— Стыдно признаться, но мы не знаем фактически самых основных механизмов советской системы, хотя живём в ней десятилетиями. Как устроен и работает, например, районный комитет партии? Я уж не замахиваюсь на ЦК.

— Хотите, опишу?

— Боюсь, что не извлеку из этого пользы. Чтобы описать это на уровне литературы, мало знать с чужих слов. Надо самому ощутить и пережить.

— Займитесь эмиграцией. Тут все на виду. И вы сами живёте в толще её.

— А цель? Показать, что эмиграция — плохо, — значит сработать в пользу советской пропаганды. А хорошо — значит лгать. И не так-то просто напечатать. Знаете, кто здесь есть главный враг советского эмигранта? Другой советский эмигрант, оказавшийся здесь раньше его. Ту же долю внимания и благ Западу приходится делить на все большее число претендентов. А наше положение особенно скверное. На Запад из Союза выплеснулась масса посредственности, претендующей на талантливость. И она первым делом старается задушить проблески таланта среди своих. Эмиграция вообще есть диктатура бездарности. Я ехал сюда, думая, что русские писатели будут приветствовать меня. Мол, нашего полку прибыло, и мы теперь ещё сильнее будем бить по общему врагу. Не тут-то было. Никакого общего врага нет. Есть только личные враги. Враг всегда тот, кто к тебе ближе и кто непосредственно угрожает или мешает твоему благополучию. Уезжая из Москвы, я рассчитывал здесь на успех и благополучие. Но то, что из Москвы казалось успехом, оказалось на деле раздутым убожеством. Все возможности печататься и иметь какую-то прессу захватили ранее приехавшие прохвосты вроде меня.

Писатель прожил жизнь в советском обществе, ничего не поняв в его механизмах. Он не исключение. Одно дело — уметь жить в данном обществе и кое-что знать о нем для этого. И другое дело — понимать механизмы этого общества. Интересно, что самые неле пые представления о советском обществе имеют его нынешние критики. Они считают ложью все то, что утверждает советская официальная наука, и тем самым обрекают себя на ещё большую ложь. Гомососы не нуждаются в понимании механизмов своего общества, так как это понимание не улучшает их способности жить в обществе. Они нуждаются в заблуждении, ибо оно оправдывает их неведение, уже определённое обстоятельствами.

— Как можно пробудить терроризм в Советском Союзе?

— Очень просто. Забросить туда оружие, особенно — взрывчатые вещества. Обучить людей владеть этим оружием и делать бомбы. Затем — забросить средства транспорта, квартиры и отдельные дома, документы, средства питания и многое другое. Отменить в стране систему прописки и обязательность работать в каком-либо учреждении. Само собой разумеется, отменить смертную казнь, ввести западное судопроизводство, улучшить условия содержания заключённых. Когда вы это все сделаете, от желающих заниматься террористической деятельностью отбоя не будет.

— А если без шуток?

— Я не шучу. Знаете, в чем коренное отличие Советского Союза от Запада в этом отношении? Здесь борются с терроризмом, а в Союзе борются с возможностью его появления. Тут лечат болезнь, а там занимаются профилактикой. И знаете, что больше всего возмущает советских эмигрантов на Западе? Терроризм.

В университете конференция на тему «Гомо советикус». Пригласили нас — пансионеров. «Зачем?» — удивился Нытик. «Как наглядное пособие», — сказал Шутник. Он оказался прав. Ораторы наперебой объясняли нам, что такое есть советский человек. Приводили цитаты, сыпали цифрами, фактами, именами. Всячески демонстрировали, какие они умные и высокоморальные сравнительно с тупой и гнусной тварью, именуемой советским человеком. Потом попросили нас высказаться. Вытолкнули меня как единственного из пансионеров, говорящего по-немецки. «Я, — сказал я, — являюсь характерным представителем той породы жалких и гнусных существ, которых вы изволите именовать гомо советикус. Я польщён той характеристикой, которую вы здесь дали нам. На самом деле, господа, мы гораздо хуже. Мы ухитрились разгромить в своё время могучее государство, созданное представителями высшей расы гомо сапиенс, и создать своё могучее государство, в страхе перед которым вы тут, извините за грубое выражение, уже давно наложили в штаны. Мы, господа, гораздо опаснее. И знаете почему? Мы не такие уж идиоты, как вам хотелось бы. А главное — мы способны терять не только за чужой, но и за свой собственный счёт».

Мне не аплодировали. «Домой» я возвращался одиночестве. Болван, говорил я себе, тебе давно пора понять, что эти люди заинтересованы в ложной картине советского человека, ибо она их кормит. А истина не кормит никого. Она лишь причиняет страдание тому, кто к ней стремится, и вызывает злобу у тех, к кому искатель истины апеллирует. Переходи в православие или делай обрезание, пока не поздно. И соглашайся со всем, что о нас говорят западные умники.

— Какие мотивы побуждают советских людей, эмигрирующих на Запад, становиться агентами КГБ? Каков процент эмигрантов суть агенты КГБ? Какого рода задания они получают?

— Для штатных сотрудников КГБ работа на Западе есть сравнительно хорошая работа. За возможность поработать на Западе идёт борьба. Обычные граждане соглашаются быть агентами КГБ по разным причинам. Строгое обобщение тут невозможно. Одни — просто потому, что советские люди до мозга костей. Другие — за возможность выехать на Запад. Третьи — на всякий случай. Я знаю одного эмигранта, который сам предложил быть агентом КГБ, так как боялся, что советские войска скоро придут в Западную Европу. Процент агентов среди эмигрантов невозможно высчитать. Большинство вообще формально не считают себя агентами, так как не подписывали никаких обязательств. Они дали своё согласие устно, причём — часто косвенно, намёками. Кроме того, КГБ в принципе имеет возможность использовать любого эмигранта в своих интересах. Даже врагов советского режима. Например, разрешая переписку и телефонные разговоры с родственниками и друзьями в Советском Союзе, КГБ получает важную информацию. А сам факт разрешения переписки и разговоров играет роль, сея подозрения в сотрудничестве с КГБ.

— Что вам известно о заданиях, получаемых агентами КГБ, которые приезжают сюда в качестве эмигрантов?

— Главная задача перед всеми — внедриться в западное общество и найти источники существования. Некоторые получают индивидуальные задания. Например, Н. получил задание пропагандировать нынешнее советское руководство как самое либеральное и миролюбивое и распространять легенду, будто в советском руководстве есть некие «ястребы», которые якобы хотят восстановить сталинизм. Гораздо более серьёзное личное задание получил М.: наладить снабжение средних чиновников КГБ и ЦК всякими «заграничными штучками» — кожаными пиджаками, джинсами, дублёнками, противозачаточными средствами... Он этим и занимается довольно успешно.

— Какое конкретно задание получили вы?

— Мне вроде бы предоставлена полная свобода действий. Но честно говоря, моя роль здесь мне самому ещё не ясна. Когда агентов мало, их деятельность строго детерминирована. А когда их много, в этом нет надобности. Тогда можно не вынуждать агента к строго определённой линии поведения. И в массе разнообразно поступающих агентов можно выбирать подходящих индивидов для данной определённой задачи, а любой поступок агента рассматривать с точки зрения возможного его использования.

— Какое решение приняли вы?

— Сообщить вам, кто я есть, попросить помочь мне устроиться здесь и использовать мои профессиональные способности.

— А где гарантии, что вы не будете работать на КГБ?

— Как? Научите!