- Ну, крепче держись за руль и жми на педали.

Александр подтолкнул машину и, держась за седло, побежал за ней.

- Ух! - только и крикнул Митька.

Дыхание у него перехватило, руки судорожно сдавили руль. О педалях он и забыл. Ноги, как две длинные жерди, болтались сами по себе по обе стороны велосипеда. Честно говоря, вид у Митьки был совсем не бравый. Ну да черт с ним, с видом! Главное, он... ехал. Да, да, ехал на машине, которую лишь вчера увидел первый раз в жизни! И холодный ветер бил в лицо, и трясло на камешках, и тихо было вокруг. Сердце трепыхалось в груди, радость рвалась наружу. Хотелось петь, кричать, веселиться. О, незабываемый миг первого знакомства с неизведанным! Кто из нас не переживал его, кто не запомнил на всю жизнь! И в Митькину память накрепко, навсегда врежутся прохладное утро, славные люди из Москвы и эта замечательная езда по крепкой, дубленной первым морозом дороге.

Что с того, что на крыльце появился насупившийся отец! Сердится? Будет крепко ругать за ночную кузнечную работу? Обязательно будет. Но уже не в силах он помешать тому, что свершилось.

ВПЕРЕД! ТОЛЬКО ВПЕРЕД!

Ветер, изловчившись, сдернул кепку с головы Королева и кинул под ноги. Александр с трудом наклонился, одеревеневшими пальцами нащупал головной убор и вдруг рухнул рядом с ним на откос насыпи. Он смертельно устал. "Белые мухи" тотчас слетелись к повергнутому человеку. Снег плотно укутывал Королева, норовясь своим предательским теплом усыпить его. Еще миг, еще мгновенье, и человек закроет глаза... Тогда все. Тогда конец...

Вот уже целую неделю они, будто маньяки, тупо и упорно шли по шпалам. С небес, как из разорванного мешка, без конца валила снежная вата. Временами казалось, что кто-то задался целью укрыть землю солидно, добротно. Ехать на машинах невозможно. А идти и того труднее. С каждым шагом проваливаешься по пояс. С усталостью пришло безразличие. Люди идут, не замечая друг друга, не оглядываясь по сторонам... Есть ли предел человеческим силам? Видимо, да, так как свалился самый сильный. А его товарищи? Может быть, они тоже лежат, может быть, их тоже пеленает снег? Александр с трудом расцепил слипнувшиеся веки. В мутной пелене он ничего не разобрал. Но отчетливо различил голос разума: "Надо встать! Надо идти! Только в движении спасение!"

Александр нащупал брошенную машину. Невероятным мышечным усилием подтянул ее к себе, поставил. Уцепился руками за раму, и встал, стряхнув с себя кажущееся пудовым снежное одеяло... Вперед, только вперед!..

Бромберг шел низко опустив голову, пряча от надоедливых хлопьев лицо. Лишь они напоминали ему о реальности. А может быть, это все-таки сон? Ведь слышит же Илья радостный смех, крики ребят... Конечно, вот они, совсем рядом, затеяли на горе веселые игры... Как лихо скользят на санках вниз! Кто-то толкает в бок: твоя очередь. Форменная шинель - нараспашку, фуражка с гербом осталась там, наверху. Он, Илья, в свисте ветра несется под гору. Салазки дрожат, как живые, подпрыгивают на ухабах. Последний крутой поворот и... головой в сугроб. Рядом, откуда ни возьмись, мама. Заботливо ворчит: "Вы посмотрите на этого упрямца. Сколько раз ему говорят: "Надень теплую шапку, иначе схватишь насморк". Так он и шапку не надел и головой в снег. Нет, он не слышит ласковый голос. Только чувствует, как снег щекочет разгоряченные щеки, и совсем не хочется освобождаться от его уютных объятий.

- Илюша, вставай! Вставай, дружище! - Теперь уже Бромберг различает слова. Но это не мама. А кто же так хрипло, простуженно говорит?

Он открывает глаза и видит Сашу.

- Вставай, Илья, идти надо...

- Да, да... - машинально отвечает Илья. Он уже понял, где сон, а где явь. - Пойдем, Саня, обязательно пойдем. А где же Жора? Он шел впереди.

Королев протянул Бромбергу руку...

Плющ сидел на рельсе и смотрел невидящими глазами куда-то вдаль. Вздрогнул, когда ощутил на своем плече прикосновение Сашиной руки, Александр понимал, что нужно что-то сказать товарищу, ободрить, как полагается старшему. Но Королев не мог пошевелить языком, он вновь ощутил безумную усталость и не находил силы даже для одного-единственного слова, Саша лишь вытянул вперед руку.

