— Иисус, мама. Я думаю, что вам с папой уже пора домой. Вы тратите слишком много энергии, беспокоясь о Хантере и обо мне сегодня. К твоему сведению, у меня никогда не было проблемы с алкоголем. Я просто хочу расслабиться и развлечься немного. В этом нет ничего плохого. К тому же, может быть, я просто хочу потусить в компании бармена, — он прекрасно отдает себе отчет в том, что сыплет соль ей на рану, и ему всегда нравилось это делать с ней.

— Я не так тебя воспитывала, ЭйДжей. Тебе должно быть стыдно за себя. Ты должен помириться со своей женой, — говорит она, кривя губы в отвращении. — В дрянной, грязный бар, где сиськи у всех девок больше, чем штат Техас.

ЭйДжей начинает громко ржать, положив руку на плечо мамы.

— О, мама. Их грудь не настолько большая, но они уверены, что там есть на что посмотреть, прикинь? — с этими словами он берет свое пальто с дивана и уходит, не сказав ни слова.

— Где я упустила что-то с вами двумя? — спрашивает она дрожащим голосом. — Ты хочешь умереть в одиночестве, а он не знает, как удержать себя в штанах.

Хотя я знаю, что она не имела в виду то, что сказала, это все же похоже на плевок в лицо. Я никогда не говорил, что хочу умереть в одиночестве. Да, эта мысль приходила мне в голову, но я никогда не признавался в этом вслух.

— Это не правда, — говорю ей.

— Ты прав, — соглашается она. — Но не надо уверять меня в том, что все хорошо, и затем уходить, Хантер. Не делай этого. Это все, что я собираюсь сказать, — на самом деле это еще не все, что она собирается сказать. — Эта девушка, Шарлотта, она ангел, так что не испорти все. Сделай себя счастливым, даже если это только ради Олив, — теперь она закончила.

— Папа всегда делает меня счастливой, — встревает Олив, избегая зрительного контакта с мамой. — Всегда.

Мама протягивает мне конверт, который она крепко держала в руках, и тянет к себе Олив.

— Я знаю, дорогая. Это просто разговоры взрослых.

Олив смотрит на нее снизу вверх, глядя прямо в глаза:

— Он делает все, что может, — говорит она, защищая меня до последнего.

Мама закрывает глаза, надеюсь, понимая, что зашла слишком далеко в очередной раз.

— Ты права, Олив, — говорит она. С громким вздохом мама отступает и направляется на кухню, выкрикивая: — Гарольд, пора идти.

И так заканчивается почти каждое воскресенье. Мама расстраивается из-за ерунды, как и всегда, а папа находится не в своей тарелке после послеобеденной комы.

Папа заходит в гостиную, протирая глаза.

— Что происходит?

— Просто обычное предложение уйти, — говорит мама ему так, как если бы я попросил их уйти. Ее пассивно-агрессивный комментарий очень даже объясним. Я давно понял, что у меня нет шансов переспорить ее, потому что, в конечном итоге, ей все равно будет еще больнее.

— Ну, думаю, увидимся в следующее воскресенье, — говорит папа лениво. Он наклоняется вниз и обнимает Олив, затем хлопает рукой по моей спине. — Береги себя, сынок.

Мама тоже обнимает меня, но достаточно холодно, вздыхая у моей щеки:

— Я люблю тебя, даже если ты ненавидишь меня, — материнское чувство вины огромно, но я не позволю ему добраться до меня сегодня.

Они уходят вместе, оставив после себя тишину.

— Все хорошо, папа, — говорит Оливия.

— Я ведь все делают правильно? — спрашиваю я ее.

Она обвивает своими ручонками мою ногу, прижимаясь лицом.

— Ты делаешь даже больше, — отвечает Олив. — Ой! Я совсем забыла! Мне нужно готовиться к приходу Ланы! — я смотрю на часы и вижу, что уже четыре часа. Черт возьми, куда так быстро улетел этот день?

Через пару часов бездумного просмотра игры, я достаю свой телефон и отправляю Шарлотте смс, меняя направление мыслей в голове и возвращаясь к тому моменту, когда я покинул ее дом пару часов назад.

Я: Пиццу?

Шарлотта: Да ... «без разницы» ;).

Я: Пицца и «без разницы». Понял.

