— Чайпаку, — задумчиво сказал он. — Чем это вы заинтересовали Братство?

Каландрилл беспомощно пожал плечами. Брахт сказал:

— Наши враги — это враги господина Варента. Возможно, это именно они наняли его.

Ликтор кивнул.

— Рахамман эк'Джемм сказал, что вы прибыли с какой-то тайной миссией по поручению этого господина из Альдарина. Вы хотите принести свои торговые войны на землю Кандахара?

— Мы не искали осложнений, — сказал Брахт. — На Каландрилла напали во сне.

— Однако у меня на руках труп, — сказал ликтор. — И даже если он чайпаку, все же остаются вопросы, на которые необходимо получить ответы. Лучше вам пройти со мной.

— Он ранен, — быстро сказал Брахт, бросив взгляд на Каландрилла, — и не может идти.

Каландрилл в подтверждение застонал. Ликтор взглянул на мать Райми, и та сказала:

— Я послала Лианну за целительницей.

— Подождем, — решил ликтор. — Если Сулеймана скажет, что он не может идти, оставим его здесь.

— А Брахт? — спросил Каландрилл.

— Он поживет у меня, — сказал ликтор. — До тех пор, пока мы не разберемся в этом деле.

— В каком деле? — сердито спросил Брахт. — Убийца-чайпаку намеревался прикончить человека, которого я подрядился охранять… Я выполнил свой долг, только и всего.

Ликтор пожал плечами и повернулся, чтобы вытащить кинжал из деревянной двери.

— Похоже, это правда, но у меня тоже есть обязанности. Мой долг вынуждает меня задержать тебя до тех пор, пока подеста не проведет расследование. До тех пор ты — мой гость. — Он коротко усмехнулся. — Сэкономишь варр или два на постели и постое.

— У нас есть дела, — запротестовал Каландрилл.

— Если ты не можешь ходить, то путешествовать и подавно, — логично заявил ликтор. — Подеста появится недели через три, и тогда он, возможно, отпустит вас на все четыре стороны. Но до тех пор…

Он выразительно пожал плечами. Каландрилл и Брахт переглянулись, керниец холодно улыбался.

— Все идет к тому, что нам придется обождать, — сказал он, указывая головой в сторону бдительных солдат.

Каландрилл кивнул, про себя ругая на чем свет стоит Тобиаса, или Азумандиаса, или того, кто нанял чайпаку. Он и не предполагал, что их местоположение так быстро откроется. Перспектива томительного ожидания подесты в Мхерут'йи выводила его из себя; если Мехеммед отыскал его несмотря на все предосторожности, принятые Варентом, то и любой другой член Братства это сможет сделать. Или та загадочная женщина.

Солдаты расступились, впуская в комнату женщину с решительным выражением на лице и с большим кожаным чемоданом в руке. Откинув повязку с пышных каштановых волос, она взглянула на ликтора.

— Что ж, Филомен, насколько я вижу, один больше не нуждается в моей помощи. Так к кому меня позвали в этот ранний час?

Ликтор кивнул в сторону Каландрилла.

— Вот к тому, Сулеймана. Говорят, у него что-то с коленкой.

Женщина кивнула и сбросила с плеч накидку, под которой оказался простой коричневый халат. Сев на кровать подле Каландрилла, она разгладила подол. Быстро взглянув на его ногу, Сулеймана сказала:

— Это может быть больно.

Она начала ощупывать ее, и Каландрилл зажмурился. Взяв его за лодыжку, женщина стала поворачивать ее туда и сюда, и он застонал.

— Нога не сломана, — заявила Сулеймана. Затем коротко улыбнулась: — Ты бы заорал, если бы она была сломана; коленка — штука тонкая.

— Он может идти? — спросил ликтор.

— Бураш, нет! — покачала она головой. — По крайней мере день или два, а потом он еще долго будет прихрамывать. Я наложу ему компресс, но в ближайшие пару дней ему лучше оставаться в постели. А там посмотрим.

Она закатала рукава, приложила правую ладонь к ране на животе юноши и прикрыла глаза, что-то бормоча. Кожа у Каландрилла при этом слегка горела, затем она отняла руку, и боль прошла.

— Яда нет, — заметила Сулеймана как бы между прочим и наложила на колено обе руки.

Она опять закрыла глаза, и на лице ее появилось выражение полной сосредоточенности. Он начал постанывать по мере того, как ее воздействие становилось все сильнее, а затем вздохнул, когда боль вдруг отступила. Она снял руки с колена, открыла чемоданчик, покопалась в нем и вытащила банку с едкой мазью, которой стала смазывать больное место. Поначалу мазь жгла, но потом жжение перешло в приятную теплоту, и целительница завязала ему колено.

— Выпей, — приказала она, протягивая ему фиал с бесцветной жидкостью. — У тебя есть деньги? — Он кивнул и выпил. Жидкость была горькой. Сулеймана сказала: — Хорошо, ты должен мне два варра. И за каждый последующий визит — по одному. Ну, а теперь дай я перевяжу этот порез. — Она смазала рану другой мазью и наложила повязку вокруг талии. — Смой кровь, — посоветовала она, — и поспи. Оставайся в кровати, пока я не разрешу тебе ходить. Райми будет приносить тебе пищу.

Мать Райми кивнула, соглашаясь с приказанием.

— Спасибо, — сказал Каландрилл.

Целительница опять улыбнулась и покачала головой.

— Деньги — это все, что мне от тебя нужно. — Она закрыла чемоданчик и встала. — Ну что же, если во мне больше нет необходимости… пойду досыпать.

— Хорошо, — сказал ликтор, вставая, когда она проходила мимо него. — Ты останешься здесь, — он посмотрел на Каландрилла, — а твой приятель отправится со мной.

Его люди сомкнулись вокруг Брахта, как бы подкрепляя слова командира. Мать Райми спросила:

— А как насчет… этого? — она нервно ткнула пальцем в труп.

— Двое, отнесите его, — приказал ликтор.

Каландрилл смотрел на солдат, без церемоний выволакивавших тело из комнаты. Мать Райми в ужасе уставилась на окончательно испорченный ковер.

— Ты, — сказал ликтор, обращаясь к Брахту, — пойдешь со мной. И оставь меч здесь.

Керниец сверкнул глазами, и на какое-то мгновенье Каландрилл испугался, что он не подчинится. Но Брахт расстегнул пояс и с раздражением бросил его на пол. Каландрилл облегченно вздохнул. Ликтор поманил Брахта пальцем. Солдаты угрожающе наклонили пики вперед. Брахт посмотрел на Каландрилла.

— Навести меня, когда сможешь ходить.

Каландрилл кивнул, поняв намек.

Последующие два дня тянулись очень медленно. Стоило Каландриллу попытаться встать, как боль пронзала его колено; в конце концов он был вынужден согласиться с диагнозом Сулейманы и, хотя это было крайне неприятно, последовал ее совету и два дня пролежал в постели.

После того как все разошлись, недовольная Лианна, не глядя ему в глаза и односложно отвечая на все его расспросы, стала оттирать запятнанный ковер. Мать Райми приносила ему пищу, Суриним был всегда рядом с ней с крепкой дубинкой в руках; они тоже были не очень разговорчивы. У Каландрилла сложилось впечатление, что ему позволили здесь остаться только потому, что целительница высказалась против его переноса в другое место, и он весь день то клял свою неподвижность, то беспокоился, как бы покушение не повторилось. У него было предостаточно времени, чтобы подумать, и мысли его кружили, как собака за своим хвостом.

Кто послал чайпаку? Тобиас?

Или Азумандиас?

Если Азумандиас, то зачем было посылать судно вдогонку за «Морским плясуном»? Неужели Азумандиас просто хотел подстраховаться, отправляя одновременно и женщину, и чайпаку?

Или все же убийцу нанял Тобиас?

Или отец?

Билаф вряд ли опустится до такого, но вот Тобиас… Да, брат не колеблясь пошлет кого угодно, чтобы уничтожить малейшую угрозу его праву наследования. Но это значит, что Тобиас знает, что он был в Альдарине. Как мог он узнать это так быстро? А может, у чайпаку есть какие-то свои способы передачи информации? Почтовые голуби или колдовство. Он копался в памяти, но так и не вспомнил ни одного упоминания о том, что Братство использует колдовство.

Он лежал на кровати, глядя сквозь раскрытое окно на маленький дворик гостиницы, чувствуя иссушающий жар гахина и думая все об одном и том же. Может, Мехеммед просто узнал, что его разыскивают убийцы, и решил воспользоваться этим? Если это так, то выходит, его лицо известно всем чайпаку. От этой мысли кровь застыла у него в жилах: опасность путешествия возрастает во много-много крат. На сей раз его спасли колдовство и Брахт, в следующий — керниец может оказаться не столь быстрым. Как бы то ни было, до тех пор пока Брахт в тюрьме, на его помощь рассчитывать не приходится. Каландрилл положил меч у ног, на чем свет стоит ругая свое ранение. Даже будучи в полном порядке, он не смог достойно ответить убийце. А теперь, когда он и ходить-то не может, у него нет никаких шансов.