Орлик подобрал несколько маленьких копий, утерянных плосколицыми, а потом решил сделать себе изогнутую палку.

Он перепробовал несколько деревьев, пока не остановился на гибких и упругих ветках акаций, и теперь целыми днями метал копьеца в цель.

А Ходок все лежал в убежище, наблюдая жизнь стойбища. Он видел, как высокий толстый воин выходил из большой хижины и забирал большую часть добычи, принесенной охотниками. Он не таскал добычи и не жарил мяса. Все за него делали три женщины, жившие вместе с ним в хижине. И одна из этих женщин была из племени Медведей.

– Наверное, толстый воин – это их вождь, – вслух размышлял Ходок. – Вот если бы сговориться с женщиной Медведей! Она помогла бы узнать тайну копий смерти. Но как до нее добраться?

Ходок видел, как кувыркались в пыли дети плосколицых, рылись в отбросах, дрались за лакомый кусок. Видел, как робкие, приниженные женщины ходили за водой, собирали траву, выкапывали корешки.

Однажды из хижины, окруженной колючей оградой, вышел старик в длинной лошадиной шкуре, с какой-то маской, прикрывавшей лицо. Он стал танцевать вокруг хижин, а плосколицые со всего стойбища собрались вокруг него и смотрели на его прыжки и кривляния.

Как-то под вечер Ходок свистом подозвал Орлика, который неподалеку в траве мастерил копьецо.

– Смотри.

Орлик присмотрелся и увидел возле одной из хижин тоненькую девичью фигурку. Лучи вечернего солнца то и дело вспыхивали в се темно-рыжих волосах.

– Белка, – тихо прошептал Орлик, веря и не веря.

– Ходок не видел у плосколицых таких волос, – кивнул Ходок. – Да и у Медведей тоже.

– Ночью Орлик украдет Белку, – встрепенулся молодой охотник.

– Как? – насмешливо улыбнулся Ходок, указывая на изгородь.

– Орлик поплывет через озеро… Ходок взглянул на Орлика и задумался.

– Мы украдем Белку, – сказал он наконец, – но… Сначала Белка поможет нам узнать тайну копий смерти…

Ночью Ходок ушел к озеру.

Белка лежала у самого входа в хижину на изодранной оленьей шкуре. Она уже засыпала, когда свист иволги донесся до нее из темноты. Три посвиста, пауза и снова три посвиста.

Белка насторожилась… Так в племени Туров юноша вызывал на свидание девушку.

«Показалось», – решила она, снова закрывая глаза. Но иволга засвистела опять.

«Иволга – дневная птица. Почему же она свистит в темноте?» – удивилась девочка. Она встала, набросила на плечи облезлую оленью шкуру и вышла из хижины. Иволга свистела на берегу озера, и Белка направилась к камышам. Она дошла уже почти до воды, когда внезапно высокая темная фигура выросла перед ней. Белка отшатнулась, вскрикнула, но тут же умолкла, услышав шепот на родном языке:

– Не бойся. Это Ходок.

Вода стекала с длинных волос Ходока, струилась по обнаженным плечам.

Он схватил девочку за руку и потащил в камыши.

– Рассказывай.

– Нас везли на плотах, долго, – шептала запинаясь Белка, еще не пришедшая в себя. – А потом вели степью. А тех, кто не мог идти, бросили в сердитую воду. Мы тащили добычу, а они подгоняли нас копьями. Собак ведь у них нет… – Она замолчала, вспоминая.

В стойбище пленниц долго не выпускали из хижины, и они целыми днями сидели в ней, шили одежду, вычиняли шкуры. Хижина называлась «женской», и жили в ней девушки и женщины, не имеющие семей. Из этой хижины и выбирали себе жен молодые воины и старшие воины, которые могли заводить себе двух-трех жен.

Женщины плосколицых хорошо относились к пленницам, подкармливали их, утешали, когда те плакали. Ведь и самим женщинам жилось несладко. Питались объедками, много работали. Каждый воин плосколицых мог ударить женщину, не угодившую ему; а Рыжей Белке и другим пленницам, не привыкшим к обычаям племени, приходилось особенно плохо. Синяки не сходили с ее худенького тела. Постепенно пленниц разобрали по разным хижинам и в другие стойбища, и Белка осталась одна среди девочек плосколицых, которым рано было еще заводить семью. Сначала она не понимала языка плосколицых и вынуждена была молчать целыми днями. Только изредка, идя за водой, удавалось встретить женщину Медведей, которая жила в хижине вождя, и перекинуться с нею двумя-тремя словами. Потом Белка научилась говорить на языке плосколицых, и девочки подружились с ней. Но все равно она не могла привыкнуть к неволе. Грязные, закопченные шкуры хижин, вонь отбросов, зеленая, застоявшаяся вода озера, робкие, приниженные женщины, – все было чужим.

