Сойдясь спинами, ребята выставили перед собой, как щиты, машины. Такой агрессивный прием они встретили впервые. На душе стало тоскливо. А из раскрытых окон ларька исходил одурманивающий аромат свежевыпеченного хлеба.

Милиционер с трудом пробился сквозь толпу. Подошел к велосипедистам, кашлянул для солидности и попросил документы. Множество бумаг с гербовыми печатями произвели на него необычайное впечатление. Представитель власти почувствовал глубочайшее уважение к людям, облеченным столь высокими полномочиями. Он взял под козырек и вежливо произнес:

- Милости просим в наши края. - А затем обернувшись к мужикам, строго проговорил: - Ну чего не видели? Расходись!

Толпа сдавалась нехотя.

- Расходись, расходись, - бурчали под нос селяне, - а того не видит, что порядочные люди в таком виде на честном народе не появятся.

* * *

Бывают люди, рожденные для добра. В голодную пору они поделят с тобой краюху хлеба, приютят в ненастный день, придут на помощь - лишь намекни. Из такой породы оказался и Гордей Фомин, бывший чапаевец, ныне сельский милиционер. Как только поредела толпа, он потащил велосипедистов к себе.

-- Изба, правда, не велика, но коли потесниться, место найдется. А то, виданное ли дело, сколько верст отмахали! Небось гудят ноги-то?

-- Есть малость, - ответил, улыбнувшись, Александр. Ему сразу понравился этот симпатичный долговязый человек в серой солдатской шинели.

Пока шли к дому, Фомин расспрашивал о путешествии, и все больше поражался дерзкому замыслу спортсменов.

Он покачивал головой и бесконечно повторял: "Скажите на милость, что же это будет?"

Двор Фомина не отличался размерами: шагов двадцать в любую сторону. Изба рубленая, прокопченная временем. К ней притулилось небольшое ветхое строение, то ли сарай, то ли хлев - не поймешь. Именно к нему и направился Гордей.

- Здесь ранее коровенка стояла. Но сейчас чисто. Скотину не держу из принципа. - Фомин вопросительно посмотрел на гостей, - дескать, поняли или нет, о чем речь. Но так и не угадав ответа по лицам путешественников, добавил: - Против собственности я...

- А-а... - протянул Плющ.

- Вот те и а... - передразнил Гордей. - Вобчем сараюшка чистый, можно ваши лисопеды поставить. А самих милости прошу - в горницу.

В доме царствовала тишина. Жена Фомина, как он объяснил, с утра снарядилась на базар. А дети? Кто знает, где могут быть дети в погожий июльский день...

- Бегают где-то... - неопределенно сказал Гордей. - Оно и к лучшему: потише без них-то.

Фомин усадил гостей за чисто выструганный дубовый стол, подал крынку с молоком и ржаной каравай.

- Подкрепитесь малость, а я сбегаю посмотрю, куда это ваш дружок делся. Клуб, говорите, поехал искать? Ну тогда я мигом. - И Фомин исчез за дверью...

* * *

Вечером отправились в клуб в сопровождении Фомина.

- Как под конвоем, - шутил Илья.

Было еще совсем светло, и старая церковь с колокольней, срезанной артиллерийским снарядом, четко выделялась на фоне далеких пепельно-серых облаков.

- Храм божий ныне служит культуре, - с видом знатока пояснил Бромберг. - Вы не смотрите, что он обшарпанный. Будьте уверены, внутри совсем даже чисто...

Королева обескураживала тишина, стоящая вокруг церкви. Людей не видно, хотя афишу о предстоящей лекции Илья вывесил на самом бойком месте базарной площади. Да и на церковных воротах она белела. "Может быть, они уже в зале", - с надеждой подумал Александр.

У входа их встретил веснушчатый рыжий паренек, исполнявший в клубе обязанности кассира. Он многозначительно протянул навстречу "лекторам" жестяную банку для мелочи. На дне ее тускло желтел один-единственный пятак.

- Мой, - пояснил парень.

Скамейки в зале пустовали.

-- М-да... - смущенно протянул Фомин и поскреб затылок. Непонятно почему, но он чувствовал себя виновным перед этими московскими парнями. Вот чертовы люди - не хотят культуры! Им бы гармошку на весь вечер да бутылку выжрать.

