— Ты вот все предаешься печальным размышлениям, — заметил Фокс, прерывая мысли жены. — А почему бы вместо этого не подумать, как хорошо нам с тобой будет вдвоем?

В эту минуту Энни Санди прошла через кухню в столовую, возвращаясь из сада.

— Вот и правильно, мальчик! А я-то уж не стану вертеться у вас под ногами. Буду себе посиживать в своем флигельке, варить варенье да вязать потихоньку. Дэниэл будет полностью в твоем распоряжении!

Энни постарела за эти годы, ее каштановые волосы поседели. Хотя осанка ее не была уже столь величественной, как прежде, спина чуть согнулась, а солнце и ветры избороздили морщинами ее красивое лицо, Энни Санди Мэттьюз Эйвери по-прежнему занимала заметное место в доме. Ничто не могло укрыться от ее острого взгляда.

Но Мэдди, казалось, их не слышала.

— Как глупо было с моей стороны надеяться, что годы или пребывание в колледже изменят Шелби, сделают ее изящной, воспитанной девушкой. Напротив, теперь, в двадцать один год, она кажется еще более упрямой, чем прежде.

По щеке ее скатилась слеза, и она дотронулась до руки Фокса:

— Как ты мог согласиться отпустить нашу дочурку в такую даль, где за ней и присмотреть будет некому, кроме пары старых холостяков?

— Послушай, подожди минутку… — попытался возразить он.

— У меня, вообще-то, тоже есть кое-какие сомнения, — пробормотала Энни Санди, кивком поблагодарив служанку, которая принесла ей чай. — Эта новая выдумка Шелби еще более неожиданная, чем все предыдущие, она просто выходит за всякие рамки! Как там называется этот Богом забытый городишко, куда она собралась ехать? Глухоманск?

— Мам, ты же знаешь, что это Коди, в Вайоминге! Эти твои шуточки, что у тебя якобы память сдает, не пройдут, так что и не пытайся!

Покончив с яичницей и оладьями, Фокс вытер губы льняной салфеткой и откинулся на спинку стула.

— Мы уже тысячу раз говорили об этом! Вы обе тогда обедали с полковником Коди в этой самой гостиной, и мы вместе обсуждали, не купить ли нам ранчо рядом с его новым городом. Мэдди, ты ведь прямо загорелась тогда! Дэдвуд уже приобщается к цивилизации, а такие городки, как Коди, — это истинный, первозданный Запад! Земли, которые мы купили, сказочно прекрасны и плодородны, а Тайтес с Беном провели там полгода, наблюдая за строительством дома и хозяйственных построек. Я сам не могу там жить и вести все хозяйство, но Шелби как нельзя лучше подходит для этого, навится тебе это или нет. Она умеет скакать верхом, укрощать лошадей, стрелять из пистолета не хуже любого мужчины, и, что самое главное, она разбирается в математике и отлично умеет считать. Вы обе знаете, что Шелби будет в тысячу раз счастливее, если уедет из Дэдвуда. Она просто не рождена для того, чтобы быть дочерью самого богатого человека в городе. Мэдди печально кивнула:

— Так же как Байрон не рожден для того, чтобы работать с тобой на лесопилке.

— Совершенно верно!

Он ласково погладил ее по щеке:

— Нравится тебе это или нет, но мы воспитывали наших детей так, что у них есть собственные мысли, планы на жизнь и мечты.

— По крайней мере, Тайтес Пим и молодой Бенджамин будут там с Шелби, — заметила Энни Санди. — Хотя, конечно, ни тот ни другой ничего не смогут поделать, если она вдруг что-нибудь вобьет себе в голову и вздумает заартачиться.

— Да уж, — согласилась Мэдди. — Тайтес, вечно идет у нее на поводу, а Бен скорее похож на мальчишку, чем на взрослого тридцатипятилетнего мужчину. Ему все еще доставляет удовольствие болтаться где-то целыми днями и возвращаться в пыли и в грязи. Я уже смирилась с тем, что мне никогда не придется стать тетушкой, так как со временем Бенджамин наверняка превратится в старого, ворчливого холостяка-ковбоя…

Они еще разговаривали, когда Шелби появилась на верхней площадке лесенки, ведущей в кухню. Услышав, как родные беспокоятся из-за ее поведения, она уже хотела было, отказаться от своей эксцентричной выходки, но дерзкое, отчаянное безрассудство, как всегда, победило. Сердце Шелби бешено колотилось, когда она, промчавшись стремглав по крутой лесенке, ринулась через жаркую толчею кухни и с шумом ворвалась в столовую.

— Доброе утро! — крикнула она; щеки ее пылали от возбуждения. — Я готова отправиться в Коди!

Фокс испугался, что жена сейчас потеряет сознание. Глаза ее стали огромными, лицо побелело; она молча, не отрываясь, смотрела на Шелби.

— Боже милостивый! — воскликнула Энни Санди, сидевшая по другую сторону стола.

Шелби лихо повернулась на одной ножке:

— Ну, как? Нравится?

Она была в высоких, с острыми носами, сапожках, кожаных перчатках с крагами и в совершенно невероятных ковбойских меховых штанах; на поясе у нее висела кобура, из которой торчал блестящий, инкрустированный перламутром револьвер, на шее был повязан ярко-желтый платок, а на голове — громадная, широкополая фетровая шляпа, какие носят ковбои. Личико Шелби под ее широченными полями казалось особенно маленьким и хрупким, а волосы она заплела в две косы, свисавшие на ее округлую грудь.

— Может, мне пойти прогуляться по Мэйн-стрит, пока дядюшка Бен не понежится всласть в своей изумительной ванне и не возьмет меня наконец, с собой в Коди…

— Даже и не думай выходить на улицу в таком виде! — предупредила мать. Щеки ее вновь порозовели; она бросила на колени салфетку и повернулась к Шелби: — Надеюсь, у тебя есть разумное объяснение для этого… этого маскарада, юная леди! Если, конечно, ты еще продолжаешь считать себя леди!

Шелби, искренняя, простодушная, как никогда, обняла свою застывшую от негодования мать и чмокнула ее в щеку.

— Мамочка, где твое чувство юмора? Мне просто захотелось подурачиться, чтобы как-нибудь убить время, пока дядя Бен не будет готов. Я вовсе не собираюсь все это надевать — ну разве что для работы на ранчо. Можешь не волноваться, мамочка, я не буду испытывать твое терпение.

Шелби отступила чуть-чуть назад, держа руки матери и улыбаясь ей своей обворожительной улыбкой. Казалось, вдруг распахнулась дверь, и в комнату хлынул поток сияющего солнечного света.

— Я правда, постараюсь не расстраивать тебя. Во всяком случае, не нарочно…