— Ты надеешься его восстановить?

— Обязательно!

— И он будет ездить?

— Конечно!

— Тогда я с легкой душой передаю свой «лэндровер» в твои руки.

— Твоя машина по сравнению с синим «бьюиком» — арифметическая задача для первоклассника по сравнению с логарифмическим уравнением.

— Что ждет эти машины в будущем?

— Три продам, — с неохотой признался Феликс, — а «бьюик» останется у меня.

— Ты единственный, кто знает, что эта машина существует? Я знаю, но пока еще не верю в то, что это реальность, — глядя на ржавый, хотя местами уже очищенный металл, признался Илларион. — И все же посмотри мой автомобиль.

— Да, конечно.

Мужчины вышли во двор, и Феликс, подняв капот, хитро глянул на Иллариона.

— У тебя взгляд человека, который наблюдает, как хирург копается во внутренностях его близкого родственника.

— Ты близок к истине.

Феликс быстро отсоединял провода, снимал патрубки, простукивал детали, разве что не нюхал и не лизал языком системы и агрегаты.

— Я, конечно, не волшебник и не знахарь, но, по-моему, твоя машина послужит еще лет двадцать, даже если ты будешь стараться ее угробить.

— Я никогда не ставил такой цели.

— Вся твоя жизнь, Илларион, это стремление угробить если не других, то самого себя. Мне придется перебрать двигатель по винтику.

— Как боевой автомат? — ухмыльнулся Илларион.

— Да. С той лишь разницей, что в двигателе деталей в сотни раз больше.

— Надеюсь, ты не собираешься делать это с завязанными глазами?

— Понадобилось бы — сделал.

Разговор подошел к самому неприятному моменту:

— Сколько я тебе буду должен?

Феликс посмотрел на друга непонимающим взглядом:

— Ты серьезно спрашиваешь или издеваешься?

— Всякая работа имеет свою цену. Я забираю твое время, эксплуатирую твое умение.

— Кое-что из моего умения получено от тебя, — напомнил Феликс, — и считать, кто кому должен «по жизни» — дело пустое.

— Так не пойдет, — жестко произнес Забродов. — Знал бы, что ты так поведешь себя, то обратился бы к другому мастеру.

— Мог бы — обратился бы, — ухмыльнулся Феликс. — Только я один справлюсь с твоей машиной. Пригнал бы к халтурщику, слесарь открыл бы капот и выругался бы матом. Простому смертному не разобраться, где тут что находится.

— Если ты не возьмешь деньги, я уеду на машине прямо сейчас.

— Ты про выпитое пиво забыл, — напомнил Феликс.

— Позже уеду. Бутылка пива выветривается через сорок пять минут.

В голове у Забродова имелось множество полезных сведений, которые, в лучшем случае, пригождались раз в жизни, а иногда так и оставались невостребованными. В этом смысле он был ходячим энциклопедическим справочником.

Феликс поставил ногу на бампер джипа и задумчиво крутил в руках сигарету.

— Без денег ты, Илларион, не оставишь джип у меня?

— Нет. Не забывай, ты уже подрядился чинить машину.

— И ты заплатишь любую сумму, которую я запрошу? — в глазах у Феликса читалось веселье, он, как и Забродов, любил розыгрыши.

— Если ты не заставишь меня платить в монгольских тугриках, то, считай, заметано.

— Ладно. Чтобы потом не говорил, будто я тебя обманываю, уточним сразу: сумма в долларах.

Забродов всегда возил с собой около тысячи «баксов». Теперь же, отправляясь к Феликсу, прихватил еще две на случай, если придется менять двигатель. К тому же деньги были у него разного достоинства, мелкие и крупные, так, чтобы рассчитаться без сдачи.

— Найду, не вопрос. Расчет на месте.

— Не сумеешь.

— Ты же не собираешься запросить больше трех штук?

— Нет, что ты.

— Тогда не вопрос.

— Один металлический доллар, — прищурившись, произнес Феликс и тут же протянул руку с открытой ладонью, будто был уверен, что Забродов так просто положит в нее увесистую монетку.

Забродов развел руками:

— В других брюках оставил.

