Самый старший и спокойный из них, Миртин, избравший для маскировки тело землянина средних лет, первым достиг пункта обработки данных. Пальцы его двигались быстро. Он считывал информацию и передавал ее остальным.

– Вышло из строя устройство фокусировки плазмы. Мы взорвемся через шесть минут.

– Но это невозможно! – возразила Глэйр. – Мы…

Ворнин нежно улыбнулся.

– Это случилось. Возможность подобного не исключена.

У него было совершенное тело юноши, пожалуй чересчур совершенное. Но коль скоро наблюдателям приходилось принимать внешний вид землян, они могли разрешить себе маленькие вольности. И если Ворнин взял за модель античную статую, Глэйр предпочла пышные формы секс-бомбы. Один Миртин пожелал быть внешне неприметным.

Глэйр, быстро оправившись от замешательства, теперь лихорадочно действовала.

– Если мы введем в действие резервные цепи, то, может быть, удастся удержать плазму, верно? Но это снимет маскировку.

– Попробуй, – согласился Ворнин. И руки Глэйр забегали по пульту.

– Нас теперь видно, – рассмеялся Миртин. – Такое ощущение, будто мы голые, не так ли? Как будто стоим в полдень на рыночной площади раздетые догола.

– Да, мы не сможем долго оставаться незамеченными, – пробурчал Ворнин. – Того и гляди в нас полетят ракеты.

– Сомневаюсь, – решительно заявила Глэйр. – Они видели наши корабли и раньше, но не нападали на них. Отдадим им должное. Им известно, что мы здесь. По крайней мере, известно правительствам. Пять минут без маскировки, это не так уж и серьезно!

Ворнин понимал, что она права. Сейчас важнее предотвратить взрыв, а не сокрушаться по поводу того, что они стали видимыми для любой земной системы обнаружения – от нейтронных экранов до простых биноклей.

Он открыл дверь и протиснулся в силовой отсек.

Дирнанские корабли не нуждались в пополнении топлива. Корпус корабля, сплющенная сфера, сужался книзу, образуя чашу, в которой размещался термоядерный реактор – миниатюрное солнце. Сердцевиной системы была плазма – чудовищно горячая смесь электронов и атомных ядер с сорванной оболочкой, которая удерживалась мощным магнитным полем. Ничто материальное не могло содержать в себе плазму, не становясь ее частью. Что Вселенной могло служить оболочкой для газа, температура которого исчислялась в сотни миллионов градусов? Но магнитное поле создавало сжимающий эффект, не позволяя плазме пожрать все вокруг. Пока неистовая материя оставалась под контролем, дирнане могли пользоваться ее энергией вечно, и точнее, настолько долго, что для живых существ это приближалось к вечности. Но стоило сжимающему эффекту пропасть, все трое мгновенно оказались бы в десятке метров от яростного новорожденного солнца. Мгновенно…

Войдя в туннель для обслуживания, Ворнин приблизился к силовому сердечнику. Пять контрольных стержней уже расплавились, и зловещие голубые дуги плясали над корпусом реактора.

Он не почувствовал особенного страха: они скользнут в небытие быстрее мысли. Однако честь профессионала требовала бороться до последнего, если подвернется хоть малейшая возможность. Правда, единственное, что он мог сделать, это попытаться перевести всю энергию корабля на подпитку электромагнитной ловушки в надежде на то, что система стабилизируется сама по себе благодаря статическим воздействиям, которые, как предполагалось, должны были автоматически появляться в подобной ситуации.

Система, делавшая корабль невидимым, была уже отключена. Впрочем, такое уже случалось раньше, и не раз. Не стоит беспокоиться. Просто сегодня вечером в сводке новостей мелькнет еще одно сообщение о летающей тарелке. Но если реактор взорвется и при этом – так может случиться, прихватит с собой пару крупных городов? То-то будет новость!

– Отключите передающие системы! – крикнул он.

– Они уже отключены, – ответил Миртин. – Двадцать секунд тому назад.

Ты не заметил?

– Никакого эффекта!

– Я выключу освещение, – сказала Глэйр.

– Выключай все подряд! – приказал Ворнин. – Я не ощущаю никакого изменения. Удерживающий эффект непрерывно ослабляется.

