Комбат открыл шкаф и неохотно достал парадно-выходной костюм.

"Что-то я последнее время из него буквально не вылезаю. Раньше он месяцами в шкафу пылился, а сейчас третий раз за считанные недели надеваю. Так я его до дыр протру”, – сказал он вслух.

Комбат уважал точность и собрался к оговоренному времени, но брат не появлялся. Лишь минут через пять раздался телефонный звонок.

– Вот и братец. Небось лифт опять испортился, а ему неохота тащиться на шестой этаж, он и ухватился за “мобильный”, – опять же вслух сказал Борис и, выждав десяток звонков, снял трубку.

– Борис? Слава богу! А то я подумал, что ты куда-то ушел. Почему ты так долго? – раздался взволнованный голос Андрея.

– Нормально. Должен же я был определить, кто мне звонит.

– Ясно, – ответил Андрей, но быстро спохватился. – Погоди, погоди, у тебя же нет определителя номера!

– Для таких случаев есть – окно во двор. Ты мне говорил про белый “Рено”, вот я по нему и определил.

– Ну и ну, – усмехнулся Андрей. – Надеюсь, ты готов. Мы тебя ждем, спускайся вниз.

Кроме брата в автомобиле на водительском месте сидел крепкий парень, как догадался Комбат, один из телохранителей Андрея.

– Он надежный человек, при нем можно спокойно обсуждать дела, – для затравки сказал Рублев-младший. – А проблема в следующем. Одна фирма два года назад взяла у нас долгосрочный кредит, в рублях на шестьсот тысяч долларов.

– И не хочет отдавать, – без тени сомнения заявил Комбат.

– Не совсем так. Они готовы отдать основную сумму, естественно в рублях, если мы забудем о процентах. Грубо говоря, они согласны вернуть пятьсот тысяч вместо без малого восьмисот.

– Странные “кидалы”, – удивился Комбат. – Обычно они либо все хапают, либо ничего. Но что я должен делать? Схватить их главного и выбить из него деньги вместе со здоровьем? Ты ведь знаешь, я это могу, но не люблю.

– Нет, тут ситуация другая и твоя роль будет похитрее. В фирме работают несколько “афганцев”. Они, как сейчас модно говорить, представляют ее силовой блок. Может, кто-то из этих ребят тебя знает и постарается уладить конфликт.

– Конечно, есть “афганцы”, ставшие преступниками, даже авторитетами, но среди моих друзей таких нет, – нахмурился Комбат, искренне возмущенный мыслью Андрея, что он может водиться с бандитами.

Тот поспешил успокоить брата:

– Да, конечно, ты их не знаешь, но они могут быть наслышаны о тебе. В крайнем случае я ненавязчиво упомяну о твоем прошлом. А не выйдет – что ж, попытка – не пытка.

– Ладно. Не заставляешь меня корчить из себя крутого мафиози – и на том спасибо, – ядовито заметил Борис.

Второй раз за день Комбату пришлось ждать. Сначала брата, а теперь должника, подчеркивавшего свое мнимое превосходство над Андреем: хочу – прихожу вовремя, хочу – опаздываю, хочу – возвращаю долг, хочу – нет.

Рано обрюзгший мужчина явился в сопровождении двух среднего роста парней, чья выправка и движения о многом говорили знающему человеку. Комбат сразу определил, что перед ним бывшие десантники или спецназовцы.

– У нас сегодня день открытых дверей? – властно спросил обрюзгший, взглянув на Бориса. – Мои “волкодавы” знают свое место. Твой может к ним присоединиться или устроиться сам по себе.

И ни слова извинения за задержку, лишь хамский тон “дикого” барина, отчитывающего крепостных за провинность.

– Это мой брат, мы с ним редко видимся, ну и решили немного посидеть, – спокойно ответил Андрей.

– Ладно, общайтесь, пока я заморю червячка, – снисходительно молвил обрюзгший и вдруг, испуганно дернувшись, замер.

Он почувствовал взгляд Комбата, спокойный, оценивающий, как у селекционера-аквариумиста, который вывел новую породу золотых рыбок и теперь решает, стоит ли продемонстрировать ее знатокам или отдать производителей коту?

– Вы кто? – поборов робость, спросил у Комбата обрюзгший.

– У вас плохо со слухом или вы не знаете значения слова “брат”? – вопросом на вопрос ответил Рублев.

– Нет, я имею в виду, кто вы по жизни? – все еще робея, но с завидной настойчивостью продолжал наседать тот.

– По жизни? Обычный человек. Люблю хороших людей, ненавижу подлецов и всегда своевременно и целиком отдаю долги.

