Тем временем дороги их сошлись. Юная Леди смотрела на него. Она была румяная, очень тоненькая, с очень блестящими глазами. Пунцовые губы ее приоткрылись. Возможно, это объяснялось быстрой ездой, но похоже, что она слегка улыбалась. И нижняя часть ее тела, — да, конечно! — была облачена в брюки до колен! Мистером Хупдрайвером вдруг овладело неудержимое стремление спастись бегством. Он судорожно закрутил педалями, намереваясь ее обогнать. Тут какая-то жестянка попала ему под колесо, подскочила и застряла под щитком от грязи. Велосипед повернул прямо на Юную Леди. Дьявол, что ли, вселился в него?

В эту решающую минуту мистеру Хупдрайверу пришло в голову, что разумнее всего было бы слезть с велосипеда. Но вместо этого он нажал на педали и попытался объехать Юную Леди; тут ему показалось, что машина стала крениться набок, он снова выпрямил руль, инстинктивно повернул влево и проехал мимо нее, на волосок от ее заднего колеса. Однако здесь его подстерегала обочина тротуара. Не успел он опомниться, как машину подбросило, и он покатил прямо на деревянный забор. Он врезался в него на полном ходу, вылетел из седла и сел на раму. Машина начала клониться набок, и он очутился на гравии, застряв ногами между рамой и тормозом. Падение на гравий болью отозвалось во всем его теле. Он так и остался сидеть, жалея, что не сломал себе шеи, а еще больше жалея о том, что вообще родился на свет. Вся радость жизни куда-то исчезла. Нечего сказать, его светлость герцог! Черт бы побрал этих женщин, в которых нет ничего женского!

Послышалось легкое шуршание, скрип тормоза, шаги, и Юная Леди в Сером остановилась над ним, придерживая свою машину. Она ведь уже проехала мимо — значит, она вернулась. Яркое солнце светило теперь ей в лицо.

— Вы ушиблись? — спросила она. У нее был приятный звонкий девичий голосок. Она была в самом деле очень юна, в сущности, совсем девочка. А как хорошо ездит! Это была горькая пилюля для Хупдрайвера.

Мистер Хупдрайвер тотчас встал.

— Нисколько, — довольно уныло произнес он. И с огорчением обнаружил, что гравий, налипший на его куртку, едва ли украшает ее. — Мне, право, очень неприятно…

— Это я виновата, — перебила она его и таким образом не дала вымолвить «мисс». (Он, правда, знал, что это не принято, но уж очень укоренилась в нем привычка обращаться так к покупательницам.) — Я хотела объехать вас не с той стороны. — Лицо и глаза ее смеялись. — Поэтому-то я и должна извиниться.

— Но ведь все произошло из-за того, что я не туда повернул руль…

— Мне следовало бы заметить, что вы новичок в этом деле, — с оттенком превосходства произнесла она. — Но там вы ехали так ровно и прямо!

Право же, она была сногсшибательно хороша. Чувства мистера Хупдрайвера взыграли. И он заговорил уже с оттенком легкого аристократизма:

— Вообще говоря, это моя первая поездка. Но, конечно, это не может служит оправданием для моей… м-м… неловкости.

— У вас палец в крови, — внезапно заметила она.

Он увидел, что ободрал себе руку.

— Я даже не почувствовал, — мужественно заявил он.

— Сначала никогда не чувствуешь. У вас нет с собой пластыря? Если нет…

Она прислонила к себе велосипед. Сбоку у нее был карманчик, она извлекла оттуда пакетик пластыря и ножницы в футляре и щедрой рукою отрезала ему большой кусок. У него возникла дикая мысль попросить, чтобы она сама наложила ему на рану пластырь. Но он сдержался.

— Благодарю вас, — сказал он.

— Машина в исправности? — осведомилась она, не выпуская из рук руля своего велосипеда и глядя на распростертую на земле машину. Хупдрайвер впервые не почувствовал за нее гордости.

Он встал на ноги и принялся поднимать рухнувший велосипед. А когда взглянул через плечо, то обнаружил, что Юной Леди уже нет рядом; он повернул голову и посмотрел через другое плечо: она ехала по дороге.

— Тьфу! — вырвалось у Хупдрайвера. — Чтоб мне провалиться! Лихо она меня обставила! — Когда он беседовал сам с собой, речь его не часто отличалась аристократической утонченностью.

В уме у него царило полное смятение. Одно было ясно: на его горизонте появилось прелестнейшее и совсем необычное существо, оно промелькнуло и вот-вот исчезнет. Безрассудство, свойственное человеку, находящемуся в отпуске, бродило у него в крови. Она обернулась!