-- Не то говоришь, дядя Гордей, - перебил рыжий парень. - Вы не слухайте его, товарищи. Народ у нас и о культуре физической узнать хочет. Особливо молодежь. Но вот ведь дело какое. Люди в мирной жизни до копейки жадные стали. Вишь, пятак мужик отдаст, если будет знать, что на дело. А лекция, спорт для него пока темнота одна. Так что не обижайтесь. Вот если б даром...

Королев не дал ему закончить:

- Даром так даром! Беги зови народ.

Илья, было, схватил Александра за рукав, стремясь предостеречь от скорого решения: ведь на эти деньги рассчитывали. Но затем махнул рукой и шагнул в глубь зала, к накрытому кумачом столу. Все последовали за ним.

Через час в церкви стало жарко от разгоряченных тел. Запахло семечками и дешевым одеколоном. Сотни любопытных глаз взяли под прицел кумачовый стол. Говорил Илья.

- Сегодня, граждане дорогие, мы расскажем вам о здоровье. О том, как сохранить в себе на долгие годы бодрость духа и энергию...

Александр слушал друга и думал, что на выручку от лекций надеяться не приходится, а путь впереди далекий и не везде им встретится Гордей Фомин...

ВСЕМ ВЕТРАМ НАЗЛО

Дни словно льдинки, брошенные в стремнину времени. Чем сильнее поток, тем скорее тают. Что дни - недели и месяцы с невероятной быстротой исчезали за плечами тройки отважных, оставляя на память лишь ссадины и кровавые мозоли! Кончилось лето. Сентябрь золотой кистью уже подводил черту страдной поре. Вопреки опасениям, ни Урал, ни Сибирь не стали преградой для путешественников. Твердые летние тракты помогали без особых происшествий покрывать огромные расстояния. Машины служили верой и правдой. Два-три прокола и однажды соскочившая цепь - это не в счет. Это "житейское дело", как выражался Илья. Казалось бы, радоваться, надо, а друзья загрустили. Погнались за романтикой, а тут упрямые, скучные будни за рулем. Знай жми на педали и выдерживай курс! Вот с едой туговато, на весь день - ломоть хлеба да кружка воды. В общем, грустно стало путешественникам. А судьба меж тем готовилась их "развеселить" сюрпризами. Первый уже синел вдали горбами Яблоневого хребта. Дорога на подступах к нему угнетала своей унылостью. Голые серые сопки, короткие спуски и нудные "тягуны" - так велосипедисты называют затяжные подъемы. Лишь иногда придорожье порадует глаз ясностволой березкой, а то вдруг на какой-нибудь вершине закудрявится темной шапкой сосновый лес.

Чем выше забирались в горы, тем пронзительней становился ветер. В одной из балок Королев решил сделать привал, благо холодные порывы сюда не залетали. Да и отдохнуть не мешало - два часа в седле! Положили на обочину машины, бросили плащи на упругую щетину травы, растянулись на них блаженно. Плющ задрал к небу ноги. Так медицина, рекомендует. Лежали молча, жадно вдыхая бодрящий воздух, пахнувший почему-то снегом.

"Неужели в горах выпал?- тревожно подумал Александр. - Даже для этих мест рановато".

Как бы подслушав его Мысли, Илья произнес:

- Саша, ты обратил внимание, какой ледяной ветер гулял на тракте? Что бы это могло значить?

Плющ, не меняя позы, с видом знатока ответил за Королева:

- Горы, синьор, так сказать, штука вредная. Как бы нам не пришлось через сугробы пробираться,

- Этого я и боюсь, - включился в разговор Королев. - И чтобы нам не застрять, надо к темноте пройти перевал.

- Что ж, раз надо, значит, пройдем, - ответил спокойно Плющ. - До сих пор судьба нас щадит, опекает даже. Думаю, и на этот раз все обойдется. А жаль... Чертовски хочется чего-то остренького!

- Э, будет еще остренькое, - буркнул Илья. - А пока пожуем друзья. - Он вытащил из кармана плаща небольшой сверток. Там лежали последние три куска черного хлеба с желтым, словно воск, ломтиком старого сала. "Ленч" оказался кстати. Когда, отдохнув, шли к машинам, Королев почувствовал, как что-то хрустнуло под ногами. Посмотрел и присвистнул: вода, заполнившая крошечную выбоину, подернулась льдом, точно слюду кто бросил на дорогу. Подмораживало.