Обрюзгший уже минуты две жевал кусок мяса, то останавливаясь, то вяло шевеля челюстями, и никак не мог его проглотить. Он все больше склонялся к мысли, что загадочный брат работает в одной из силовых структур, почему-то отдавая предпочтение Генпрокуратуре, и это одновременно бесило и пугало его. Вообще-то за такие штучки следовало проучить наглого питерца, отправить его домой не солоно хлебавши, тем более фирма обрюзгшего якобы лопнула и сменила хозяина. Законными путями с них взятки гладки, но “важняк” из прокуратуры может спустить на них своих коллег – ментов, налоговиков, разную шушеру вроде пожарных инспекторов. Те им не дадут вздохнуть спокойно, будут каждый день являться с проверками да обысками.

И тут обрюзгший заметил, что один из его сопровождающих встал и призывно машет ему рукой.

– Минуточку, – сказал он, наконец проглотив измочаленный металлокерамикой кусок мяса.

Оставшийся за столом парень старательно прятал взгляд от братьев.

– Я же говорил, они тебя узнали! – радостно воскликнул Андрей. – Кажется, наступил час расплаты.

– Погоди с выводами. Может, они хотят убрать своего придурка и устроить маленькую заварушку, – предположил Комбат.

– Типун тебе на язык. Веселенькое будет прощание со столицей, ничего не скажешь.

Вопреки предположениям, обрюзгший вернулся очень быстро и заговорил, обращаясь почему-то к старшему брату;

– Извините, Борис Иванович, ошибочка вышла. Но ребята все быстро исправят, завтра же переведут деньги в “Золотой дукат”.

Комбат взглянул на столик, где сидели “афганцы”. Он был пуст. Исчезли ребята, как только закрыли вопрос. Да если бы и остались, разве сказали бы они правду. А Комбату так хотелось получить ответ: почему, узнав его, ребята немедленно вернули деньги? Может, испугались, зная, что его поддерживают многие бывшие десантники, или в них заговорило чувство дружбы, чести, взаимопомощи, без которых нельзя было прошагать ту войну?

Яша был сильно обижен и не скрывал это. Он коротко отвечал на вопросы Коровина, а остальное время был нем как рыба и зло расталкивал людей, оказавшихся у него на дороге, то есть делал то, что может позволить себе наемный рабочий, сердясь на работодателя. Григорий Адамович мигом сообразил, чем вызвано такое поведение. Ведь он намекнул Яше, что переговоры с Драчом сорвались, а сам радуется, шутит. Конечно, Яша подумал, что Коровин ему лжет. Благополучно решил все проблемы, но хочет зажать обещанные помощнику тысячу баксов в месяц. Тут бы любой был вне себя от ярости.

В самолете Коровин выпил пару рюмок коньяка и неожиданно разоткровенничался.

– Все, Яша, завязываю с беспорядочными связями, покупаю дюжину семейных трусов и женюсь.

– На этой горничной, что ли, Наташе? – проявил необычайную догадливость Яша.

– Да. А разве плох мой выбор?

– Выбор хороший. Девчонка она классная, лицо, фигурка – закачаешься. А как же золото, Григорий Адамович?

– Золото? Паршивое оно, низкой пробы, не окупит даже взяток всяким-разным чиновникам. Плевать мне, Яша, на золото, жаль убивать лучшие годы на поиски сокровищ. Хочу безмятежной семейной жизни с женой-красавицей. Буду мирно торговать, иметь свой кусок хлеба с маслом и забуду навсегда про свои дурацкие фантазии.

– Хорошо на масло еще и икру намазывать, – неожиданно добавил Яша.

– Хорошо-то хорошо, только вместо икры можно годами баланду хлебать, а то и проглотить девять граммов свинца. Нет уж, лучше синица в руке, чем утка под кроватью, – закончил Коровин разговор.

Из аэропорта Григорий Адамович направился прямо в магазин. Там царило спокойствие, лишь у отдела аудио– и видеозаписей гомонила стайка подростков. Продавщицы, хорошо изучившие манеру хозяина внезапно появляться и так же неожиданно исчезать, восприняли его появление спокойно. Коровин окинул слегка посоловевшим взглядом торговый зал и двинулся через подсобки в кабинет. Там стоял двухтумбовый письменный стол, похожий на баррикаду, воздвигнутую между хозяином и возможными посетителями, огромные кресла, заставляющие человека ощущать себя беспомощным в переговорах с владельцем, сидящим за столом на удобном стуле, маленький столик с компьютером и телевизор. На окне висели шторы, сверканием золота и радужным переливом выдававшие свое ближневосточное происхождение.