И ни разу он не подумал о Сорене иначе, как о досадно хорошем игроке своей команды.

Когда тренировка завершилась, они вернулись в церковь потные и уставшие. Но это был хороший пот, хорошая усталость.

- Признайся, тебе было весело, - сказал Сорен. - Веселье, не связанное с сексом, наркотиками, шантажом и/или подкупом окружного прокурора.

- Я не подкупал прокурора ради веселья. Это была просьбы ради тебя.

- И я ценю это. Как и Элеонор, даже если и не знает, что ты сделал ради ее благополучия.

- Когда-нибудь она загладит свою вину передо мной, - ответил Кингсли, пытаясь подначить Сорена и преуспел в этом.

- Я сказал, если она одобрит эту идею. Она может и не согласиться.

- Ты даже сказать об этом не можешь с серьезным лицом.

- К сожалению, я признаю это.

- Знаешь, - начал Кингсли, доставая ключи из кармана. - Я бы присоединился к команде и без ночи с твоей девушкой.

Сорен улыбнулся и отвернулся, направляясь к церкви. Он прокричал на французском.

- Я бы дал тебе ночь с ней без твоего участия в команде.

Кингсли рассмеялся. Может, этот священник не так уж и плох.

Глава 19

- Вы хотите, чтобы ваши будущие дети получили укол булавкой?

- Нет, - выдохнул Кингсли.

- Тогда, молодой человек, предлагаю вам стоять смирно.

- Я стою смирно, - ответил Кингсли и закатил глаза. Сначала Магдалена, теперь синьор Витале. Кингсли решил, что за этот век он более чем истратил свою квоту на страдания от жестокого обращения с итальянцами.

- Стойте более смирно, - сказал невысокий седовласый мужчина у его ног.

- Кинг, - сказала Сэм, раздраженно постукивая ногой. - Стой смирно.

- Когда передо мной на коленях мужчина, стоять смирно считается за оскорбление, - заметил Кингсли.

- Не льстите себе. Вы не в моем вкусе. - Портной, сеньоре Витале, посмотрел на него снизу.

- Вы натурал? - спросил Кингсли. Он всем приходился по вкусу. Кроме Сэм.

- Нет, но вы француз.

- Итальянцы... - Кингсли покачал головой. - Послушайте, я тоже не поклонник Наполеона. Но это было сто девяносто лет назад.

- У итальянцев долгая память.

Кингсли заставил себя не двигаться, не дышать и не думать.

- Лучше, - похвалил синьор Витале. - Намного лучше. Скоро ты будешь выглядеть как новый ты.

- Я думал, что прежним я выглядел хорошо.

- Ты одеваешься как гей-бродяга, - заявил синьор Витале.

- Неправда, - вмешалась Сэм, вставая на защиту Кингсли.

- Merci, - сказал Кингсли.

- Он одевается как бисексуал-бродяга.

Кингсли уставился на нее.

- К вашему сведению, я считаю себя пансексуалом.

- Значит ли это, что ты любишь трахать сковородки?

- Это значит, что я люблю трахать все подряд.

- Типичный француз, - вздохнул Витале.

- Я плачу за эти оскорбления в адрес моей нации? - спросил Кингсли.

- Да, - ответил Витале. - Для французский клиентов пятипроцентная наценка.

- Сделайте два с половиной процента. Я только наполовину француз.

За свои двадцать восемь лет Кингсли повидал немало мужчин, стоявших перед ним на коленях на уровне промежности. Синьор Витале получил бы приз за самого старого и самого непривлекательного из всех мужчин, оказавшихся в таком положении. Он пытался не смотреть вниз, пока Витале делал самые незначительные изменения в брюках, закрепляя ткань и отмечая ее мелом.

- Хорошо. С тобой покончено. - Витале хлопнул в ладоши и с помощью Сэм поднялся на ноги. - Можешь их снимать.

С облегченным вздохом Кингсли зашел за ширму, где оставил свою обычную одежду. Ему не стоило позволять Сэм уговаривать его обзавестись новым гардеробом. За месяц она завладела всей его жизнью. Сэм привела в порядок все его файлы. Наняла экономку, женщину, которая когда-то работала в порнографической студии и поэтому была равнодушна ко всему, что происходило под крышей Кингсли. После одного сеанса с Анитой, боль в груди значительно уменьшилась.

Кингсли снял пиджак, но остановился, когда заметил кое-что на стене. Он подошел к ней, смотрел это, изучал...

- Кинг, что там? - спросила Сэм, подойдя к нему.

Он указал на крест на стене. Небольшая красивая вещица, шесть дюймов в длину, шесть в ширину. Он не сразу заметил его, потому что золотистый цвет сливался с золотисто-зелеными обоями.

- Это крест гугенотов, - ответил Кингсли. - Видишь? На верхушке Мальтийский крест - четыре точки - четыре Евангелия, восемь концов - восемь Заповедей Блаженства¹⁵. Голубь внизу - это Святой Дух.

- Не трогай, - сказал синьор Витале, когда вернулся из примерочной. - Это принадлежало моей бабушке.

- Ваша бабушка потомок гугенотов?

- Да, - ответил Витале, явно озадаченный. - Я же говорил, у нас долгая память. А что?

- Семья моего отца тоже произошла от них. Предположительно, мы скрывались в Италии в течение трех поколений, прежде чем вернуться во Францию.

Витале вытянул шею и изучал Кингсли сквозь свои маленькие круглые очки.

- В тебе течет итальянская кровь, - ответил Витале. - Теперь я это вижу.

- Бабушка была из Амальфи.

- Моя семья оттуда родом.

- Прекрасный город, - заметил Кингсли.

Витале осмотрел Кингсли с головы до ног, словно видел его впервые.

