Сестра его, графиня Вицтум, сразу приметила замешательство брата, но виду не подала. На лицах обеих женщин как ни в чем не бывало засияли приветливые улыбки.

– Гойм, я должна бы рассердиться на тебя, – начала приятным, мелодичным голосом графиня Рейс, – возможно ли это? Жена твоя приезжает в столицу, а я узнаю об этом случайно от Гюльхен.

– Как! – воскликнул министр, с трудом скрывая досаду, – И Гюльхен уже знает об этом?

– Еще бы, – сказала, входя в комнату, Рейс, – и она, и весь город знает, все только о том и говорят, что ты, наконец, поумнел, и твоя бедная жена не будет больше увядать взаперти.

Графиня подошла к Анне, разглядывая ее, как барышник породистую лошадь на рынке.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая графиня? – спросила гостья, протягивая обе руки. – Я так рада, что могу приветствовать тебя там, где тебе быть надлежит. Я первая пришла к тебе, но поверь, не пустое любопытство привело меня, а желание быть полезной. Завтра тебе надо быть на балу у королевы, прелестная наша отшельница, а ты только что приехала, не знаешь Дрездена, уж разреши нам позаботиться о тебе. Бедная наша вспугнутая пташка!

Во время этой речи та, кого графиня назвала вспугнутой пташкой, стояла, гордо выпрямившись и ничуть не волнуясь, с сознанием своей силы, будто властвовала здесь давно.

– Благодарю вас, графиня, – ответила Анна спокойно, – да, муж сказал мне, что я должна быть на балу. Но разве это так необходимо? Разве я не имею права сказаться больной, хотя бы от потрясения, что на мою долю выпало такое необыкновенное счастье.

– Я бы не советовала прибегать к такой отговорке, – возразила графиня Рейс. – Никто, взглянув на вас, не поверит вашей болезни, вы выглядите, как Юнона, пышущая здоровьем и силой, никто не поверит, что вы оробели, ибо вы не из пугливых.

Гойм, подав графине руку, повел ее в мрачный аудиенц-зал. Золовка, пользуясь тем, что брат прошел немного впереди, взяла Анну под руку и зашептала ей на ухо:

– Милая Анна, не беспокойся и не упрекай себя. Ты вырвешься, наконец, из неволи, увидишь двор, короля, блеск, великолепие, равного которому нет во всей Европе. Я всегда за тебя страдала и теперь рада, что могу первая приветствовать тебя. Не сомневаюсь, тебя ждет самая счастливая участь.

– Я так привыкла к уединению и покою, – тихо произнесла Анна, – что мне ничего другого не надо.

– Мой брат, – добавила Вицтум, – лопнет от ревности!

И она захохотала.

Три дамы в сопровождении обескураженного министра стояли посередине зала, когда слуга вызвал Гойма. Дверь кабинета затворилась за ним. Графиня Рейс села первая и, склонившись к прелестной хозяйке, зашептала:

– Дорогая моя, я счастлива поздравить вас с началом новой жизни. Поверьте, я могу вам пригодиться. Гойм, сам того не желая, проложил вам широкую дорогу. Вы же прелестны, как ангел!

Анна, помолчав, сказала холодно:

– Вы ошибаетесь, если думаете, что я честолюбива, дорогая графиня. Я слишком долго жила в уединении и праздности, много думала о себе и о свете. И теперь хочу одного: поскорей вернуться к моей тихой жизни и к Библии.

Графиня Рейс засмеялась.

– Скоро все изменится, – промолвила она, подлащиваясь к хозяйке, – а сейчас надо подумать о вашем завтрашнем туалете. Дорогая Вицтум, давайте устроим генеральный совет, надо решить, как одеть Анну, а то она может пренебречь этим. А тебе ведь надо поддержать честь дома твоего брата.

– Анна затмит всех придворных красавиц, как бы она ни оделась, – возразила графиня Вицтум. – Тешен не под силу состязаться с ней, она уже поблекла. Мне кажется, чем скромнее будет туалет Анны, тем больше он будет ей к лицу, пусть другие прибегают к румянам, белилам и мушкам. Анне подойдет обычный девичий наряд.

Разговор о нарядах стал оживленным, женщины перебивали друг друга, горячились, спорили. Анна вначале молчала, лишь с удивлением и даже с некоторой опаской слушала обеих приятельниц, проявлявших, как ей казалось, слишком большую заботу о ней. Но вскоре и она, как всякая женщина, поддалась магнетическому действию подобных разговоров, вставила несколько слов, и болтовня, прерываемая смехом, стала еще жарче и веселей.

Графиня Рейс внимательно прислушивалась к каждому слову Анны Гойм, поглядывала на нее украдкой с каким-то непонятным беспокойством и забрасывала вопросами, надеясь, по-видимому, услышать в ответах какой-то скрытый смысл. У Анны прошло утреннее напряжение, и она стала, как свойственно ее возрасту, острить, смеяться и сыпать словечками, искрящимися, как бриллианты. Откровенно, с подкупающей прямотой говорила она о себе, о своих ощущениях и предчувствиях. Графиня Рейс подбадривала ее. Удивительная живость ума Анны, сохранившего в покое и тишине свою девственную прелесть, приводила графиню Рейс в такое восхищение, что она несколько раз порывалась кинуться Анне на шею.

– Наша прелестная Анна! Несравненная, очаровательная! – восклицала графиня. – Завтра вечером весь двор будет у ваших ног. Гойм может заранее приготовить для себя пистолеты. Тешен заболеет и по своему обыкновению упадет в обморок, ведь это ее излюбленный прием.

Графиня Вицтум засмеялась. Графиня Рейс рассказала, между прочим, Анне, как княгиня Любомирская завоевала сердце короля. Увидев, что король упал с лошади, она потеряла сознание. Август от сильного ушиба тоже лишился чувств. Пробуждение было сладостным. Когда Тешен открыла глаза, король стоял перед ней на коленях.

– Увы, – добавила Рейс, – упади она сейчас в обморок, король скорее испугается, чем восхитится. Первый пыл угас. На Лейпцигской ярмарке его величество волочился напропалую за французскими актерками. Хуже того, он, говорят, безумно влюбился в княгиню Ангальт-Дессау, но встречен был с суровой холодностью. Король говорил недавно Фюрстенбергу, что сердце его свободно и что он готов принести его в дар какой-нибудь красавице.

– Надеюсь, – сказала несколько задетая Анна, – что вы не заподозрите меня, дорогая графиня, в том, что я уподоблюсь французским актрисам, раз даже княгини не всегда отказываются от подобной чести. Королевское сердце не такой уж завидный дар, а мое сердце стоит большего, чем объедки после княгини Тешен.

Лицо графини Рейс покрылось густым румянцем.

– Тише, тише, какой вы ребенок, – сказала она, оглядываясь, – никто ничего такого не говорит. Просто болтаем о том, о сем, но вы должны быть ко всему готовы. Мы с графиней Вицтум пришлем вам наших купцов и портных, а если вы не захватили своих бриллиантов или у вас их мало, Мейер даст вам под залог, какие вы только захотите, ни у кого при дворе таких не будет, и сохранит это в строгом секрете. Он человек услужливый и учтивый.

Обе гостьи поднялись и стали обнимать Анну, та молча проводила их до дверей. Гойм больше не появлялся, кабинет был полон акцизных.

Внизу у подъезда стояла карета графини Рейс, обе дамы сели в нее. Некоторое время они ехали молча, погрузившись в раздумье. Вицтум первая прервала молчание.

– Что ты обо всем этом думаешь? – прошептала она.

– Дело решенное, – тоже шепотом ответила ей Рейс. – Гойм может с сегодняшнего дня считать себя вдовцом. Анна горда. Она долго будет противиться своему счастью, но короля ничто так не подзадоривает, как упорство, которое надо сломить. Анна прекрасна, как ангел, смела, остроумна, своенравна. Качества эти не только притягивают, но и привязывают. Дорогая моя, надо сдружиться с ней сейчас же, пока она еще не взяла в руки бразды правления, потом будет поздно. Давай помогать друг другу, согласна? Через нее мы будем влиять на короля, на министров, на все. Тешен погибла, что меня бесконечно радует: с этой скучной сентиментальной княгиней я никогда не могла бы сойтись. Впрочем, с нее довольно того, что у нее есть: сын признан, княжество пожаловано, богатство огромное, да и царствовала она слишком долго. Тешен сходит со сцены, король скучает, и именно теперь, когда он так несчастен, надо его развлечь и утешить. Фюрстенбергу с нашей помощью удастся, в конце концов, свергнуть Тешен. Довольно с нас этой чужеземки. Но интригу нужно вести умно, тонко, не спеша, Анну штурмом не возьмешь, слишком она гордая.