Первоначально Очоа держал слово, и входившие в шахтерские районы войска вели себя дисциплинированно. Но затем началась массовая резня. 18 октября в Овьедо было расстреляно около 300 человек, включая детей 4–5 лет. Солдаты вламывались в квартиры и насиловали женщин. Каратели врывались в больницы, срывали повязки с раненых и выбрасывали несчастных людей в окна. Пытавшийся зафиксировать сцены насилия журналист баскской газеты Сирваль 27 октября был хладнокровно убит офицерами Иностранного легиона.
Беспрерывно заседали военные трибуналы, однако многих арестованных еще до суда просто закалывали в камерах штыками.
Всего во время восстания в Астурии было убито, по официальным данным, 1084 человека (100 человек потеряла гражданская гвардия), ранено — 2091 (в т. ч. 550 военных). Бомбардировками и пожарами было повреждено 1032 здания. Военным трибуналам было передано 7347 человек. По данным левых организаций, в ходе боев и террора погибло 4000 человек со стороны восставших и мирного населения. Всего было репрессировано 60 тыс. астурийцев.
Мы позволили себе столь подробно остановиться на событиях в Астурии в октябре 1934 года потому, что это была, по сути, репетиция будущей гражданской войны. С одной стороны, — рабочая милиция, плохо вооруженная и не имеющая боевого опыта, но преисполненная решимости сражаться. С другой — опытные, имеющие навыки подавления повстанческого движения в Марокко войска, наводящие порядок путем жестокого повального террора руками обманутых и диких марокканцев. Армия задействовала в Астурии все рода войск и различные тактические приемы (даже морские десанты). Повстанцев подвело отсутствие единого командования, что мешало им маневрировать своими в целом значительными людскими ресурсами. В то же время бои показали, что восставшие сильны и устойчивы в обороне, но плохо наступают, особенно, когда на их стороне нет элемента внезапности. Все это мы еще встретим в более крупных масштабах в 1936–1939 годах, и исход будет таким же.
А пока вернемся из Астурии в Мадрид, чтобы посмотреть, какой же вышла Испания из октябрьского кризиса. Почти весь 1935 год основные политические силы страны боролись вокруг последствий астурийской эпопеи. Главным вопросом был спор относительно того, какому наказанию следует подвергнуть участников революции. Конечно, правые хотели примерно наказать рабочие организации и предлагали не скупиться со смертными приговорами. Однако, помиловав только что Санхурхо и его соучастников, правительство не могло просто и с легким сердцем расстреливать мятежников другой политической ориентации. Тем более, что общественное мнение явно склонялось в их пользу.
Тем не менее, на первых порах подавление восстания было использовано для начала давно назревавшего, по мнению реакции, социального реванша за 1931 год. Были закрыты левые газеты и штаб-квартиры ИСРП, КПИ и НКТ, запрещены все демонстрации.
Но уже 5 ноября правительство было вынуждено помиловать главу каталонской полиции Э.Перес Ферраса, заменив ему смертный приговор 30-летним лишением свободы. Министры-сэдисты были недовольны такой мягкостью, на затем Хиль Роблес решил, что не стоит ссориться с радикалами по мелочам, а необходимо, наконец, отменить основные реформы Апрельской республики пока левые еще не оправились от поражения. Но последствия восстания властно диктовали кабинету министров повестку дня. 28 декабря 1934 года Асанья, признанный судом невиновным, вышел из тюрьмы.
15 февраля 1935 года трибунал в Овьедо вынес 20 смертных приговоров участникам революции в Астурии, в том числе и вождю повстанцев Гонсалесу Пенья, который был арестован 3 декабря 1934 года при попытке бежать в Америку. 29 марта 1935 года правительство под давлением общественного мнения помиловало осужденных, также получивших вместо пули 30 лет тюрьмы. СЭДА, которую крайне правые стали уже просто высмеивать за кротость по отношению к ненавистной республике, в знак протеста ушла из правительства.
