- Обещаю, я подтвержу твою здравомыслие и добрый характер, - ответил Кингсли.

- Спасибо, - ответил Сорен.

- Даже если мне придется солгать.

За это он получил быстрый сильный удар по затылку.

В 4:37 утра Кингсли вышел из общежития с сумкой на плече и стал ждать в часовне. Все еще спали, даже священники. Он приоткрыл входную дверь и стал наблюдать. Десять минут спустя в поле зрения блеснула серебряная полоска, и даже в утренней лунной темноте, он заметил светлые волосы Сорена, пока тот шел от здания к машине. Кингсли тоже вышел, и пошел к машине, как будто это была самая естественная вещь в мире, и никто не мог и не должен был спрашивать, почему он это сделал.

Водитель придержал дверь для Сорена, но Кингсли сел с противоположной стороны. Он сидел там, на кожаном сидении, дрожа от нервного возбуждения. Сорен, как обычно, был воплощением сдержанной утонченности. Через стекло, отделявшее задние сидения от водителя, Сорен спокойно проинструктировал водителя. Через три недели Сорену исполнится восемнадцать, а водителю, должно быть, было пятьдесят, но он поклонялся и пресмыкался перед Сореном, словно тот был членом королевской семьи.

Водитель поднял стекло. Сорен задернул штору. И сейчас, здесь, наконец, они были наедине в «Роллс-Ройсе». Кингсли не помнил, как умер, но каким-то образом, он нашел своей путь в рай. И рай был отделан серой кожей, ручной работы.

- Даже не думай об этом, - сказал Сорен, пока Кингсли снимал пальто и печатки.

- Я всегда об этом думаю, - ответил Кингсли. - Я взял смазку.

- Кингсли, еще нет и пяти утра.

- Бывало ты и пораньше порол меня.

- Я пытался разбудить тебя.

- Своим членом-будильником?

- Поспи. - Сорен расстегнул пальто и снял его. – Нам предстоит долгая дорога.

- В «Роллс-Ройсе»? Очень мило. Ты можешь его оплатить?

- Моя сестра, Элизабет, организовала эту поездку. Она бы поехала сама, но я бы предпочел, чтобы наш отец винил во всем меня, а не ее. Ради ее же блага, надеюсь он никогда не узнает.

- Что ты делаешь? - спросил Кинсли, когда Сорен потянулся к своему потрепанному кожаному портфелю. Он достал папку и красную ручку.

- Проверяю домашние задания.

- Тогда я точно буду спать. - Он не мог придумать ничего более скучного, чем смотреть, как Сорен оценивает домашнее задание по испанскому языку в течение следующих пяти часов. Тем не менее, он бы сделал это, если думал, что сможет получить секс от этой сделки. К сожалению, порка и секс с Кингсли, похоже, не входили в повестку дня Сорена сегодня.

Кингсли вытянул ноги и свернул свою куртку, как подушку. Но, прежде чем он устроился, Сорен схватил его за воротник рубашки.

Он застыл, его тело замерло, каждая частичка.

- Не там, - сказал Сорен. Он потянул Кингсли и устроил на своих коленях. - Спи здесь. Мне нужен стол.

- Ты серьезно?

- Как никогда, - ответил Сорен, его тон был сухим и легким, что гораздо больше нервировало, чем, когда тот был угрожающим. Кингсли застонал и перевернулся на живот, предоставляя Сорену спину в качестве стола. Он положил куртку под голову и попытался расположиться как можно удобнее.

Тихий рокот двигателя машины и ранний час в конечном итоге погрузили его в глубокий и расслабляющий сон, несмотря на борьбу его грудной клетки и бедер Сорена и царапинами ручки по спине. Если бы он мог признаться себе, ему нравилось изображать стол для Сорена. Сорен всегда использовал его в постели. Быть использованным вне постели было приятным изменением в рутине.

Когда он проснулся, солнце уже взошло, и бледный зимний солнечный свет заливал машину сквозь тонированные стекла.

- Мы уже приехали? - спросил Кингсли. Он не знал точно, сколько проспал, но чувствовал, что прошло уже несколько часов.

- Почти, - ответил Сорен. И тогда Кингсли понял, что ладонь Сорена находилась на его пояснице под рубашкой. Некоторое время, пока он спал, Сорен закончил работать, но вместо того, чтобы разбудить Кингсли и приказать ему подвинуться, он позволил ему спать. И теперь Кингсли ощущал кончики пальцев на своей пояснице. Он не двигался, не хотел двигаться. Он боялся, если пошевелится, Сорен перестанет так к нему прикасаться. Сорен мог быть нежным и был нежным с ним, но только после того, как выпорет его и оттрахает. Сегодня утром его не били и не трахали, и все же Сорен нежно ласкал спину Кингсли под рубашкой, скользил вдоль его позвоночника вверх к шее и снова вниз. Он провел пальцем по краю грудной клетки Кингсли, по бокам живота, по чувствительной коже между лопатками.

- Что ты делаешь? - спросил Кингсли.

- Прикасаюсь к твоей спине.

- Почему? - Спросил он. Pourquoi?

- Потому что могу. Я могу сделать с тобой все, что захочу. Разве не так?

- Все, что угодно, - ответил Кингсли, испуская глубокий выдох удовольствия. - Могу я задать глупый вопрос?

- Ты только что это сделал.

Кингсли усмехнулся, и услышал, как Сорен вздохнул с притворным отвращением.

- Задавай свой вопрос.