— Слабо, Илларион? Вот и не заводи разговор о деньгах, если не платежеспособен. Мне от тебя ничего не надо, появляйся только почаще и без машины, чтобы не сидеть за бутылкой минеральной воды. Со мной пить не страшно, я или пиво пью, или что-нибудь дорогое и крепкое.

— Я это еще в твоем сарае заметил — на полках пустые бутылки от виски и бренди.

— Я, Илларион, во всем размеренность люблю — в работе, в питье, в сексе. В любом занятии главное не спешить, тогда получаешь максимум удовольствия.

Забродову казалось, что в отсоединенных проводах и патрубках уже никому не разобраться без схемы, но Феликс лишь мельком поглядывая на руки, все присоединил на свои места за считанные секунды.

«С первого раза она у него не заведется», — мстительно подумал Забродов, когда Феликс садился за руль.

Машина завелась с пол-оборота, и Иллариону показалось, что двигатель работает безукоризненно. Ему хотелось сказать, что все уже готово, мол, Феликс, вылезай из-за руля.

«Лэндровер» скрылся в сарае, в полумраке поблескивая лишь никелированным бампером. Феликс даже не посчитал нужным выйти на улицу, поднял капот, засучил рукава и принялся за работу.

Забродов стоял, ждал, ковыряя землю носком ботинка. Не выдержал, зашел в сарай. Его поразила обстановка рабочего места Феликса. Рядом с машиной уже стоял стол на колесах — такой, как в хирургических операционных, двухъярусный, заложенный гаечными ключами, отвертками, пилками, напильниками и какими-то хитрыми инструментами, о предназначении которых мог знать лишь искушенный мастер. Среди этого железного великолепия стояла бутылка виски и маленькая, граммов на тридцать рюмочка, налитая до половины.

Феликс увлеченно разбирал машину и даже не глядел на друга. Сняв какую-нибудь из деталей, мастер брал бумажную салфетку, обворачивал вокруг рюмки и отпивал микроскопической глоток.

— На сколько тебе бутылки хватает?

— Ты еще здесь? — изумился Феликс. Для него прощаться подобным образом было в порядке вещей. В этом он отличался от Иллариона, тот всегда любил ставить в разговоре точку.

— Попрощаться все-таки стоило бы.

— Зачем? — удивился Феликс. — Мы же с тобой не навеки расстаемся. Три дня — не срок, к тому же эти дни станут для тебя незабываемыми.

— Почему?

— Сам увидишь, — хитро улыбнулся мастер по реставрации старинных автомобилей.

— Ты-то сам на чем ездишь? — наконец сообразил Забродов, оглядев сарай.

— На мотоцикле, — и Феликс кивком указал на бесформенный объем — только сейчас стало понятно, что скрывается под брезентом.

— Напоминает скульптуру, приготовленную к открытию, — сказал Забродов.

— Раньше в Москве неплохо было ездить на машине, а теперь столько развелось автомобилистов, что иногда быстрее пройти пешком, — бурчал Феликс, продолжая ковыряться во внутренностях машины. — Вот я и завел себе мотоцикл. Между рядами прощемишься, а надо, так и по тротуару. Я и тебе, Илларион, советую завести мотоцикл. Незаменимая вещь в современном городе!

— Особенно зимой, — съязвил инструктор.

— Ну и что? — пожал плечами любитель техники. — Резина у меня шипованная, хоть по катку катайся или по Москве-реке гоняй. Одеваться только теплее приходится. Но мы с тобой, Илларион, люди закаленные, нам русские морозы нипочем. Не немцы же мы, в конце концов!

— Прошу учесть, что мой джип — мужчина, а не какой-нибудь там «мерседес» или «тойота».

— Твоя машина среднего рода, как и все английское. Только корабль у них из неодушевленного мира почему-то женского рода.

— И ты меня собираешься учить тонкостям английского языка?

— Бойся гостя стоячего, а не сидячего, — намекая на то, что Забродов задерживается сверх выделенного ему лимита времени, сказал Феликс.

— До встречи, — Забродов протянул руку, но поскольку у Феликса ладони уже были испачканы, ему пришлось пожать запястье.

Забродов не спеша прошелся по двору. Ему не верилось, что в столице еще остались подобные патриархальные уголки в смысле пейзажа, дома и человека, живущего в нем. При всем при том Феликс входил, наверное, в десятку самых продвинутых знатоков техники в Москве.