Не раз Верховный лорд обсуждал с Джерсоном проблему газа. Он не желал, чтобы газ пускали в ход, но в то же время логика войны требовала от него уверенности, что он владеет достаточными запасами. Угроза Кемелфорда прекратить поставки сырья не давала ему покоя ни днем, ни ночью. А Джерсон был знаток отравляющих веществ.

Верховный лорд полагал, что война должна быть величественной. Войны – это заглавные литеры, которыми украшены страницы истории. Твердая поступь пехоты, воодушевляющий цокот и топот кавалерии, все покрывающий гром орудий – вот музыка, под которую шагает история с тех самых пор, как она достойна называться историей, и Верховный лорд хотел, чтобы она по-прежнему маршировала под ту же старую музыку. Он почувствовал, что иные из новых машин и новых методов ведения войны отличаются жестокостью и нетерпимостью научного тезиса; они лишают ее одухотворенности; делают неразборчивой; ради пытливости и упорства, этих добродетелей науки, они сводят на нет героизм. В решающий час люди устремятся вперед не в порыве отваги, а увлекаемые поневоле гигантским военным механизмом. Верховный лорд с радостью подписался бы под любым соглашением, запрещающим аэропланы, подводные лодки и ядовитые газы, как были уже запрещены бактерии и разрывные пули. Но Джерсон и слышать не хотел ни о каких ограничениях.

– Война есть война, – говорил он, – и надо пользоваться тем, что верней всего убьет и сломит дух врага.

– Но бомбардировать города! Отравлять гражданское население! Газ ведь убивает всех подряд.

– А какое у них право оставаться гражданским населением? – возразил Джерсон. – Скорее всего, уклоняются от мобилизации или что-нибудь в этом роде. В будущей войне не должно быть никакого гражданского населения. К газу несправедливы, все против него. А если хотите знать, он совершенствует войну. Люди уже не надеются, что где-то там, в тылу, можно отсидеться. Как это поют черномазые?

Отступать будет некуда, так поневоле полезут в драку.

– В сущности… в Женеве мы обязались не прибегать к ядовитым газам.

– Что значит «в сущности»? Если уж на то пошло, пактом Келлога и тому подобным вздором мы обязались не прибегать к войне. Но это ничуть не мешает всем европейским государствам, да и Вашингтону, пополнять запасы газа, и фабрики у всех работают день и ночь. Нет уж. Ради пропаганды вы можете начать войну, как джентльмен, по всем правилам хорошего тона, но дайте только ей разгореться! Тут уж вам будет не до благородства. Тут вы начнете царапаться и кусаться. Дойдет дело и до химии, вот помяните мое слово.

– Да, – согласился Верховный лорд. – Да, вы правы. Чтобы поставить на своем, приходится быть неумолимым.

На несколько минут лицо его стало маской неумолимой суровости.

И в глазу генерала Джерсона явственно отразилось невольное уважение.

– А теперь поговорим о предстоящих нам кампаниях, – начал Верховный лорд и придвинул карты, лежавшие перед ним на столе. – Прежде всего – Россия.

– Очень возможно, что начнется с нее, – согласился Джерсон.

Некоторое время они обсуждали последствия столкновения с Москвой.

– В этом случае, – сказал Джерсон, – если в Западной Европе все будет спокойно, нам придется вести этакую второстепенную войну. Как было в Палестине, когда мы воевали там под предводительством Алленби. Во всяком случае, первое время. Новые изобретения хороши для стран густонаселенных. А в Россию мы не можем без счету засылать ультрасовременную технику. Аэропланы, снаряженные пулеметами в достаточном количестве, разумеется, должны будут подавить любой мятеж, который может вспыхнуть против нас в Индии или Центральной Азии. Центральная Азия до сих пор всегда возвращалась к старым, испытанным способам, к конным набегам – кочевники, парфяне, гунны, монголы и все такое прочее. Но теперь, когда у нас аэропланы и пулеметы, им крышка. Куда коню против крыльев! Начинается новая глава истории. И афганскому обычаю укрываться в камнях и стрелять из засады – тоже конец. Наша птичка найдет стрелка и там. Все, я бы сказал, варварские, первобытные способы ведения войны кончены, устарели на двадцать лет. Теперь все дикари у нас в руках. Воевать с Россией в Азии будет сравнительно нетрудно. Но мы не можем рассчитывать, что война ограничится пределами Азии.