Он тотчас выкатил свою машину на дорогу и судорожно попытался вскочить в седло. Тщетно. Еще одна попытка. Черт побери, да неужели он никогда не сможет снова залезть на эту штуку? Девушка сейчас завернет за угол. Еще одна попытка. Ах да, педаль! Опять руль не держит! Нет! Вышло! Он вцепился в ручки и нагнул голову. Сейчас он нагонит незнакомку.

Время повернуло вспять. Первобытный человек в эту минуту возобладал над порождением цивилизации — Приказчиком. Он с поистине первозданной дикостью крутил педали. Так человек эпохи палеолита, наверное, мчался бы на высеченном из камня велосипеде за той, которая по закону экзогамии могла быть его половиной. Она исчезла за углом. Он делал титанические усилия. Что же он ей скажет, когда нагонит? Вначале это почти не волновало его. До чего же она была хороша, когда подошла к нему, раскрасневшаяся от езды, слегка запыхавшаяся, но такая гибкая, энергичная! Где им до нее, всем этим комнатным растениям, благовоспитанным барышням, с лицами цвета холодной телятины! Но что же он ей все-таки скажет? Это не давало ему покоя. И кепи он приподнять не может без риска вновь пережить недавний позор. Она настоящая Юная Леди. Никаких сомнений! Это вам не какая-нибудь краснощекая продавщица. (Никто на свете не презирает так своего ближнего, как продавцы — продавщиц, вот разве только продавщицы — продавцов.) Фу! Вот это работенка! Колени его совсем было одеревенели, потом снова отошли.

«Разрешите осведомиться, кому я обязан…» — пыхтел он себе под нос, примериваясь. Пожалуй, сойдет. Хорошо, что у него есть визитные карточки! Шиллинг за сотню — исполнение в присутствии заказчика. Он задыхался. Дорога действительно шла немного в гору. Он завернул за угол и увидел нескончаемую ленту дороги, а на ней вдали серый костюм. Он стиснул зубы. Неужели он нисколько не нагнал ее?

— Эй, обезьяна на вертеле! — крикнул вслед ему какой-то мальчишка.

Хупдрайвер удвоил усилия. Дыхание с шумом вырывалось у него из груди, руль снова заходил ходуном, педали отчаянно крутились. Капля пота попала ему в глаз — едкая, как кислота. Дорога действительно шла в гору — тут уж не могло быть двух мнений. Весь его организм взбунтовался. Последним отчаянным усилием он достиг поворота и увидел впереди отрезок тенистой дороги, а на ней — ни души, только тележка булочника. Переднее колесо у Хупдрайвера вдруг резко взвизгнуло.

— О господи! — произнес он вслух и весь сразу обмяк.

Так или иначе она все равно умчалась. Он еле слез с велосипеда, — ноги у него были точно ватные, — прислонил машину к поросшей травою обочине и сел, чтобы отдышаться. На руках у него вздулись вены, и пальцы заметно дрожали, дыхание с трудом вырывалось из груди.

«Нет у меня еще сноровки, — заметил он про себя. — Теперь ноги словно налились свинцом. И такое чувство, будто я не завтракал сегодня».

Он отстегнул боковой карман и достал новенький портсигар и пачку сигарет «Копченая селедка». Набил ими портсигар. Взгляд его с одобрением задержался на клетчатом узоре новых носков. И в глазах появилось отрешенно-мечтательное выражение.

«Да, Девушка была сногсшибательная, — подумал он. — Увижу ли я ее когда-нибудь еще? А как ездит! Интересно, что она обо мне подумала».

Тут ему вспомнилась фраза сторожа об «его светлости герцоге», и это несколько утешило его.

Он закурил сигарету и, попыхивая ею, продолжал мечтать. Он даже глаз не поднимал на проезжавшие мимо экипажи. Так прошло минут десять. «Ерунда все это! Что толку от этих дум? — решил он. — Ведь я всего лишь младший приказчик, черт возьми!» (Вернее, сказал он не «черт возьми», а кое-что другое. Служба в магазине может навести внешний лоск, зато общежитие продавцов вряд ли научит хорошим манерам и высоким моральным принципам.) Он встал и повел свою машину по направлению к Эшеру. День обещал быть прекрасным, и живые изгороди, деревья и поля ласкали его усталый взор горожанина. Но от душевной приподнятости, которую он ощущал раньше, не осталось и следа.