– Перекрыть ворота! – громко распоряжался, словно командующий армией, только что занявшей вражескую крепость, инквизитор. – Никого не выпускать. При оказании сопротивления разрешаю применять оружие.

Однако последнее оказалось ненужным, так как герцог, узнавший от прибежавшего старшего слуги о том, что его посетил сам Великий инквизитор Кастилии, приказал своим слугам немедленно проводить дорогого гостя со всеми почестями в большой зал. Сам же дон Октавио, никак не ожидавший подобного знака внимания со стороны столь значительной особы, поспешил облачиться в парадный камзол. Каково же было его изумление, когда, торжественно выйдя навстречу гостю, ожидавшему хозяина в большом зале, герцог Инфантадский увидел перед собой своего старинного знакомого. Перед ним стоял, хоть и значительно возмужавший, тот самый юноша, который несколько лет назад сватался к его дочери Анне и которого он так подло продал в рабство, дабы замять скандал с оскорблением аристократа.

Дон Хуан, весь в черном, снял шляпу и, отвесив легкий поклон, не столько спросил, сколько констатировал:

– Дон Октавио, герцог Инфантадский, я полагаю.

– Ты? – в изумлении уставился на него хозяин дворца, в кой так нагло вломились фамильяры.

– Великий инквизитор Кастилии, – представился дон Хуан.

Герцог часто заморгал глазами.

– Чем обязан визиту столь высокого гостя? – смутившись, спросил он, даже не изволив пригласить инквизитора сесть.

– Я прибыл, чтобы арестовать вас по обвинению в колдовстве, – заявил дон Хуан.

Два фамильяра, отличавшиеся исправной выучкой, тотчас подскочили к оторопевшему дону Октавио и скрутили ему руки. Третий ловко набросил на шею веревку, и одного из самых знатных представителей испанской аристократии, словно барана, потащили в монастырь.

Анна, услышав стук копыт и звук открываемого запора, выглянула из окна. То, что она увидела, было настолько шокирующим, что аббатисе стало дурно и она упала в обморок. Во двор въехали недавние всадники во главе с доном Хуаном, а следом за ними бежал, привязанный за шею к седлу одной из лошадей, ее отец. Камзол его был весь в пыли, кисти рук, связанные сзади, кровоточили, лицо казалось бледнее лика мертвеца. Но главное – это выражение крайнего унижения, написанное на этом родном и самом дорогом для Анны лице.

Черный всадник слез с коня и распорядился, чтобы дона Октавио заперли в отдельную келью. После он, бросив короткий взгляд в сторону окна библиотеки, направился в церковь. Войдя в церковный полумрак, дон Хуан подошел к алтарю и остановился перед распятием. Он долго молился, прежде чем приступить к допросу нового врага. Внезапно своды церкви раздвинулись над его головой, и дон Хуан увидел белоснежное небо. Как будто кто-то просыпал на него песок, в достатке усыпавший южные берега Испании. На белом песке неба ярким пятном виднелась огромная лужа крови, вытекшая из убитого черного быка. Во лбу быка все еще продолжала гореть огромная серебряная звезда. Бык тяжело дышал, мучаясь в предсмертной агонии, и с каждым его вздохом из рваной раны в боку вытекала, стекая в лужу, новая порция бурой крови. Песок небес впитывал кровь, впитывал эту жертву без остатка, как впитывает время наши чаяния, наши надежды и наши мечты, оставляя нам только песок – эту веру в Великое и Бесконечное.

Дон Хуан, грезивший наяву, очнулся, проморгал закатившиеся глаза и, низко поклонившись Христу, изображенному на маленьком распятии, вышел прочь из храма. Он на миг остановился, щурясь на ярком весеннем солнце, повернулся и пошел к входу в подвал, где его ждал долгий разговор с доном Октавио, герцогом Инфантадским.

– Дон Хуан, дон Хуан, – раздалось откуда-то сверху, когда инквизитор, миновав уже половину своего пути, оказался под окном библиотеки. – Постой. Это я, Анна. Подними же голову, дон Хуан.

Инквизитору очень хотелось повиноваться этому ласковому голосу и поднять голову. Он даже дернулся было, но с величайшим трудом сумел сдержать себя и не поддаться искушению. Влияние первой любви было столь велико, что дон Хуан остановился у стены, упершись в ее грубую каменную кладку руками и тяжело дыша.