– Я на это надеюсь.

– Надеяться можно, но я сказал «рассчитывать». И потом есть еще Петербург – они его называют Ленинград, – оттуда можно будет, как с базы, совершить небольшой налет на Москву, чтобы навести порядок. Нас, возможно, к этому вынудят. Мы можем добрых десять лет воевать в Центральной Азии и ничего не добиться… Как знать?.. Если у нас начнутся затруднения, наши друзья в Берлине… Или даже ближе… Заранее ничего нельзя знать.

Он испытующе посмотрел на Верховного лорда. Потом пояснил:

– Воевать о Россией, перепрыгнув через Европу, – дело рискованное.

– Не думаю, что так случится, – сказал Верховный лорд.

– И я не думаю, но это не исключено.

Эти слова отравили сомнением душу Верховного лорда.

– Мне все равно, какие вы там подписываете соглашения, – тем-то не пользоваться, то-то не пускать в ход, – продолжал Джерсон. – Государство, которое соблюдает такие обязательства, по-настоящему и не воюет вовсе. Пока придерживаются правил, это не война, а забава. Война начинается тогда, когда закону приходит конец. Пока можно заключать и соблюдать какие бы то ни было соглашения, война не нужна. Все эти обязательства не пускать в ход газы – это, знаете ли, тоже вроде газа, ни черта не весит. – Джерсон улыбнулся собственному остроумию, обнажив черные зубы. – В наше время решающим фактором во всякой хорошей войне непременно будет химическая бомбардировка с воздуха. Поразмыслите-ка над этим, это же ясно как день. Другого пути нет. Отныне всякая настоящая война будет борьбой за то, чтобы сбросить как можно больше отравляющих веществ на самые населенные и уязвимые центры врага. Тогда, и только тогда, противник вынужден будет сдаться. Не может не сдаться. Его будут травить газами, пока он не запросит пощады… Да и какой еще может быть современная война?

Все это не слишком приятно слушать, и, однако, Джерсон прав. Задумчивое лицо Верховного лорда стало решительным.

– Да, в этом есть логика. – Белая рука сжалась в кулак.

– У немцев, я считаю, самые мощные взрывчатые вещества, – сказал Джерсон. – Если мы ничего не предпримем, они нас обставят. Они, подлецы, изобретательные, всегда такими были. Республика ничему тут не помешала, а теперь с нею, слава богу, покончено. Берегитесь немецких химиков, вот что я вам скажу! А все-таки сейчас, уж не знаю, надолго ли, мы впереди всех по части ядовитого газа. Впереди всех. Так уж вышло.

– Знаю, – сказал Верховный лорд. – Газ Л.

С тайным удовольствием он смотрел на изумленное лицо Джерсона.

– Но… но кто вам сказал?

Белой рукой Верховный лорд небрежно отмахнулся от этого вопроса.

– Знаю, мой милый Джерсон, – улыбнулся он. – Так уж вышло. Заводы в Кэйме, а?

– Вот именно! Если бы сейчас в Европе началась война, мы привели бы в изумление весь мир… Вам известно все о газе Л?

– Нет, – сказал Верховный лорд. – Расскажите.

– Ну ладно… ладно. – И, упершись кулаками в стол, Джерсон подался вперед, точно кошка, припавшая к земле перед прыжком. Голову он склонил набок.

Он рассказывал нехотя, беспорядочно. Он не привык ни с кем делиться информацией. Он вообще ничем не привык делиться. Но мало-помалу Верховному лорду стали ясны особые качества газа Л.

Это был тот самый газ, о котором говорил Кемелфорд на памятном обеде у сэра Басси, на обеде, воспоминание о котором все еще преследовало Верховного лорда. Это был новый, неизвестный газ, и для его производства требовались редкие земли и иные вещества, которые, по-видимому, можно добыть лишь в Кэйме на Корнуэллском полуострове. Даже тогда этот газ задел воображение мистера Парэма и навел его на размышления.