— А эти двадцать помощников — кто они? Добровольцы? По принуждению?

— Кто как. Отчасти добровольцы, отчасти вынужденно, отчасти даже не ведая того.

— А как вы там оказались?

— Сопровождал группу наших учёных на конгресс и, как говорится, избрал свободу.

— Но ведь немцы тоже не дураки. Они должны были догадываться, кто вы такой.

— А я и не скрывал. Вы начитались наших книжек и насмотрелись наших фильмов и думаете по наивности, что надо свою причастность к КГБ скрывать. Как раз наоборот. На Западе больше любят причастных, чем чистеньких. Чистеньким не верят. Вот, представьте себе, вы — сотрудник ихней контрразведки. Я прихожу и говорю, что я — офицер КГБ, хочу остаться здесь, готов рассказать все, что мне известно. Что вы сделаете? Проверка? Проверяйте! Вся моя информация будет достоверной и даже весьма ценной. Будете подозревать и следить? Подозревайте и следите! А что это вам даст? Немцы все время моего пребывания в М. были уверены, что я остался с заданием. Но им было выгоднее иметь такого нашего шпиона, как я, чем такого, которого надо ещё выявлять. Кроме того, я им тоже время от времени оказывал услуги, и они закрывали глаза на некоторые мои делишки. Они ведь тоже люди, им ведь тоже нужно перед своим начальством изображать успешную деятельность.

— А почему вы вернулись? Провал?

— Нет, провалы практически исключены. Приехал в Москву отдохнуть, семью повидать. А тут нашёлся претендент, который захотел пожить на Западе и сделать за счёт этого скачок в карьере здесь. У него оказались сильные покровители. И его послали вместо меня. Придрались к моему маленькому пьяному скандальчику здесь.

— И этот человек попал на ваше место?

— Нет, конечно. Тут есть своя техника. Я вернулся в Германию. Под подходящим предлогом уволился из фирмы, где работал. Переехал сначала в Англию, затем — в Москву. Просто мой пост переместили в тот город, где удалось зацепиться моему преемнику. На Западе это не проблема.

— Был ли у вас там страх разоблачения?

— Разоблачения теперь суть особые политические акции. Если бы меня избрали для разоблачённого шпиона, получил бы срок. А тюрьмы у них — что наши санатории. Потом обменяли бы на своего шпиона или предложили бы работать на них и выпустили бы. Время романтических шпионов прошло.

— А как насчёт конспирации?

— Ты можешь на всю Европу кричать, что ты — советский шпион. Плакат можешь носить «Я — советский шпион». Посмеются, в газетах, может быть, напечатают. Не в серьёзных, конечно, в бульварных. И все! Даже обидно.

— Так, значит, никакого риска? Никаких трудностей? Сплошной курорт?

— И риск есть. И трудности. Но совсем другие. Это надо испытать на своей собственной шкуре.

— А вообще, стоит это дело того, чтобы?..

— Конечно стоит! Если есть хоть малейший шанс, соглашайся на любых условиях! Лучше там подохнуть, чем тут прозябать.

Перед отъездом со мной беседовало высокопоставленное лицо. Назову его Секретарём. В кабинете висел огромный портрет Брежнева, поменьше — Ленина и ещё меньше — Маркса. Портрет Маркса выглядел тут совсем неуместным. Казалось, что Маркс заговорщицки смотрит на меня, понимает моё положение и сочувствует. «Соглашайся на все, — выражал его взгляд, — на Западе при всех обстоятельствах жить лучше, чем здесь, на родине воплощения моих идей. И постарайся внушить западным идиотам, чтобы они позабыли мои дурацкие идеи». Секретарь говорил обычные банальности, пожелал мне успеха и оставил наедине с помощником.

— Неужели он каждого так напутствует?

— Только в порядке исключения.

— Расшифруй мне смысл напутствия.

— Старайся там замутить воду. Говори так, чтобы нельзя было понять, где правда, а где ложь. Когда в массах людей наступает помутнение умов, их легко направить в нужном нам направлении.

— Но ведь этим помутнением может воспользоваться и противник!

— Он и пользуется этим. Но для себя, а не против нас. И надо изо дня в день внушать западным людям, что мы всесильны.

— Но это может пробудить страх и усилить бдительность!

— Верно. Но в большей мере это деморализует людей и облегчает работу. Люди охотнее помогают всесильному врагу, чем слабому другу. И не стесняйся насчёт чепухи. Побольше сенсаций. Например, известный тебе недоучившийся советский студент сболтнул невероятную чушь, будто Советский Союз скоро развалится и перестанет существовать. Хотя скорую кончину Советскому Союзу предрекали с первого дня его существования, хотя многие предрекатели сами были уничтожены и разгромлены тем же «колоссом на глиняных ногах», Запад не извлёк из этого уроков. По поводу пророчества советского студента на Западе подняли невероятный шум. До сих пор успокоиться не могут. Ещё бы! Это же так хорошо. Советский Союз без особых усилий со стороны Запада сам скоро перестанет существовать. Китайцы сделают это на благо Запада. Так что можно по-прежнему жить на Западе на высоком бытовом уровне, не надо тратиться на оборону, не надо себя ограничивать в быту, не надо служить в армии. Теперь все видят, что идея недоучившегося советского студента есть очередная чушь. И в Западной Европе боятся того, что в том году, в каком, по мысли студента, должен прекратить существование Советский Союз, сама Европа вряд ли уцелеет в нынешнем виде. Но эта идея свою роль сыграла. Она внесла свою долю в пацифистские умонастроения Запада. Такие сенсации нам очень полезны. Надо и впредь выдумывать нечто аналогичное и других на это провоцировать. Сейчас один наш «разоблачитель» готовит сенсационную книжку о психологическом и бактериологическом оружии у нас. Пусть готовит! Мы ему сами кое-какие материальчики подкидываем. Представляешь, какая там паника начнётся, когда книжка появится! Надо, конечно, момент подходящий выбрать.

— А Сам знает об этой установке?

— А как же! Санкционировано на высшем уровне. Твоей миссии придаётся серьёзное значение. Поздравляю. И желаю удачи.

Почему именно на меня пал выбор в КГБ, спрашивают меня. Я пожимаю плечами. Я устал объяснять банальные, с моей точки зрения, но непостижимые, с точки зрения моих допрашивателей, вещи. Если бы выбор пал только на меня, я бы, может быть, смог бы ответить на их вопрос. Но выбор пал на многих. Есть общие критерии отбора, касающиеся множеств индивидов. Но их нельзя непосредственно применять к каждому индивиду по отдельности. Про меня мог вспомнить какой-нибудь член КИ, и этого оказалось достаточно, чтобы включить меня в список кандидатов на засылку на Запад с целью проведения какой-то операции. И иногда судьба человека решается на уровне шутки. Рассматривают, например, группу «прохвостов» вроде Энтузиаста. «А что, если мы запустим на Запад этого параноика-еврокоммуниста, — говорит член комиссии, склонный к юмору. — Представляете, как он там насиловать всех начнёт! Взвоют!» — «Ха-ха-ха! Верно! — заливается смехом другой член особой комиссии. — И пусть он вывезет все свои „документы“. Пусть там на этот маразм полюбуются!» — «Ха-ха-ха! Одобряю, — говорит, усмехаясь, председатель комиссии. — Пусть себе катится на свой желанный Запад. Атмосфера у нас чище будет».

А если уж вы хотите познать общие кагэбэвские принципы отбора людей для выброса и заброса на Запад, посмотрите на тех, кто на самом деле выехал, куда выехал, где и как пристроился, чем занимается, кому и как пакостит или помогает.