- Кони, корма, инвентарь! Женское ли это дело? По плечу ли это девушке? - заронил сомнение и конюх Перфил.

Пастух Савва разгадал все увертки Селивоновой компании: норовят поставить своего человека в бригадиры, да Устин Павлюк разбивает их хитрые планы. Этот Селивон в давней вражде с Мусием Завирюхой, дочку которого Павлюк советует выбрать бригадиром.

Марко исподволь бросает полные мягкого сочувствия взгляды на девушку, подавленную недружелюбными выпадами против нее.

А Тихон разве не посматривает на девушку? Разве ему безразлично ее волнение? Он бы охотно встал на ее защиту. Да как пойдешь против отца? Тихон все же выкрикивает, что надо и молодым давать дорогу, и Текля, конечно, это оценила: видать, справедливый, твердый парень - самому отцу наперекор идет, спокойно выдержал его гневный взгляд. А Селивона привел в полное недоумение.

После выступлений Селивоновых подпевал собрание как будто заколебалось.

Снова полетели злые выкрики.

Селивон:

- Далеко метит, в начальники рвется! Лучше пусть полет свеклу! Или с курами возится!

- А не людьми заправляет! - закончил мысль приятеля Игнат Хоменко.

Марко тихо сказал пасечнику Луке:

- Пройдет немного времени, и людям странно будет слышать о таких вот, как Селивон. И тогда не следовало бы забывать, как пришлось партии ступенька за ступенькой выкорчевывать старые пережитки.

Пасечник Лука, поглаживая бороду, задумчиво опустил седую голову.

Горлопаны бросали враждебные, почти непристойные выкрики против девушки, но даже они видят, что устаревшие взгляды на женщину успехом не пользуются, что за это не похвалят, как говорит Павлюк. Он так и сказал: "Еще не вывелись у нас отжившие взгляды". И кто бы, вы думали, ухватился за эту мысль?

У пастуха Саввы лопнуло терпение - слишком уж распоясалась Селивонова компания.

- Есть еще у нас люди, - вразумлял собрание пастух, - которые не прочь пошуметь, еще не все предрассудки вывелись, забыли, что теперь вся классовость...

Он запнулся. Хотел поскладней, поубедительней сказать насчет бесклассового общества, как говорят представители райцентра, да растерял все умные, красивые слова, и потому не удалось ему развернуться, показать свою осведомленность в общественных делах, из чего, конечно, не преминули устроить себе потеху недруги. И пастух поневоле перешел на обычный будничный язык, по старинке, дедовскими словами принялся воздавать должное работящей семье:

- Мусий Завирюха заправляет хатой-лабораторией, уму-разуму людей научает. Мавра - знатная доярка, дочка Текля тоже взросла, можно сказать, на пашне... Звеньевая, пятисотница, семилетку окончила и земельную грамоту усвоила... При отце при таком жила, который век свой на хозяев гнул спину...

Может, кому и непонятно, а Селивон видит его насквозь: своего приятеля Мусия Завирюху расхваливает Савва. Ишь развел турусы на колесах, пусть не морочит голову, а говорит по существу!

- Селивон привык, - продолжает пастух Савва, - у себя в хозяйстве женой помыкать! А теперь не старое время... За десять лет коллективизации женщина показала, на что способна...

Прославленного хлебороба Селивона пастух учить вздумал, назвал "единоличником"... Душа Селивона полна негодованием - против пастуха, посмевшего оскорбить его, против девчонки, что пробирается в начальники.

- Пусть борщ варит! - восклицает он.

А пастух свою линию ведет:

- Девушка-бригадир сделает нам только честь!

- Позор! - надрывается Селивон.

- Курам на смех! - вторит Игнат Хоменко.

- Что умному - честь, то глупому - позор! - отвечает назло Селивону Марко, вызвав веселый смех собрания. Особенно были довольны женщины. Крепко осадил паренек Селивона. Селивону же невдомек, чем мог так угодить собранию этот молокосос, этот ничем не приметный парень!

А Тихона досада берет. Нет острее его на слово среди молодежи, мог бы вступиться за Теклю, однако же на этот раз не нашел в себе смелости супротив отца родного пойти, Игната Хоменко. Этому неказистому пареньку Марку, видно, страсть хочется расположить к себе девушку.

А уж что пережила Текля, передать трудно. Девушку кидало то в жар, то в холод. Если бы не Устин Павлюк, ласковой усмешкой подбадривавший ее, наверняка бы расплакалась.