Новый кабинет Леррус смог сформировать только в мае 1935 года, но в нем сэдисты имели уже больше министров (5), чем радикалы (3). Хиль Роблес получил портфель военного министра. Ну что же, хотя и с опозданием в полгода, правые наконец-то чувствовали себя как никогда близко к истинному реваншу. Но в начале июня 1935 года им опять пришлось проглотить горькую пилюлю: на процессе против членов мятежного каталонского правительства никто из обвиняемых не получил смертного приговора. Левые партии стали возвращаться на арену, проводя массовые митинги. 27 мая в Валенсии Асанью пришло послушать 80 тыс. человек. 2 июня массовые митинги в Мадриде провели коммунисты, с гордостью принявшие на себя ответственность за восстание в Астурии.
Здесь, правда, правительству опять помогли анархисты. Организованная ими серия терактов дала желанную возможность вновь объявить военное положение, пусть только пока в Каталонии (действовало там до 27 сентября 1935 года).
В ноябре-декабре 1934 года СЭДА и аграрии внесли в кортесы ряд законопроектов в аграрной сфере. Они не удовлетворили ни левых, ни правых. Настроения в республике были таковы, что сэдистам пришлось декларировать право арендаторов на выкуп помещичьей земли, что подрывало саму основу монопольного положения латифундистов. Напрасно СЭДА пыталась убедить крупных землевладельцев, что если арендаторы станут собственниками, то они уже будут потеряны для революции. Узколобые испанские гранды не желали никаких экспериментов, они просто хотели вернуть себе поместья.
Наконец, 11 августа 1935 года кортесы приняли закон о «реформе аграрной реформы». Но и здесь правые не рискнули заходить слишком далеко. Единственное, чего добились дворяне-латифундисты, так это возможности получить выкуп за экспроприированную у них землю. Прекращалась инвентаризация всей земельной собственности. Левые партии заявили, что в случае прихода к власти отменят закон. Постоянно отражая удары слева и справа, сэдисты поневоле умерили свой контрреволюционный пыл.
И тут на помощь правым пришел президент республики Алкала Самора, мечтавший убрать из конституции ее социальную и антирелигиозную направленность (как мы помним, Алкала Самора покинул осенью 1931 года пост главы правительства именно из-за несогласия с проектом конституции). К июню 1935 года по просьбе президента кабинет подготовил закон об изменении конституции, однако правые решили его отложить, надеясь на более благоприятные для себя итоги следующих парламентских выборов, намеченных на 1937 год. Итак, целый год был, как казалось, потрачен вроде бы победившими правыми партиями впустую. Но это только на первый взгляд. Хиль Роблес на посту военного министра провел серию назначений, во многом предопределивших успех мятежа в июле 1936 года.
В армии не переставали плестись сети различных заговоров. Генералы Фанхуль и Годед обсуждали с СЭДА план военного переворота в связи с отменой смертных приговоров революционерам. Хиль Роблес обещал поддержку своей партии. А вот герой Астурии Франко сдерживал своих коллег, говоря, что время еще не пришло. Хиль Роблес ценил Франко, который был награжден за бойню в Астурии Большим крестом за военные заслуги и назначен командующим войсками в Марокко (там располагались наиболее боеспособные и реакционно настроенные части испанской армии). Сам Франко, правда, хотел стать верховным комиссаром в Марокко, то есть прибавить к военной и гражданскую власть. Но против этого возражал президент республики, который, как и Асанья, не обманывался насчет истинного лица обходительного и осторожного генерала.
Уже 14 мая 1935 года Франко вернулся в Мадрид, где принял от благоволившего ему Хиль Роблеса пост начальника генштаба. Другие «африканцы» тоже получили повышение. Фанхуль стал заместителем военного министра, Годед — главкомом авиации, а Мола сменил Франко в Марокко.
В генштабе Франко приступил к отмене военной реформы Асаньи. Многих республикански настроенных офицеров уволили в запас «за нежелательную идеологию». Мола и Франко подготовили на основе астурийского опыта детальный план использования «африканских» войск в Испании. Новый начальник генштаба приступил к техническому перевооружению армии, намереваясь закупить оружие в Германии. Все перестановки в командовании вооруженных сил в то время мало интересовали широкие массы, хотя многие политики левых били тревогу.