Я убираю телефон обратно в карман. Мысли о принятом решении проигрываются в голове, и я чувствую смесь желания и страха, которые выбивают дерьмо друг из друга. Пока я взрослел, моя жизнь не была похожей на жизнь обыкновенного парня. Я был только с одной женщиной, потому что не существовало никакой другой женщины для меня. Я не знаю, на что было бы похоже быть с другой женщиной, будет ли это по-другому, лучше или хуже.

Ни Элли, ни я не понимали, что происходит, когда мы сделали этот шаг в наших отношениях. Нам было по шестнадцать лет, когда ее родители должны были уехать из города на выходные. Она сказала, что боится оставаться дома в одиночестве всю ночь, поэтому я пообещал, что приду, наплевав на строгие правила ее родителей — никаких мальчиков, пока их нет дома. Когда дело дошло до правил, мы с Элли, не задумываясь, нарушили их. Что поделать, подростковая любовь и бушующие гормоны со скоростью света.

Мы были только друзьями, лучшими друзьями за несколько месяцев до этого уик-энда. Лед сдвинулся во время вечеринки по случаю дня рождения, когда мы играли в старую добрую игру в бутылочку. Именно тогда судьба распорядилась так, что скорость и импульс вращения бутылочки привели к тому, что мы поцеловались.

В этот момент я ощущал себя, как во сне, когда ты в нескольких метрах от происходящего. Я хотел насладиться вкусом ее губ. Она подошла ко мне первая, сначала быстро, затем все медленнее и медленнее, сократив расстояние между нами до минимума. Она абсолютно не нервничала, лишь небольшая улыбка, улыбка, которую я видел очень много раз в течение нашей жизни — ее жизни. Она закрыла глаза, ожидая, что я встречусь с ней на полпути, который ощущался в тот момент целым километром. Мое сердце колотилось, бисеринки пота выступили на лбу, и дыхание застряло в горле. Либо сейчас, либо никогда. Я не мог позволить себе упустить этот шанс, потому что я думал, что если мне не хватит смелости сделать это здесь и сейчас, в эту секунду, то я никогда не смогу сделать это. Закрыв глаза, я наклонился вперед, забыв о двух десятках глаз, уставившихся на наш первый поцелуй. В моей голове играла музыка, мое сердце уже не стучало так громко, но продолжало отбивать медленный ритм, когда пальцы пробежались по ее щеке и шелковистыми белокурыми локонами. Наши губы были разделены всего лишь двумя сантиметрами воздуха, наполненного электрическими частицами притяжения. Адреналин пронесся по моим венам, и наши губы встретились. Это не был один из тех страстных поцелуев, которые у нас были, когда мы стали старше, где я мог бы удивить ее, появившись сзади и подняв ее вверх, прижимая к стене. Этот поцелуй был неподвижным, практически лишенный движения, наши губы соединились и замерли на этом моменте. Я воспользовался тогда возможностью, чтобы вдохнуть запах ее кожи, аромат ее шампуня. Все изменилось в одну секунду — я влюбился в своего лучшего друга. Непосредственно перед тем, как наш поцелуй закончился, ее губы сделали одно маленькое движение, они изогнулись в улыбке, которую я почувствовал своими губами.

Когда она отстранилась, а она должна была, потому что я был вне себя, ее карие глаза были широко раскрыты, и, клянусь Богом, я увидел искорки в них. Возможно, мне это только показалось, но я реально видел эти искорки в ее глазах.

Какого хрена я делаю?

— Олив, — зову я.

— Да? — отзывается она, прыгая вниз по ступенькам в своем нарядном платье.

— Я чувствую себя не очень хорошо, дорогая.

— О, нет, может мне нужно позвонить врачу? — спрашивает она. — Тебе нужен суп? Я могу позвать Шарлотту.

— Нет, не нужен ни суп, ни Шарлотта. Мне просто нужно полежать немного, — говорю я ей.

— А как же Лана?

Я смотрю в ее печальные глаза в течение долгой минуты, пытаясь придумать, как объяснить ей, почему это не очень хорошая идея — пойти туда. Но нет никакого способа, чтобы заставить ее понять, что я боюсь почувствовать что-то даже отдаленно близкое к тому, что испытывал к Элли. Боюсь, что запятнаю эти воспоминания, забуду ощущения, чувства, то, что мое сердце когда-то чувствовало.