Собрание целиком присоединилось к мнению пастуха, - видать, он в политике все-таки разбирается. До вечерней зари проспорили, пока угомонили горлопанов и выбрали Теклю в бригадиры. Что из этого получится неизвестно.

Галя счастлива за подругу.

"Устин Павлюк знает, кому какое дело в руки дать, - говорили люди. Сколько было пересудов, когда Марка приставили к коровам. Мало пошумел тогда Селивон: "Кому доверили скотину? Племенных коров? Это ж не коза... Чтобы заморил? Перевел породу, которую вырастили с таким трудом? Справится ли с этим делом?" А теперь Марко прославил наш колхоз".

Устин Павлюк держит колхоз в крепких руках. Его верх до поры до времени. Селивона не легко заставить покориться - не такой у него характер! Еще не известно, кто будет заправлять в артели и долго ли удержится сам Павлюк.

Стала Текля бригадиром - забот полна голова: как лучше вспахать, посеять. Ночь не спит - соображает, как бы вывести бригаду из прорыва.

Устин Павлюк присматривается, умеет приохотить к смелому начинанию. Указания дает Текле мягко, словно советуется с нею. А случится неудача подбивает пробовать еще и еще раз.

Кое-кто без доверия, неохотно вставал под девичью руку: сумеет ли руководить людьми? Пытались брать работу на выбор - где там! Девушка проявила твердый характер, плутам, бездельникам воли не давала. А что пережил Селивон - не приведи бог никому! Какая-то девчонка помыкает тобой! Но люди видели - а ведь толковой Текля девушкой оказалась. Никогда зря не дергает. Эта не затуркает, спокойна, не криклива, знает, как подойти к человеку, усовестить, любым сумеет распорядиться - и молодым, и пожилым, и вовсе старым... Кое-кому пришлось убедиться - ни рюмкой, ни лестью не задобрить бригадира, кумовьев и сватьев не признает, не то что Селивон... Не позволит привередничать в работе. И что касается трудодня - не жди, не припишет. Справедливо оценивает каждого, сама мозгует, кому что доверить.

Настырный пастух Савва знай твердит каждому, словно петух наскакивает:

- Это вам не старый порядок, как было при Селивоне!

Легко ли Селивону слушать такое? Селивон кивал на пастуха: людям и невдогад, что пастух не без корысти защищает дивчину. От Селивона ничто не укроется. Пастух, верно, спит и видит, как бы породниться с Завирюхой, женить своего сына Марка на Текле. Старая лиса!

Еще никогда с такой охотой не трудились люди. За зиму навозили лесу дуба, сосны, липы, нарезали досок, ладили телеги, арбы, бестарки, наготовили липовых бочек на железных обручах - возить в поле воду, попутно вспоминали: "А Селивон в бочке из-под барды возил людям воду в жатву; невозможно было пить - тухлая..." Никогда с таким азартом не работали тележники, бондари, плотники... Салтивец, Аверьян, Келиберда... Весело разлетались из-под рубанка смолистые сосновые стружки. Всей душой старается бондарь, набивает обруч, кузнец Повилица натягивает шину. Не подвести бы дивчину! Словно праздник какой у бригады! Каждому хотелось сделать что-нибудь приятное для бригадира - Текля обязательно заметит, по справедливости оценит, ежели работаешь на совесть. Не пройдет равнодушно, любуется каждой дежкой, каждой телегой, каждым колесом.

А Савва по плотницкому делу мастак. Никто лучше его не выгнет полозьев, Текля присматривается к движениям крепких, жилистых рук пастуху ничего не стоит выдернуть пальцами ржавый гвоздь из доски, - и тут опыта набирается. А пастух наставляет бригадира:

- Не руби лес, когда дерево соком наливается, шашель поточит. Весной срубишь - полозья погниют. Зато по осени дерево что колокол!

Зима пролетела за дружной работой. Впервые в бригаде установился порядок. Мог ли Селивон спокойно это переносить? Наткали мешков, припасли вожжей, починили инвентарь - после Селивона хватало заботы! Обсудили план работ, вовремя, дружно, с охотой. Соседи с хутора Кулики завидовали... Молодой председатель колхоза Данько Кряж, заглянувший к ним весной, смотрел, как тщательно отбирали девчата зерно на семена, и никак не мог взять в толк - в чем здесь секрет?