Самолет прилетел с опозданием. Когда они выехали за пределы аэропорта, на Венесуэлу спускались сумерки. Комфортно расположившись на мягком кожаном сиденье серебристо-серого лимузина, принадлежащего семейству Пераца, Николь устало подумала, что, пока они доберутся до Лас-Веридас, окончательно стемнеет.

— Никогда бы не поверила, что ты решишься стать матерью, Леонора! Известие о твоей беременности стало для меня полнейшей неожиданностью, но теперь, когда малыш родился, мне не терпится на него посмотреть.

— Можешь поверить, случившееся явилось для нас не меньшим сюрпризом. — Эдуардо на секунду оторвал взгляд от дороги и повернулся к Николь. — Разве мог я, в моем возрасте, имея двух взрослых сыновей, которые уже давно должны были сделать меня дедом, рассчитывать стать отцом в третий раз?

— Что касается меня, то я вообще не собиралась становиться матерью, — перебила его Леонора. — Тем более родить первого ребенка в тридцать пять! В этом возрасте роды, поверь мне, вовсе не увеселительная прогулка. Уже не говоря о том, что началось после! Ты не представляешь, какие бои я веду за свою талию — приходится ограничивать себя во всем.

— Дорогая, тебе незачем бояться за внешность, ведь ничто так не украшает женщину, как материнство. Для меня с рождением ребенка ты стала еще прекраснее, чем в день нашей первой встречи. — Эдуардо говорил, как всегда, галантно.

Возможно, Леонора выходила замуж за Эдуардо Пераца и не по любви. Но сейчас любой, кто увидел бы их вместе, вряд ли бы усомнился в том, что эти двое безоглядно влюблены друг в друга. Еще год назад Николь и подумать не могла об этом, но с тех пор ее мачехе удалось кардинальным образом измениться. Впрочем, не только ей. Год назад и сама Николь была совершенно другим человеком. Хотя вряд ли Маркусу есть дело до происшедших в ней перемен! Она так много перестрадала и передумала за время, прошедшее с момента их расставания, но ведь и Маркусу, вероятно, пришлось не сладко, по крайней мере на первых порах. У него к ней свои счеты, и предстоящая встреча обещает быть не из легких.

И тем не менее Николь, принимая от Эдуардо и Леоноры приглашение приехать на крестины их сына, ни минуты не колебалась. Отказаться из-за Маркуса? Она здесь ради крестин, ради Леоноры и ее малыша, а вовсе не для того, чтобы попытаться восстановить их отношения. Что бы он там ни думал, как бы неприветливо себя ни вел с ней, она пробудет здесь ровно столько, сколько того требуют приличия.

— Вы оба поехали меня встречать, но кто же остался с малышом?

― О Луисе не волнуйся. Мы нашли ему замечательную няню. Она не отходит от него ни на шаг, — успокоила ее Леонора. — Девушку зовут Хуанита, она местная, но знает английский, так что у нашего сыночка не будет никаких проблем с языками. Он с детства овладеет и английским, и испанским. Скорее бы Луис научился говорить: так хочется услышать, на каком языке он произнесет свое первое слово.

― «Мама» и «папа» звучат почти одинаково на обоих языках, — смеясь, ответил Эдуардо.

― «Мама» и «папа» — может быть, но не «брат».

Мысли Николь вновь вернулись к Маркусу. Интересно, как он отнесся к тому, что Леонора родила его отцу еще одного сына и теперь у него есть малютка-братик? Наверняка без восторгов. В любом случае разницы в тридцать четыре года самой по себе достаточно, чтобы между ним и Луисом, даже когда тот чуть-чуть подрастет, не возникло близких отношений. К тому же Маркус терпеть не может маму Луиса, даже хотел помешать Эдуардо и Леоноре пожениться. Считал, что Леонора подцепила его отца только из-за денег и положения в обществе.

Справедливости ради стоит заметить, что не так уж он был не прав — деньги действительно много значили для Леоноры. Впрочем, какое сейчас это имеет значение! Леонора сделала Эдуардо по-настоящему счастливым, и Маркусу придется это признать.

Как Николь и предполагала, к тому моменту, когда они съехали с главного шоссе, ведущего в Каракас, наступила ночь. Но в сгустившейся темноте Эдуардо безошибочно нашел поворот, за которым открывалась широкая аллея. Здесь начиналось поместье Лас-Веридас, принадлежащее семье Пераца.

Они проехали мимо едва различимой в сумерках деревни, мимо аккуратно обработанного поля, приносящего Пераца неплохой урожай и придающего Лас-Веридас черты средневекового поместья. Еще с полмили, и, миновав раскрытые кованые ворота, они подъехали к хозяйскому дому. Выйдя из машины, Николь какое-то время постояла, держась за дверцу, вглядываясь в величественные очертания особняка. Насколько она могла судить, дом совсем не изменился за прошедшее время, да и что могло произойти за какой-то год со зданием, служившим резиденцией для нескольких поколений семьи Пераца!

Слуга в униформе, выбежавший из дома, чтобы забрать из машины вещи, показался ей незнакомым. Впрочем, это еще не значит, что в прошлом году он здесь не работал: Николь слишком мало пробыла в Лас-Веридас во время прошлогоднего визита и просто не успела узнать всю прислугу. Всего лишь неделю, даже меньше — несколько дней, но и их оказалось достаточно, чтобы все в ее жизни перевернулось с ног на голову.

Вслед за Леонорой и Эдуардо Николь вошла в дом. Как и год назад, гостиная поразила своими размерами и убранством: паркетом из натурального дерева, покрытым дорогими турецкими коврами ручной работы; мебелью, украшенной искусной резьбой; картинами на стенах. С портретов прежние владельцы Лас-Веридас бросали надменные взгляды на входящих. А вот и массивная лестница, ведущая в расположенные на втором этаже покои хозяев и гостевые комнаты.

В гостиной их встретила незнакомая худая женщина средних лет, как и большинство местных женщин ее возраста одетая во все черное. Должно быть, та самая домоправительница, которую Леонора недавно наняла. Ну и взгляд у нее! Николь даже поежилась. Сама она вряд ли доверила бы свой дом женщине с такими глазами.

― Это Инес, наша новая домоправительница, — представила Леонора незнакомку, подтверждая догадку Николь. — В ее распоряжении находится дом и вся домашняя прислуга, так что, если тебе что-нибудь понадобится, только дай ей знать.

― Buenas noches, Inez[1].

Едва заметным кивком головы Инес ответила на приветствие:

― Senorita.

― Я распорядилась, чтобы тебе отвели ту же комнату, что и в прошлом году. — Леонора продолжала выполнять обязанности хозяйки. — Ты, вероятно, хочешь подняться к себе, принять душ и переодеться с дороги, прежде чем… — Она запнулась, не зная, как лучше продолжить фразу.

«…прежде чем встретиться с Маркусом», — про себя закончила Николь. Да, она бы предпочла отложить их встречу на неопределенный срок. Вновь переступить порог этого дома оказалось не просто, а уж встретиться сейчас с Маркусом? Нет, на такой подвиг у нее пока нет сил.

― Если Луис еще не спит, то я хотела бы взглянуть па него. Конечно, если я не помешаю.

― Не беспокойся, не помешаешь, — со смехом отозвалась Леонора. — Похоже, этот ребенок никогда не спит. Еще одна причина, чтобы радоваться появлению в доме Хуаниты: ведь в отличие от сыночка его маме для поддержания красоты нужен сон. Пойдем, я отведу тебя к нему.

Они поднялись на второй этаж и прошли по коридору мимо комнаты, которую Николь занимала в прошлом году Судя по выбранному Леонорой направлению, детская находилась на противоположной стороне коридора. Там же располагались и комнаты, занимаемые Маркусом. Николь подумала, что спальня Маркуса достаточно далеко от детской, чтобы доносящиеся оттуда крики и плач младенца могли потревожить покой старшего брата.

Дверь им открыла Хуанита: гладко зачесанные черные волосы собраны на затылке в тугой узел, типичные для местных девушек черты лица. На вид Хуаните едва исполнилось двадцать. Она провела их через светлую, обставленную современной мебелью комнату, которая, видимо, служила детской в дневное время, в спальню с плотно задернутыми шторами, где в резной колыбели спал ребенок.