- Для чего вам нужен новый гардероб, монсеньор? - поинтересовался Витале. Монсеньор, сказал он. Не «молодой человек».

- Меня зовут Кинг. И я хочу оправдать свое имя.

- Ему нужно что-то особенное, - ответила Сэм. - Что-нибудь царственное. Что-то королевское.

Витале прищурился и снова оглядел Кингсли с головы до ног.

- Моя семья бежала в Англию, когда Муссолини пришел к власти. Мне было два года от роду, - поделился Витале. - Мы вернулись после окончания войны. Но пока мы жили в Англии, отец учился у Benson&Clegg¹⁶. Ты их знаешь?

- Конечно, слышал о них.

- Отец однажды снимал мерки костюма с Короля Георга VI. Что же, он был королем, который знал, как одеваться по-мужски. Как настоящий мужчина. Погоди...

Витале снова исчез. Сэм и Кингсли переглянулись. Когда Витале вернулся, в его руках была книга, большая, в кожаном переплете, напичканная желтыми закладками.

- Видишь? - Витале открыл книгу. - Это принадлежало моему отцу. Все образцы, измерения, законченные изделия. - Он перелистнул страницу, и вот он - король Георг VI во всей своей королевской красе. - Он был военным. Сначала моряком. Затем воздушные силы. Летчиком. Вы военный?

- Французский иностранный легион, - ответил Кингсли.

- Какое звание?

- Капитан, - ответил Кингсли.

- Ты был капитаном Французского иностранного легиона? - спросила Сэм, явно ошеломленная.

- Ты удивлена? - хмыкнул он, наслаждаясь ее шоком и широко-распахнутым ртом. Он поддел пальцем ее подбородок.

- Я нет, - ответил Витале. - У него хорошая осанка. Осанка солдата. Как и у короля Георга.

Портной перевернул страницу, на которой был изображен красивый мужчина лет тридцати пяти в офицерской форме и сапогах до колен.

- Мило, - заметила Сэм. - Кинг, тебе стоит одеваться вот так.

- Я никогда не служил в Королевских военно-воздушных силах Великобритании.

- Я говорю про сапоги.

- Гессенские сапоги, - сказал Витале. - Идеальны для верховой езды.

Сэм взяла книгу из рук Витале и осторожно пролистала ее.

- Черт, посмотри на эти костюмы, - сказала Сэм, разглядывая страницы с изображениями и образцами. - Утренние жакеты, сюртуки, двубортные пальто, бриджи, сапоги, кители... Эти мои любимые. Все эти медные пуговицы. Кинг, в подобном костюме ты был бы самым сексуальным мужчиной в городе.

- Сексуальным? Вздор, - с издевкой вмешался Витале. - Сексуальный - это для рекламы пива. Король должен быть завораживающим, властным. Каждый должен заметить, когда он входит в комнату.

- Оденешься вот так, - продолжала Сэм, указывая на картинку короля в длинном военном пальто, - и даже я захочу переспать с тобой.

Девушка улыбнулась ему, сияя глазами. Кингсли повернулся к Витале.

- Я беру их, - сказал Кингсли.

- Берете что? - спросил Витале.

Кингсли закрыл книгу и вернул ее Витале.

- Все.

- Все? - повторил Витале.

- И один для нее тоже, - добавил он, кивая в сторону Сэм. - Любой, какой она пожелает.

- Кинг, эти костюмы стоят по пять тысяч долларов, - сказала Сэм с широко распахнутыми глазами.

- Выбери любой, который захочешь, - произнес он и похлопал ее по спине. - Папочка платит.

Примерка закончилась, и Кингсли заказал двенадцать новых костюмов в различных винтажных стилях и королевских, включая эпоху Регентства, Викторианскую и Эвардианскую. Сэм настояла на эпохе Регентства. Фетиш к бриджам она списала на детскую любовь к романам.

- Могу я забрать твои старые рубашки? - спросила Сэм, собирая его одежду. - Поскольку у тебя появились новые рубашки.

- Сомнительная идея.

- Она очень милая, - ответила она. - Я люблю рубашки Brooks Brothers¹⁷. Эти шмотки вечные. В них будет идеально спать.

Она взяла его рубашку, белую, застегивающуюся на все пуговицы, и натянула поверх своего жилета.

- Сэм, не надо. - Кингсли подошел к ней, стоящей возле зеркала.

- Ты так привязан к этой рубашке? - полюбопытствовала она, улыбаясь. - У тебя две дюжины новых рубашек, сшитых специально для тебя.

- Дело не в рубашке, а в принципе рубашки.

- У твоих рубашек есть принципы? - Сэм застегнула три средние пуговицы.

- Ты ничего не знаешь о мужчинах, поэтому позволь поделиться с тобой небольшим секретом, - сказал он, становясь перед ней. - Когда женщина носит одну из наших рубашек, которую мы носили, в которой жили, она словно говорит: «Он – мой».

- И это плохо?

- Это очень хорошо при правильных условиях. Но ты носишь мою рубашку и спишь в ней, и оставляешь ее себе - это равносильно тому, если я кончу тебе на спину. Это как пометить свою территорию. Ты считаешь меня своей собственностью?

Сэм посмотрела на него, и он увидел удивление в ее глазах.

- Нет, - ответила она. - Конечно, нет. Ты мой работодатель, Капитан, - отсалютовала ему Сэм.

Кингсли поднял руки и расстегнул рубашку.

- Я знаю, что не привлекаю тебя, - сказал он, снимая с нее рубашку и натягивая ее обратно. - Но меня влечет к тебе, и я делаю все возможное, чтобы не думать о тебе в таком ключе. То, что ты носишь мою рубашку, мне не помогает.