– Дон Хуан, – повторила Анна, высунувшись наполовину из окна библиотеки. – Посмотри на меня. Почему ты не желаешь общаться со мной? Ведь ты приехал сюда исключительно ради меня. Так зачем было арестовывать отца? Зачем было мучить других людей? Дон Хуан, вот она я. Ты можешь запросто поговорить со мной. Посмотри же на меня.

Великий инквизитор, тяжело вздохнув, оторвался от стены и медленно поднял голову. Его холодные, ледяные глаза, в которых были только пустота и безразличие, смело встретились с жалобным взором аббатисы и обожгли ее. Анна вскрикнула и отскочила прочь от окна, а дон Хуан неспешным шагом направился в пыточную.

– Дон Октавио, я не хочу тратить ни ваше, ни свое время на пустые разговоры, – сказал дон Хуан герцогу, которого рослые фамильяры приволокли в пыточную и передали в крепкие руки Санчеса. – Против вас выдвинуто обвинение в участии в колдовских обрядах при заложении сего монастыря, под чьим сводом мы с вами находимся. Хотя не в правилах Святой инквизиции называть имена свидетелей, указавших нам на ваш богомерзкий поступок, однако же я назову их вам. Это отец Варфоломей, викарий и духовный наставник монастыря Босых кармелиток, а также крещеный еврей Авраам Клейнер, ваш партнер в сделках.

– Упоминая еврея Клейнера, ты намекаешь на месть за то, что я тебя продал, – прохрипел дон Октавио, в то время как Санчес привязывал его руки к лебедке, приставленной к большому чану с водой.

– В том числе и в этой сделке, – согласился Великий инквизитор. – Все их показания запротоколированы. Мне не нужно напоминать вам, какими методами иной раз приходится Святой службе возвращать еретиков на путь истинный. Поэтому я прошу вас рассказать все, что вы знаете о богохульных злодеяниях, совершенных в этом монастыре.

Глаза дона Октавио округлились, а все лицо исказила гримаса ужаса. Он понял, что викарий и еврей оговорили и подставили его. Теперь, чтобы избежать пыток, ему придется оговаривать собственную дочь.

– Вот потому я и не буду тратить время, ходя вокруг да около. Понимаю, вам, блестящему гранду, привыкшему повелевать, надо свыкнуться с мыслью, что не вы здесь командуете, – сказал дон Хуан. – Это слишком тяжкий шаг для вас. Санчес поможет вам решиться.

Инквизитор кивнул палачу и пыточных дел мастеру. Тот неторопливо развел под чаном костер. Пока вода нагревалась, Санчес, затыкая дону Октавио рот кляпом, сообщил:

– Ты давно мылся? Сейчас я буду тебя немного мыть. Частями. Сначала ступни ног. Затем ноги до колен. Потом будет самое болезненное. Я постараюсь, чтобы ты обварил только часть своего драгоценного хозяйства.

Герцог, которого лишили возможности кричать, завизжал от страха.

Санчес, ухмыляясь, переместил лебедку так, чтобы дон Октавио висел прямо над чаном, от которого уже валил пар, а затем ловко разул герцога, приговаривая, что вскоре ему обувь не понадобится. Дон Октавио визжал, словно свинья, и дергался, пытаясь сорваться с веревки.

– Зря ты это делаешь, сорвешься – весь обваришься, а так только ходить не сможешь, – констатировал палач. – Мне начинать, мессир? – обратился он к дону Хуану,

– Да, пожалуй, – кивнул головой тот. – Хотя нет, постой. Может, вы хотите нам что-нибудь сказать? – обратился инквизитор к дону Октавио.

Санчес грубо вынул кляп изо рта несчастного герцога. Дон Октавио тотчас закричал:

– Меня оговорили! Меня оговорили!

– Кто оговорил вас, дон Октавио? – удивленно спросил дон Хуан.

– Викарий и этот проклятый еврей Клейнер.

– Но они же допрашивались раздельно, – развел руками инквизитор. – Мне кажется, вы только тянете время, надеясь на некие милости судьбы. Санчес, приступай.

Палач и пыточных дел мастер тут же вновь заткнул кляпом рот герцогу и стал медленно опускать веревку. Ступни ног дона Октавио коснулись поверхности кипевшей в чане воды. Герцог взвыл, а все лицо его побагровело от натуги. Огромные вены вздулись на старческой шее.