- Зачем? - прошептал потрескавшимися до крови губами Жорж. - Зачем все это?

Королев не ответил, он все так же молча, но настойчиво тянул Плюща за рукав.

Трудно сказать, надолго ли хватило бы друзьям энергии, пробужденной желанием жить, скорее всего через два-три километра они опять улеглись бы на мерзлую землю, на этот раз навсегда. Но судьба сжалилась над путешественниками. На какое-то время метель вдруг стихла, опустился огромный снежный занавес, и измученным людям открылась величественная картина. Пологий, заросший кустарником берег лениво спускался к могучей реке, что горделиво гнала свои темные воды мимо песчаных отмелей, слизывая с них второпях сугробы свежего снега.

Она была непривычно широка для европейцев, эта неудержимая река, и удивительно красива в своей дикой буйности.

Казалось, время обошло стороной ее берега, оставило их в первозданном виде. Но стоило перевести взгляд вперед по течению, и он обнаруживал следы человека в этой глухомани: огромные каменные "быки" держали на своих могучих плечах стальные фермы шагнувшего через двухкилометровую ширь моста.

- Мост, - чуть слышно прошептал Плющ. И его обожженное ледяным ветром лицо осветилось едва уловимой улыбкой. - Это же Амур, ребята! - последние слова неожиданно вырвались у Жоры криком. В нем звучала надежда...

Перед ними действительно был Амур, или, по-монгольски, Хара-Мурэн Черная река, или, по-китайски, Хэй-лун-цзян - Река Черного дракона.

Мост оказался исковерканным войной. Несколько его ферм, разорванных посредине, обрывались к бездонной воде. Крепкие стальные настилы уступили место зыбким деревянным мосткам, перекинутым через зияющие провалы и закрепленным лишь канатами. Мостки - метр с небольшим шириной. И это на многометровой высоте. Александр посмотрел на зыбкие конструкции с берега и понял, что путь к их спасению еще не близок, хотя до жилья, как говорится, рукой подать: дымки на том берегу просматриваются. Королеву вдруг вспомнился цирк, последнее представление, на которое они пошли всей группой перед самым отъездом из Москвы.

Жонглеры сменяли акробатов, музыкальные эксцентрики - жонглеров. Под самым куполом известная воздушная гимнастка, играя на нервах зрителей, без какой-либо страховки проделывала головокружительные упражнения. Но вот на арене укрепили две небольшие площадки на высоких столбах. Между ними натянули проволоку. И тогда на площадках появились два человека с велосипедами. Проволока предназначалась им, по ней они должны были ездить на машине, и не просто ездить, но и выполнять замысловатые трюки. Зал напряженно следил за каждым движением отважных велосипедистов, награждая их аплодисментами.

- Вот это работа! - крикнул тогда, не удержавшись, Илья. И вот такая "работа" предстояла им здесь, над могучей рекой. До предела уставшим, голодным...

- Что делать будем? - спросил Саша.

Вместо ответа Плющ подтолкнул велосипед вперед и двинулся вслед за ним к мосту. Илья сделал тоже самое. "А все-таки они молодцы у меня", - подумал Королев, и от этой мысли теплее стало на душе и сил будто прибавилось.

Погода словно ждала этого вызова. Лишь только друзья ступили на стальной настил, как посыпал густой снег, задуло. Метель, бушевавшая и там, на узкоколейке, здесь, на высоте, неистовствовала невероятно. Снежные острые иглы вонзались в лицо. Стыли руки, леденела кровь. Но спортсмены, нахлобучив кепки, сели на машины.

Они ехали медленно, с трудом преодолевая тяжелый напор ветра. Их покачивало из стороны в сторону, как на хорошей волне, но ребята все же двигались вперед, метр за метром, ожесточенно стиснув зубы.

Не слезая с машины, на едином дыхании проскочили первый деревянный мосток. Второй метров через сто. Плющ устремился к нему, заметно прибавив скорость. Близость долгожданного жилья подхлестывала, подзадоривала. В движениях Георгия появилась привычная азартность. Но азарт - плохой помощник: он не дружит с осмотрительностью. Влетев на зыбкие доски, Плющ не заметил на них поперечную перекладину. Неожиданный удар вышиб лихого велосипедиста из седла. Илья, ехавший следом успел лишь заметить, как Георгий, перелетев через руль, провалился куда-то вниз. Его машина чудом осталась лежать на мостике; колеса, сохраняя инерцию движения, еще вращались, блестящими спицами отбрасывая в стороны падающий снег. Бромберг на ходу, чуть-чуть не доехав до злополучных досок, спрыгнул. Рядом остановился Королев. На его лице застыл испуг: он также все видел и теперь откровенно боялся взглянуть вниз, опасаясь самого страшного.