Дама отвернулась, отгородившись веером от взгляда пони.

Лира, которой от такого стало не по себе, перевела взгляд повыше и увидела, как одетый в элегантный костюм мыш с человеческими пропорциями тела усаживается в кресло. По краям от него встало двое шкафоподобных охранников в темных очках, с квадратными челюстями и короткими стрижками. Костюмы сидели на них плоховато, их образ скорее ассоциировался с доспехами или мундиром.

Вид у этого мыша был странный: ровные, круглые уши, какие-то несерьезные черты мордочки… В принципе, выглядело довольно мило, но Лире казалось, что большие глаза глядят как-то совсем не по-доброму.

Мыш тоже встретился взглядом с единорожкой, но в отличие от женщины слегка улыбнулся и вежливо кивнул, после чего повернулся к сцене. Он что-то сказал, но видимо обращался к телохранителям, и на таком расстоянии было, конечно, не разобрать.

Лира уже хотела спросить Виктора, но раздалась нарастающая волна аплодисментов, а свет начал гаснуть.

В этот день в Гигаполис-опере давали «Аиду», ставшую бессмертной классикой еще век? назад. Конечно же, время накладывало свой отпечаток, но изменения в действиях и словах непоправимо столкнули бы оперу с пьедестала классики в бескрайнее болото того, что принято называть авангардом и современной культурой. Единственное, что дозволялось строгими критиками, были умеренные спецэффекты вроде погоды и голографических субтитров, что вспыхивали над разворачивающимся действием. Традиция предписывала исполнение на итальянском языке, в Европейском Гигаполисе бывшем в ходу только в южных районах и субрайонах…

…Через некоторое время Лира наклонилась к Вику и прошептала:

— Их костюмы и декорации напоминают мне Камелу.

Виктор смутно припомнил название страны верблюдов из шоу и спросил:

— Ты там была?

— Нет, видела в книге. Какое сходство! Только с древним Камелу, когда там еще были города зебр.

Лира с интересом наблюдала и слушала неизменную в веках историю об истории любви и предательства. Вик, периодически бросая на пони взгляд, испытывал полнейший восторг. Конечно, в инструкции были слова о том, что данная пони «любит музыку». Но, как оказалось, вопрос был со своими тонкостями.

Когда зажегся свет и зрители потянулись в буфеты или на обзорные галереи, Лира тут же начала делиться впечатлениями. Вполуха слушая веселый понячий щебет, Виктор подумал, что точно так же вела бы себя самая обычная девушка, выросшая вдалеке от помпезности и роскоши Белого города.

— Ты совсем не слушаешь! — вдруг воскликнула пони обиженным голосом.

Виктор, с лица которого моментально слетело мечтательное выражение, ухватился за соломинку:

— А вот и буфет! — объявил он, пропуская пони вперед.

Та, стрельнув глазами, проследовала в ярко освещенное кафе. На мордочке застыло обиженное выражение, которое быстро сменилось прежней восторженной улыбкой при виде изысканного изобилия.

— Пироженки! — воскликнула пони и чуть ли не вприпрыжку подбежала к прилавку.

Благодаря нескольким продавцам, очередей почти не было. Виктор, по выбору единорожки накупив всяких сладостей, с благодушной улыбкой проследовал за столик. Когда он сказал, что Лира может взять все, что захочет, та тут же налетела на мороженое, пирожные и конфеты.

Конечно, можно было сказать, что сахаром все синтеты-вегетарианцы набирают энергию для умственной деятельности и работы энергоемких органов. Вроде рогов единорогов, крыльев или еще чего-то подобного. Но Вик решил считать, что все пони просто неимоверные сладкоежки.

Они вдвоем сели за столик, и пони, изо всех сил стараясь не торопиться, принялась уплетать нежные сладости. Вопреки ее усилиям, блюдо быстро пустело.

Случайный взгляд в сторону чуть не заставил Виктора вскочить. Какая-то дама, презрительно скривив губу, что-то цедила своему спутнику, показывая рукой в сторону Вика и Лиры. Мужчина только отмахивался, раз за разом прикладываясь к стакану с виски, но пару раз бросил взгляд, привлеченный веселым хихиканьем Лиры.

