георгий Джаваха, русский генерал.

Род князей Джаваха - один из древнейших в Грузии, знатен и богат князь Георгий Джаваха, и его дочь Нина никому не уступает первенства. "Я княжна Джаваха, я должна хорошо учиться", - говорит девочка с высоко развитым чувством национального и сословного достоинства и с той же гордостью рассказывает, что ее покойная мама была простой лезгинкой, что "папа взял ее прямо из аула". Естественно, из самой жизни вырастала историческая общность народов Российского государства, закрепляясь в сознании институток как повседневная данность.

Маленькая Нина, лишь год проучившаяся в институте, объединяет многих персонажей Чарской как светлое и идеальное начало, хотя это вполне земная девочка, не по годам серьезная и по-детски озорная.

Семье Джаваха посвящено несколько повестей Чарской: "Княжна Джаваха" (1903), "Вторая Нина" (1909), "Джаваховское гнездо" (1912). Кроме того, память о рано умершей грузинской княжне снова и снова возникает в других произведениях Чарской.

Традиционная для русской литературы тема Кавказа привлекает Чарскую и экзотикой, и красотой величественной природы, и свободолюбивыми романтическими характерами. В поле ее внимания Грузия, давно связавшая свою судьбу с Россией, и Дагестан, еще дымящийся после тридцатилетней войны и поражения Шамиля. События показаны через повседневную жизнь людей разных национальностей, на скрещении судеб и дорог русских, армян, лезгин, аварцев. Законы кавказской чести, гостеприимства, куначество отнюдь не снимают сложности межнациональных отношений, не всегда идиллически разрешаются конфликты, но все-таки добро побеждает зло.

Едва не гибнет от кинжала лезгинки Люда Влассовская, заброшенная в пору своего гувернерства в дальний аул с миссией милосердия. "Я хочу, чтобы русская девушка помогла Израилу, и я верю, волею Аллаха она поможет ему, потому что вижу печать Аллаха на ее челе, - обращается к Люде с просьбой выходить тяжело больного горца старый бек Хаджи-Магомет. - Аллах один у магометан и русских, и велика сила Его во всякое время".

Чарская не скрывает, что далеко не всех выпускниц института ждет легкая жизнь. В большинстве это девочки-сироты из обедневших дворянских семей, им предстоит служить в чужих семьях, растить чужих детей, а для этого нужны и сила воли, и душевная щедрость. Умница и красавица Люда Влассовская, круглая сирота, обретает смысл жизни в воспитании детей-сирот джаваховского гнезда. И ее главная воспитанница, "вторая Нина", нареченная княжна Джаваха, обладающая огромным богатством, добровольно выбирает себе судьбу Людмилы Влассовской - служение людям, посвящает себя врачеванию телесных и душевных ран, собирает под кров джаваховского дома детей, оставшихся без родителей. В ее "питомнике" находят приют русские, грузины, дагестанцы, окруженные любовью и заботой.

Дети в произведениях Чарской такие же разные, как и в жизни, - шалуны и смирные, живые как ртуть и увальни, злые, а точнее, обозленные и добрые, но неизменно отзывчивые на сердечность и ласку. Даже испорченные воспитанием, жизненными обстоятельствами, они безошибочно, как и наши "братья меньшие", чувствуют доброго человека, их нельзя обмануть внешней приветливостью. Ребенок интуитивно догадывается, добро или зло скрывается за поступком и словом взрослого.