Как-то в камышах Белка нашла дикого котенка. Что-то случилось с его матерью, и он бродил один, жалобно мяукая, пока не обессилел от голода, и теперь лежал в траве, прикрыв глаза, чуть подрагивая пушистыми толстыми лапками.

Рыжая Белка подобрала котенка и устроила ему гнездышко в камышах. Она разжевывала мясо и пальцем проталкивала его в глотку зверьку, а он, чтобы не задохнуться, глотал. И постепенно ожил. Узнавал Белку. Бежал ей навстречу, терся о ноги, мурлыкал.

Рыжая Белка привязалась к воспитаннику и каждую свободную минуту бежала к нему. Пока…

Высокий хмурый воин, которого звали Водяной Человек, схватил котенка за лапки и разорвал. А когда Белка, не помня себя от гнева, бросилась на него, сбил ее с ног и долго пинал черными от грязи ступнями.

Водяной вообще не давал ей покоя. В жаркий полдень он гнал ее за водой, а когда она приносила воду, выливал ее, и Белке приходилось бежать к озеру снова.

Он любил подкрадываться к задумавшейся девочке и колоть ее копьем, а когда она вздрагивала от неожиданной боли, гулко хохотал, запрокинув плоское безобразное лицо, заросшее редкими жесткими волосами.

Он укладывался на солнцепеке и заставлял Белку часами выстаивать рядом, заслонять его ветками от лучей солнца.

А недавно Белка узнала, что осенью ее отдадут в хижину Водяного. Женщины участливо смотрели на нее. «Водяной бьет своих жен, – перешептывались они. – Он не пускает их вместе с другими собирать ягоды в овраге. Он не пускает их в степь за корешками…» А ведь только в степи женщины плосколицых и чувствовали себя свободно.

Белка загрустила. Несколько раз приходила ей в голову мысль бежать. Но куда убежишь, не зная дороги, без оружия, без припасов.

Да и воины плосколицых, конечно же, сразу бы догнали ее и бросили бы в сердитую воду, которой поклонялось племя плосколицых и которой приносили в жертву пленников.

– Но теперь, – закончила свой рассказ девочка, умоляюще глядя на Ходока, – Ходок ведь уведет Белку?

Ходок молчал, наклонив голову, прислушиваясь.

– Ходок уведет Белку, – наконец сказал он. – Но… Белка сначала поможет племени. Как плосколицые делают копья смерти?

– Н-не знаю, – растерялась девочка. – Может, колдун?

– Колдун? – повторил Ходок. – Это тот старик, что живет в хижине за оградой?

– Да. Он страшный. Он может посмотреть на человека, и тот умрет, – испуганно зашептала Белка. – Он знает всякие травы. Женщины плосколицых копают ему корни высокой травы. Травы с перьями. Белка хотела попробовать корень, они не дали. Сказали – плохой. Можно заболеть…

– Ну, а копья?

– Н-не знаю, – пожала плечами Белка. – Когда плосколицые идут на охоту, колдун колдует над их луками и стрелами.

– Это изогнутые палки и маленькие копья? – перебил ее Ходок.

– Да. И над копьями, и над дубинками тоже. Он пляшет и поет. И тогда охотники приносят много дичи.

– Не то, – махнул рукой Ходок. – Как колдует колдун, когда плосколицые идут охотиться на людей?

– Не знаю.

– Пусть Белка все узнает, особенно про стрелы смерти, – нетерпеливо перебил се Ходок. – И когда узнает, пусть вывесит шкуру лошади на жерди над хижиной. Ходок увидит сигнал и придет сюда ночью. Ходок или Орлик.

– Орлик здесь? – рванулась к нему девочка.

– Здесь, – улыбнулся Ходок.

Он потерся щекой о ее щеку, шагнул и, казалось, растворился в темноте. Не плеснула вода, не шелохнулся камыш. Долго стояла Белка, всматриваясь в ночной мрак, вслушиваясь, но так ничего и не услышала.