Весело болтающая что-то единорожка проследила взгляд Виктора, и улыбка сползла с мордочки. Оба притихли, а Лире, похоже, кусок перестал лезть в горло. Особенно после того, как мимо прошла молодая женщина в мехах. Единорожка встретилась с ней глазами и чуть не поперхнулась: на молодом лице поблескивали глаза злобной старухи. Лира еще не могла это знать, но здесь в Шпилях, наноомоложение было обычным делом. Да что там, деду самого Виктора было уже лет сто пятьдесят, и точный возраст патриарха семьи Стюартов давно уже никто не помнил.

Настроение пропало у обоих. Впрочем, Виктор давно ожидал чего-то такого.

— Помнишь, я сказала, что опера напоминает мне Кантерлот? — спросила единорожка, и Вик кивнул, — Угадай, почему я оттуда сбежала?

Вик покосился на соседний столик. Вроде бы никто специально не смотрел на человека и пони, но чувствовалось, что затылок просто сверлят чьи-то враждебные взгляды. Многие люди недолюбливали синтетов, и хотя в Гигаполисе не было принято выказывать подобное отношение открыто, что-то чувствовалось. Словно зловещий шепоток на грани слуха, случайно брошенный взгляд, дуновение холодного ветерка…

— Полагаю, из-за того, что там нельзя быть самим собой? — спросил парень, отпивая чай. На блюдце сиротливо лежал недоеденный кусочек торта, а рядом медленно оседала витая пирамидка мороженного.

— Угу, — кивнула пони, скосив глазищи куда-то в сторону, — давай уйдем?

— А как же сладости? — натянуто улыбнулся Вик, окинув взглядом блюдо, — Пропадут же.

Единорожка выдавила точно такую же улыбку, после чего сказала:

— Знаешь, что… а давай вообще уйдем? И заберем с собой пирожные.

— …И пусть всем будет стыдно! — подхватил тон единорожки Виктор, чувствуя себя фрондерствующим школьником, решившим сделать что-то назло занудным взрослым.

…Пока они шли к парковке флаеров, Лира улыбалась и хихикала, держа пакет с пирожными полем телекинеза. Они с Виком шутливо пихались на ходу, оба чувствуя себя балующимися детьми.

Виктор внезапно понял, что ни с кем из знакомых так не смог бы. Это было всё равно что вернуться в беззаботное детство, где можно дурачиться и делать веселые глупости просто потому что хочется. Когда он оглядывался назад, прошлое одиночество казалось настолько чудовищным, что в спину будто тянуло промозглым сквозняком.

Мысли Лиры были сходны, однако взгляды некоторых людей, изредка мелькавшие на краю зрения, ее пугали. Взгляды, полные презрения и даже ненависти. Но страшнее всех были старые глаза на молодых лицах, исполненные такого холода, что их взгляд казался осязаемым.

В качестве сравнения вспоминалась школьная страшилка о Тонком Пони и иссушенных душах из глубин Вечнодикого леса.

Но страхи в этот вечер отступили перед незамутненным весельем, взаимным доверием и как знать, возможно, началом настоящей дружбы между человеком и пони…

Когда они вернулись в квартиру Виктора, что располагалась в небесной вышине одного из зданий-башен Белого города, Лира решила продолжить прерванное развлечение. Пока Вик делал чай, пони переоделась обратно в тунику, распустила прическу и устроилась на диване в гостиной.

— Визор, включись, — сказала единорожка, вспомнив слова Вика о голосовом управлении и потом смущенно добавила, — пожалуйста…

— Канал? — осведомился механический голос системы, заставив пони вздрогнуть.

Единорожка замялась. Было так непривычно разговаривать с пустым местом. Походило на магию.

— Э… какие-нибудь… весёлые игры? — выдавила Лира.

На экране появилась ухоженная лужайка, напоминающая школьный двор. Впечатление усилилось, когда в кадре появился темноволосый мальчик в джинсах, кепочке и футболке. Он куда-то шагал, и камера сопровождала его, держа в кадре лицо и верхнюю часть тела. В кадре стали появляться другие дети на фоне чего-то напоминающего внутреннюю площадку стадиона.

Мальчишка на экране, сжимая в руке старомодный микрофон, громко объявил: