- Из-за меня? - повторил Сорен, указывая на себя. - Какие скачки в логике ты сделал, чтобы вывалить это на меня?

- Ты сделал меня извращенцем, - ответил Кингсли.

Сорен молчал.

- Я хочу оспорить это утверждение, - заявил Сорен.

- Oui?

- Я сказал, что хочу оспорить, а не стану оспаривать. - Сорен вдохнул, наклонился вперед в кресле и сложил руки вместе. - Должен сказать, мне приятно видеть тебя заинтересованным, а не то, как ты напиваешься до смерти, чтобы умереть в тридцать.

- Умереть от пьянства до тридцати так в стиле девятнадцатого века.

- Какова бы ни была причина такой перемены, я рад, что это произошло. Если я как-то могу помочь, я помогу. Но, пожалуйста, помни, что теперь я католический священник, так что я бы предпочел не делать ничего незаконного, если это поможет.

- Ничего противозаконного. Ты самый умный человек из всех, кого я знаю, а у твоей подруги Магдалены есть клуб. С чего мне начать?

- Полагаю, начать стоит с локации. Клуб Магдалены был ее домом, ее дом, ее клуб. Но, думаю, особняк не предназначен для коммерческих предприятий.

- И он недостаточно большой. Как и «Мёбиус». Но, да, ты прав. Нам нужна идеальная локация. Много комнат для игр. Большой зал для большого подземелья. Бар тоже, но мы будем держать потребление алкоголя под контролем. Более-менее.

- Более, - ответил Сорен.

- Ты католический священник. Разве вы не все алкоголики?

- Если я до сих пор не стал алкоголиком, то с возвращением в твою жизнь обязательно стану. Между тобой и Элеонор, это чудо, что я в трезвом уме.

Кингсли указал на него.

- Я приму это как комплимент.

- Еще бы.

- Может, старый госпиталь, - продолжал Кингсли, вернувшись к фотографиям и листая их. - На Манхэттене есть какой-нибудь старый заброшенный госпиталь? Или психушка?

- Психиатрическая лечебница может послать неверный сигнал, - заметил Сорен.

- О, ты знаешь, что они говорят, - ответил Кингсли, широко улыбаясь Сорену. - Мы все тут сумасшедшие.

- Кто сумасшедший? - спросила Блейз, входя в кабинет без стука. У нее в руках было нечто похожее на газету. Плохой знак, когда Блейз была озадачена.

- Моя девушка сумасшедшая, раз прерывает нас, пока мы работаем, - ответил Кингсли, изображая неодобрение, которое было любимой прелюдией у Блейз. Чем больше он был раздражен, тем усерднее она работала над возвращением его хорошего настроения.

- Я же говорила, я не твоя девушка, - ответила Блейз. - Я твой сабмиссив.

- Она права, - вмешался Сорен. - Это совершенно разные понятия.

- Спасибо, Отец. - Блейз сделала реверанс перед Сореном, что было актом подчинения и эксгибиционизма, так как ее зеленый халат в стиле кимоно едва прикрыл бедра. По крайней мере, она была в нижнем белье.

Пока.

- Скажи на милость, какого черта ты делаешь в моем кабинете, когда я сказал не прерывать нас? - спросил Кингсли, схватив Блейз за руку и притянув ее к себе на колени. Она обожала, когда с ней грубо обращались.

- Мне нужно десять тысяч долларов, пожалуйста, - ответила она.

Кингсли посмотрел на Сорена, сидящего на противоположном конце стола.

- Она права. Она не моя девушка. Она моя бывшая девушка.

- Кинг, это серьезно. - Блейз встала с его колен и села на стол лицом к нему. - Это на благое дело.

- О Боже, еще одно благое дело. - Кингсли откинулся на кресло и застонал. - Больше никаких дел. Это приказ.

- Послушай меня, ты французский фашист, - начала Блейз. - Мне нужно пикетировать церковь.

- Chouchou, ты знаешь, как я обожаю тебя, но ты не можешь пикетировать Бога, - ответил Кингсли.

- Можно пикетировать Бога, - вмешался Сорен. - Насколько мне известно, в Библии на это нет запрета.

- Спасибо. Я ценю поддержку, - поблагодарила Блейз. Без улыбки она посмотрела на Кингсли. - Послушай. Это плохая церковь. Они из тех, кто постоянно появляется в новостях с заявлениями «Бог ненавидит педиков» и «Аборты - это убийство». И они приезжают в наш город. Твой город. Прочти.

Кингсли выхватил газету из ее рук. Он взял со стола очки и надел их.

- О, не делай этого, - промурлыкала Блейз. - Я не могу злиться на тебя, когда ты в очках. Ты слишком сексуально выглядишь. Разве Кингсли не выглядит сексуально в очках? - обратилась она к Сорену.

- Я поражен, - ответил Сорен. Кингсли посмотрел на него поверх очков.

- Просто прочти, Кинг. Церковь называется «Путь, Истина и Жизнь», и они пытаются захватить Манхэттен. Те люди, которые протестовали против «Мёбиуса», являются частью этой церкви.

- Ты уверена?

- Да, я спрашивала их, когда была там в прошлый раз. Они пытались доказать, что стрип-клубы эксплуатируют женщин.

- Что ты сделала?

- Ослепила их.

- Не поощряй плохое поведение, - сказал Кингсли и пригрозил ей пальцем. - Если они думают, что снова увидят твою грудь, мы никогда не избавимся от них.

- Мы не избавимся от них. Именно это я и пытаюсь донести до тебя. Они хотят захватить весь город. Парень, который управляет этим местом, кусок дерьма. Он священник Божьей кары и адских мук, хочет вывести содомию на уровень федерального преступления, объявить стрип-клубы и порнографию в любой форме вне закона, запретить общественным школам преподавать теорию эволюции и сделать аборты тюремно-наказуемым преступлением. А еще, они ненавидят католиков. Они считают папу Антихристом.

- И какое это отношение имеет к нам? - поинтересовался Кингсли. - Я имею в виду, кроме того, что ты феминистка, он католический священник, а содомия мое любимое хобби?

- Ты не слушаешь, - зарычала Блейз, щелкнув пальцем для привлечения внимания. - Губернатор Нью-Йорка лучший друг преподобного Фуллера. Его жена и жена мэра вмести ходят по магазинам. Этот парень даже произносит вступительную молитву на всех мероприятиях в Олбани. Церковь богата, могущественна и хочет забрать всю нашу свободу. Преподобный Фуллер словно злой Билли Грэм под кислотой, и мы должны его остановить.

- Я однажды встречался с Преподобным Грэмом, - сказал Сорен, закинув ноги на стол Кингсли. - Хороший человек. И сейчас пытаюсь представить его под кислотой. Только для мысленного эксперимента.

Но Кингсли не слушал. Он смотрел... изучал... пялился... видел...

Вот оно. Именно здесь.

Кингсли открыл ящик стола и достал пачку купюр, перевязанных бумажной лентой.

- Вот, - ответил он, протягивая деньги Блейз и снимая очки.

Блейз обняла его за шею и поцеловала в щеку.

- Merci, monsieur, - ответила она. - Обещаю, сегодня в постели я отработаю каждый пенни. И завтра. И послезавтра...

- Считай это платой за наводку, - произнес Кингсли.

- За что?

- За это. - Он поднял газету, указывая на черно-белую фотографию. - Я нашел клуб.

Кингсли был рад видеть удивленные глаза Сорена.

- Что это? - спросила Блейз.

- Эта церковь купила у города пятиэтажный заброшенный отель, - объяснил Кингсли. - В газете пишут, что они превратят его в новую штаб-квартиру церкви. Там есть бальный зал, бар и пятьдесят гостиничных номеров. В дополнение прилегающий паркинг. Это наш клуб.

- Ты собираешься купить это здание для своего клуба? - с сомнением спросил Сорен.

- Черт возьми, да, - ответил Кингсли.

- Ты серьезно? - уточнила Блейз. Она была испугана и возбуждена. Возможно, он уговорит Блейз на анальный секс, много анального секса. Ему стоит чаще ходить на антицерковные крестовые походы.

- Убийственно серьезен, - заверил Кингсли. Он не мог оторвать взгляда от фотографии в газете. Все выглядело так, как он и мечтал. Он не испытывал этого ощущения судьбоносности, этой правильности в том, что делал, с того дня, когда впервые положил глаз на семнадцатилетнего Сорена, сидящего за роялем в часовне в штате Мэн двенадцать лет назад. Отель был его. Он принадлежал ему. И он мог закрыть церковь, совершив удачную сделку - прихлопнуть двух зайцев одним флоггером.

- Но торги уже состоялись, - заметила Блейз. - Теперь здание принадлежит церкви.

- Мне все равно. Я выкуплю его у них или украду. Но, прежде чем я сделаю то или другое, мне нужно узнать больше об этой церкви. Ты знаешь их? - спросил он Сорена.

- Слышал, - ответил Сорен. - То, что я слышал, безусловно, заставляет задуматься. Церковь политически активна - полноправный член Религиозных правых. Я твердо верю в разделение церкви и государства. Так лучше для государства. Лучше для церкви. Лучше для всех. Именно они, кажется, настроены превратить Америку в евангелическую христианскую теократию, которая, как ты можешь себе представить, относится к католикам не лучше, чем к язычникам подобным тебе.

- Ты должен спросить у Сэм о церкви, - добавила Блейз. - Это она показала мне статью в газете. Она все о них знает.

- Сэм? Кто такая Сэм? - спросил Кингсли.

- Сэм работает в клубе, - ответила Блейз. - В «Мёбиусе». В твоем «Мёбиусе»?

- Сэм. Она новенькая? - Он не мог представить бармена под именем Сэм.

- Она начала месяц назад.

- Почему ты знаешь это, а я - нет? - спросил Кингсли.

- Потому что ты не обращаешь внимания на клуб, кроме тех случаев, когда хочешь переспать с одной из танцовщиц.

- Может, ты и права. Итак, кто такая Сэм?

- Сэм новый главный бармен. И она потрясающая. Очень умная и смешная. У нее своя история с церковью Фуллера, плохая история.

- Насколько плохая?

- Она мне почти ничего не сказала, только то, что, если церковь Фуллера переезжает, переезжает и она. Что было бы печально, потому что она угощает меня бесплатными коктейлями.

- Потому что ты моя девушка? - спросил Кингсли. - Сабмиссив? Кто ты там еще?

- Нет, глупенький, - Блейз закатила глаза. - Потому что я нравлюсь ей.

- Нравишься ей?

Блейз уставилась и многозначительно посмотрела на него.

- Я. Нравлюсь. Ей.

- Кингсли, думаю, твоя бывшая девушка, в настоящее время сабмиссив, пытается сказать, что твой бармен лесбиянка.

- Почему ты еще в моем кабинете? - поинтересовался Кингсли.

- Ты вызвал меня, - напомнил ему Сорен.

- И когда ты начал делать то, о чем я просил?