Корабль затопила тьма. Бедные земляне будут лишены столь любопытного зрелища вспыхивающих попеременно красных и зеленых огней. И только государственные системы слежения смогут обнаружить тарелку. В обширные архивы секретной информации о кораблях-разведчиках ляжет еще один документ. Ворнину была ненавистна сама мысль о том, что он пополнит ряды неудачников, портящих всю картину. Но вряд ли в этом была его вина. То, что случилось, – чисто статистический феномен: раз на околоземных орбитах так много разведчиков, то, по крайней мере, одного из них могут ожидать неисправности того или иного рода. Просто случай выбрал их, а не кого-то другого.

Сейчас, разумеется, сигнал бедствия эхом катится по всей Галактике.

Он автоматически регистрируется в то мгновение, когда экипаж отключает передающие цепи, разрывая связь с родной планетой. Конечно, пройдет несколько десятилетий, прежде чем дома узнают о случившемся, но весть о беде быстро достигнет сотен других дирнанских кораблей, находящихся поблизости. В этом было некоторое утешение.

Ворнин вернулся в рубку.

– Бесполезно, – сказал он. – Взрыв неизбежен. Нужно покидать корабль.

– Но… – взволновано начала Глэйр.

Миртин взял управление на себя.

– Я подниму корабль повыше. Нам нужно быть вне опасной зоны. Где-то не ниже пятидесяти километров, так?

– Выше! – не согласился Ворнин. – Насколько это тебе удастся! И следуй тем же курсом. Нам обязательно нужно быть над пустынной местностью!

– Мы можем что-нибудь взять с собой? – спросила Глэйр.

– Себя! – кратко ответил Ворнин.

Корабль был их домом в течение многих лет. Теперь было мучительно больно покидать его. «И ей больнее всех» – подумал Воронин. Именно Глэйр ухаживала за крошечным садиком – несколькими растениями с их родной Дирны, именно ее искусная рука облагораживала суровое убранство корабля. Теперь они должны были оставить и сад, и корабль, и все остальное, чтобы, доверившись судьбе, ринуться в темные земные просторы. И хотя каждый наблюдатель знал о возможности такого исхода, сознание Ворнина всегда отстранялось от нее, и он понимал, какое потрясение испытала Глэйр. Только Миртин, по крайней мере внешне, отрешился от постигшего их несчастья.

Они взмыли высоко в ночное небо.

Теперь из силового отсека доносился грохот. Ворнин пытался не думать о том, что могло там происходить и насколько близки они к взрыву. Глэйр уже начала надевать спасательный комбинезон. Он схватил свой. Миртин, зафиксировав положение органов управления, последовал их примеру.

– Мы потеряем друг друга, – сказал Ворнин. – Наверняка приземлимся на расстоянии сотен миль друг от друга. – Он уловил испуг в глазах Глэйр, но безжалостно продолжал: – Мы можем покалечиться во время приземления, и даже погибнуть. Но надо прыгать. Как-нибудь мы снова отыщем друг друга.

Он рванул рычаг – и перед ними разверзся люк. Вот уж не думали они, что придется им воспользоваться. Воздух стремительно вырвался из корабля, но спасательные костюмы защитили их от удушья. Они поспешно двинулись к люку.

– Давай! – приказал Ворнин Глэйр.

Она прыгнула. Он в ужасе смотрел на то, как она, вращаясь, удалялась от корабля, пока не исчезла из виду. Скорость падения была так велика, что он стал опасаться как бы она не потеряла сознание. Они упражнялись в прыжках, но со времени последней учебной тревоги, прошел не один год. Ему едва не стало дурно, при мысли, что Глэйр, должно быть, разобьется насмерть и он потеряет одного из супругов. Пронзившая его боль была страшнее всего, что ему когда-либо приходилось испытывать. По сравнению с этим потеря корабля – пустяк.

– Наружу! – скомандовал Миртин у него за спиной.

И тогда Ворнин покинул корабль. Кошмар стал явью: каждому наблюдателю сотни раз снились прыжки, но для большинства они оставались просто ужасными сновидениями. И вот теперь он падает в пропасть глубиной в тридцать миль. Глэйр, возможно, уже мертва, а его ждет чужая планета, населенная неведомыми существами. Удивляясь собственному спокойствию, он включил систему жизнеобеспечения и ощутил внезапный толчок: развернувшийся экран замедлил падение. Теперь он наверняка останется в живых.