- Тебе нравится мое тело? - Кингсли краснел до, во время и после того, как задал этот вопрос.

- Не в данный момент.

- Не нравится? - Кингсли был раздавлен.

- Недостаточно синяков на мой взгляд.

Кингсли улыбнулся на его ответ.

- Ты можешь внести любые улучшения в мое тело, если хочешь. Рубцы... синяки... порезы... ожоги...

- Ты пытаешься соблазнить меня.

- Всегда. Это работает?

- Может быть, - ответил Сорен, скользя вниз пальцем по спине Кингсли. Он вздрогнул от этого прикосновения. - Нравится? - спросил он. Он звучал почти удивленным.

- Oui, beaucoup. - Кингсли перешел на французский. - Мне нравится удовольствие так же сильно, как и боль.

- Ты хочешь, чтобы я чувствовал то же самое? - спросил Сорен.

- Pas du tout. Я могу найти любую девушку, которая сможет доставить мне удовольствие. Но кто подарит мне боль, кроме тебя?

Сорен тихо рассмеялся. Кингсли нравилось смешить Сорена. Кингсли выдумал теорию, по которой человеческая эволюция вела к Сорену, и когда он смеялся, мир понимал, что проделал отличную работу.

- Перевернись, - приказал Сорен, и Кингсли моментально подчинился. Теперь Сорен дразнил его спереди, его живот и грудь. Кончиками пальцев Сорен легонько прикасался к ребрам Кингсли, пересчитывая их вверх по левой стороне и вниз по правой. К тому времени, как он насчитал двадцать четыре, Кингсли был полностью тверд.

- И это тоже нравится? - спросил Сорен и задрал рубашку Кингсли до подмышек. Кингсли помог ему и полностью снял ее.

- Каждую секунду. А тебе?

Сорен помолчал. Знак того, что он глубоко задумался, взвешивая свои слова.

- Интересно наблюдать, как ты реагируешь на разные типы прикосновений.

- Могу я к тебе прикоснуться? - спросил Кингсли. - Пожалуйста?

- Если ты настаиваешь. Хотя я не получу от этого удовольствия, так что не понимаю, почему ты так настаиваешь.

Кингсли услышал веселье в голосе Сорена. Он любил акцентировать многочисленные недостатки Кингсли - для Сорена Кингсли был пустой тратой времени. Он был слишком французом, не католиком, слишком сексуально-помешанным, недостаточно прилежным, недостаточно покорным, и, безусловно, ниже Сорена во всех смыслах - физически, морально и онтологически. Учитывая, что Сорен говорил подобные жестокие пустяки, когда они были наедине друг с другом, целуясь, лаская и трахая, Кингсли гадал действительно ли Сорен имел в виду их. Иногда у Кингсли возникало отчетливое ощущение, что он нравится Сорену. Он оплатил путешествие Мари-Лауры в Америку. Если это была не любовь, или, по крайней мере, влечение, тогда что это было?

- Тебе это может не понравиться, - ответил Кингсли. - Но я попробую.

Кингсли сел рядом с Сореном, лицом к нему. Сорен повернул голову и молча смотрел на него. Несомненно, Сорен ждал, что Кингсли прикоснется к одной из интимных частей его тела. Что Кингсли и сделал.

Он протянул руку и коснулся лица Сорена. От шока или удивления, Сорен отпрянул на дюйм. Кингсли подождал, снова протянул руку и прижал кончики пальцев к его щеке.

- Ты слишком бледный, - сказал Кингсли. - Каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе, мне кажется, что твоя кожа будет холодной, как камень.

- В Мэне непросто загореть, - ответил Сорен. - Еще какие-нибудь жалобы на мою внешность?

- Твои ресницы слишком темные. - Кингсли провел подушечкой большого пальца по кончикам ресниц Сорена. - Из-за них мне трудно сконцентрироваться, когда я рядом с тобой.

- Я не приму мои ресницы в качестве оправдания за твое плохое поведение.

- Тогда тебе придется и дальше наказывать меня за него.

- Я намерен это сделать.

Кингсли наклонился вперед, обернул руки вокруг плеч Сорена и поцеловал его. Сорен ответил на поцелуй с удивительной нежностью и лаской. Обычно поцелуи Сорена оставляли синяки, которые Кингсли любил. Но и этот ему тоже нравился, руки Сорена на его обнаженной спине, и соединенные губы, их переплетающиеся языки... А потом, поскольку поцелуй был слишком идеальным, Кингсли испортил его смехом.

Сорен отстранился и уставился на него.

- Прости, - сказал Кингсли. - Никогда не думал...

- Никогда не думал о чем? - спросил Сорен.

- Никогда не думал, что буду целоваться с тобой на заднем сиденье машины. Мы можем сходить в кино сегодня вечером?

Сорен пристально смотрел на него.

- Оденься.

- Не останавливайся. Мы почти добрались до второй базы, - ответил Кингсли, продолжая смеяться. Он даже не переставал смеяться, когда Сорен толкнул его на пол машины.

- Мы должны остановиться, - сказал Сорен, из его глаз исчезло веселье. - Мы приехали.

Кингсли вскарабкался на сиденье и натянул футболку и жакет. Он провел рукой по волосам и поправил одежду.

- Что собираешься делать? - Кингсли заметил, как плотно сжался рот Сорена, как напряглась его челюсть.

- Молиться, чтобы Бог дал возможность говорить, - ответил он. - Надеюсь, она здесь.

- Разве Элизабет не сказала, что новая жена должна быть дома?