- Что могло привести этого лаборанта к Шимановичу?

- Поиски документов, хоть как-то связанных с отцом. Он-то хорошо знал, чем занимается Шиманович, специфику, разнообразие его архивов, выполнял видимо неоднократно его заказы на фотокопирование. И в доме, надо полагать, бывал. На сей раз пришел в субботу, пятнадцатого числа. Помните запись, сделанную Шимановичем на субботнем листке календаря: "Сегодня фотокопии в 16 ч."? И что-то между ними произошло. Что?..

Зданевича Щерба пригласил по телефону под невинным предлогом: хочет возвратить кассету и фотокопию протокола и заодно задать несколько вопросов. Каких - не уточнил.

И вот они сидели друг против друга. Зданевич положил в портфель кассету, всунул аккуратно в конверт от фотобумаги листок фотокопии и сидел, ожидая, чего еще от него тут хотят.

- Олег Иванович, мне нужно официально допросить вас по одному случайно возникшему делу.

Зданевич напрягся, подозрительно стрельнул взглядом по лицу Щербы, сказал глухо:

- Что еще? Я свои дела тут закончил, а вы свои сами крутите.

- В одну из наших бесед вы сказали, что "левыми" работами не занимались, в частности фотокопированием. А ведь занимались, Олег Иванович. Фотокопия протокола, которую я вам только что возвратил, выполнена вами. Очень профессионально, на отличной импортной бумаге. И вот эти фотокопии тоже сделаны очень профессионально, тоже на импортной бумаге, - Щерба извлек из ящика и положил перед Зданевичем фотокопии документов, спечатанных с рулончиков пленки, обнаруженных на столе в квартире Шимановича.

- Мало ли кто мог достать импортную бумагу! Да и мастера в городе кроме меня есть. Десяток назову, - откинулся Зданевич и заложил вальяжно руку за спинку стула.

- Олег Иванович, в этом здании есть и дураки. Как и всюду. Но почему вы считаете, что один из них я?

- Я ведь тоже не дурак!

- Надеюсь. А ведете себя, мягко говоря, не умно.

- Ну хорошо, брал я "левую" работу.

- И у Шимановича? У Богдана Григорьевича?

- А, у этого... Брал.

- Как часто вы к нему заходили?

- А я к нему вообще не ходил. Созванивались, где-нибудь встречались. Он мне отдавал работу. А потом я ему возвращал готовое, а он мне бабки.

- Но пятнадцатого августа, в субботу, вы все же навестили его, в четыре часа дня?

- Нет. Не верите, спросите у него. Я отдал ему все накануне, в пятницу днем. Он сам поменял время. Да и мне оказалось удобней. Потому что в пятницу вечером я должен был уехать.

"Вот стервец, - расстроено вздохнул Щерба. - Чего теперь стоят его отпечатки пальцев на рулончиках пленки и на футлярчике?! В суд с ними не пойдешь. И обрезки остальных кадров от тех рулончиков... Ну найду я их у него дома при обыске! Куда их присобачишь?"

- Да что в конце концов случилось, чего вы меня все время возите мордой по асфальту?! Я не за этим шел сюда! Шел добровольно! По вашему приглашению, - вскипел Зданевич.

- Шиманович убит! - в упор сказал Щерба. - В субботу, пятнадцатого августа, - и он увидел, как по лицу Зданевича поплыла белая тень, и оно вдруг осунулось.

- Вона что! - голос Зданевича стал сухой скрипучий. - Понятно... Шьете мне убийство... Это что же, Кухарь так на вас надавил или чего посулил?.. Хочет меня таким образом натянуть?.. Не выйдет у вас, ребята! Все вы одна кодла!.. Но не выйдет!.. Не было меня в городе в ту субботу, пятнадцатого августа. Не было - и все! Находился с пятницы с вечера до воскресенья, до десяти вечера да-а-леко, за сто восемьдесят километров. В Кременце. Алиби у меня! Ясно?! И утритесь им вместе с Кухарем!..

- Чем вы ездили туда? - спросил Щерба, спокойно выслушав длинную и гневную тираду Зданевича и подумал: "На Скорика это наверное, произвело бы впечатление... Но может быть мне сейчас мешает именно мой опыт, сотни людей, сидевшие на этом стуле и вот также нагло отпиравшиеся, а в итоге не через день, так через месяц подписывавшие протокол с признанием, ложившимся в обвинительное заключение?.. Может быть весь этот чертов мой опыт не дает мне свободы поверить Зда невичу?" - Так каким же транспортом вы ездили в Кременец? - отмахнулся Щерба от психологических самокопаний.

- Рейсовым автобусом. Последним. В шесть сорок вечера, - ответил Зданевич. Он выпрямился на стуле, говорил уже тихо, прикрыв глаза, словно успокоился, был весь собран, будто набирался сил и терпения для долгого упорного сопротивления.

- Кто это может подтвердить?

- Жена. Я ездил к ней на выходные. Она была там с дочерью.

- А кроме жены?

- Пассажиры автобуса. Ищите их. Вам за это деньги платят.

- Поищем... Я возьму у вас подписку о невыезде, Зданевич. А сейчас поедем к вам домой на обыск...

- Ваше право.

- Право закона.

- Вижу, какой закон. Только передайте Кухарю, тут ему шоколадки не будет, пусть леденец сосет...

Обыск в квартире Зданевича не дал ничего. Щерба изъял знакомый уже футлярчик от кассеты, часть пленки, отрезанной от тех рулончиков, что нашли у Шимановича и еще кучу фотокассет с проявленной фотопленкой, хранившихся в чуланчике, переоборудованном в маленькую фотолабораторию. Жилье Зданевича оставило впечатление, что живут здесь люди, едва сводящие концы с концами. Однокомнатная квартира с кухонькой, где едва могут разместиться два человека. В комнате дешевенький сервант, раскладной диван, стол и детская кроватка. У окна на тумбочке старый черно-белый телевизор, рядом ящик с детскими игрушками.

Когда уже уходили, жена Зданевича, худенькая молодая женщина, бледная, молча плакала и укоризненно посматривала на мужа, а Зданевич отрешенно сидел на диване, не обращая внимания на смущенных понятых. Жена Зданевича пошла за Щербой на кухню.

- Это все неправда, товарищ следователь, повторяла она. - Олег был у нас в Кременце с пятницы до воскресенья. Не мог он... Никак...

- А что вы там делали? - спросил Щерба, укладывая в картонную коробку фотокассеты и пересчитывая их.

- Я была в профилактории. С дочерью. Мне дали путевку туда на три дня. Я донор...

Вошел Зданевич и молча стоял в дверном проеме.

- Он даже фотографировал нас! - с надеждой вспомнила жена. - Возле леса, там луг есть!.. Вот смотрите! - она лихорадочно принялась перебирать фотокассеты.

- Перестань, Катя! - сказал Зданевич. - Фотографировать вас я мог и три недели, и три месяца назад. Там даты нет! Перестань! Это не доказательство. Ты им ничего не докажешь. Они не хотят. Пусть сами и ищут.

Она обреченно опустила руки...

С этим Щерба и отбыл...

47

В субботу, в час дня, как и было оговорено, Сергей Ильич отправился с визитом к Григорию Мироновичу Ковалю. Жил Коваль в небольшом коттедже.

- Тут все мои Ковали: я с женой, дочка с мужем и сын с невесткой, ну и внуки, понятно... Может, в садике расположимся? - сказал Коваль.

- Как вам удобней, - согласился Сергей Ильич.

Сад был ухоженный, аккуратные, уже опустевшие грядки, на яблонях еще висели осенние сорта яблок, к могучей старой орешине была приставлена стремянка и прислонена длинная палка с хитро закрученным проволочным крюком.

- Вот здесь хорошо будет, - сказал Коваль, усаживаясь на деревянную скамью, вкопанную, как и стол перед нею, в землю.

Был Коваль невысок, худощав, подвижен, на морщинистом лице быстрые, в зорком прищуре карие глаза.

Едва сели, тут же появилась жена его, накрыла стол целлофановой скатеркой, поставила бутылку водки, соленья, пахнувшую чесноком колбасу и миску с варениками, над которыми еще вился пар.

Сергей Ильич церемониться не стал, поняв, что его ждали: как ни как, - он человек от Кухаря.

Сперва были общие разговоры о жизни - о детях, о ценах, о международных делах. Когда бутылку наполовину осушили, и Сергей Ильич оценил вареники, домашние соленья и домашнюю колбасу, Коваль, потерев щеки с покрасневшими жилочками на скулах, спросил:

- Так какая там у вас забота?

Рассказав, кто он, чем занимается и что в круг поисков попал Александр Бучинский, который якобы был в подполье и вроде ходил из города в отряд и обратно, Сергей Ильич закончил: