— Вы с ума сошли! — воскликнул я с негодованием. — Думаете, у меня нет более важного дела, чем восхищаться вашими ногами?

— Если бы я носила шарф, то вы, наверное, полдня потратили бы на то, чтобы рассмотреть мою шею, — спокойно заметила Аннабел.

Я постарался придать моему лицу выражение непонятого страдальца, всем видом говорящее, что я ей все прощаю и обожаю ее со всем уважением, на какое только способен человек чести. Маневр был очень трудным, во время этого упражнения я потерял контроль над нижней губой, которая завернулась и приклеилась под носом. Судя по взгляду Аннабел, я стал похож на типа, оказавшегося в гареме в тот момент, когда пятьдесят первых фавориток, полных желания, растянулись на своих диванах. Бросив всякие попытки, я зажег сигарету. А после трех затяжек понял причину душевного неустройства, овладевшего мною по возвращении в контору.

— Бог мой, почему так тихо? — поинтересовался я жалобно. — Где все остальные?

— Да, я совсем забыла, что вас здесь не было в момент взрыва, — развязно отозвалась Аннабел.

— Я не из тех мужчин, которые отказывают девушке в реплике, которую она ждет, — решительно заметил я. — Какой еще взрыв?

Она удивилась:

— Значит, вы не слышали, что произошло сегодня после обеда, Эл? — Ее голос был полон сладкого сострадания.

Я вздрогнул:

— Нет, ничего не слышал. И что же такое произошло?

— Весь город охвачен паникой. Да что я говорю — город? Может быть, даже планета!

— Что такое? Русские объявили войну Китаю и попросили нас присмотреть за их атомной бомбой? — предположил я.

— Это, может быть, наиболее значительное событие года, — сообщила Аннабел. — Орды журналистов прибыли в город самолетами, поездами и машинами. Сентиментальные молодые люди приехали верхом на лошадях. А все дело в девушке, считавшей, что она одержима колдуньей, девушке, труп которой нашли сегодня с кинжалом в груди в парке больницы, девушки с маской седой кошки на голове. Кошка ведь верная соратница колдуньи… Телевидение послало три группы репортеров; приехало около двух тысяч корреспондентов радио… А значит, вы, мой маленький Эл, ничего об убийстве этой ненормальной не знаете?

— Попробуйте только еще поговорить таким тоном, цветок магнолии, и я вас раздену, — заметил я, холодно улыбнувшись. — Лучше посмотрите, нет ли у вас какого-нибудь клейма колдуньи!

— Девушка, способная спасти свою честь на вашем диване, легко защитит ее и в такой большой конторе, как эта, — заверила меня Аннабел. — Вы пришли слишком поздно, Эл, не застали самого веселья. Хотела бы я, чтобы вы были здесь, когда журналисты, разрушив баррикады, предприняли осаду свята святых. Шериф попробовал спрятаться под свой стол, но, как известно, его объемы не позволили ему этого сделать! У него начался нервный приступ, потому что он был не в состоянии ответить ни на один из вопросов, которыми его забросали. И вдруг сумасшедший звонок доктора Мейбери. Тот тоже оказалс в тяжелом положении. Орды журналистов взяли приступом ворота и, обезвредив сторожа, ринулись к главному зданию. Приемная сестра подумала, что эта обезумевшая толпа стремится линчевать всех мужчин и изнасиловать всех женщин. Она была так поглощена созданием образа беззащитной женщины, что отдала связку ключей первому же журналисту, оказавшемуся у ее двери, который надеялся проинтервьюировать какую-нибудь важную персону этого учреждения. По последним сведениям, они уже взяли интервью у одного Чингисхана, у троих Теодоров Рузвельтов и у десяти Бонапартов. Затем…

— Хорошо, — перебил я Аннабел, поднимая руки. — Я еду туда.

— Ну, — сияя, заключила она, — если вам интересно узнать, где шериф, так он на месте происшествия, так же как и девяносто девять из ста защитников порядка Пайн-Сити. Должна ли я назвать сотого, отсутствующего?

— Что-то мне подсказывает, — пробормотал я, — что патрон должен был кое-что передать ему перед своим отъездом.

— Я ждала, когда вы спросите меня об этом, лейтенант! — воскликнула Аннабел с очаровательной улыбкой. Потом прикрыла глаза, чтобы собраться с мыслями, и прошептала:

— Сейчас… Я хочу передать вам его распоряжение. Шеф велел мне: «Скажете этому…» Но не думаю, что такая невинная девушка, как я, может позволить себе повторить некоторые из терминов, которые он употребил. «Скажите этому… этому… сыну Уилеру, что я выброшу его за дверь!» Но это было только начало. Потом шериф добавил: «Скажите ему, что отдам его под суд за оставленный пост!» Еще через две минуты: «Я арестую его, передам в ФБР за сдачу территории противнику. Я отдал приказ стрелять без предупреждения. Пять тысяч долларов награды тому, кто доставит мне шкуру этого… Уилера! Все мои сбережения тому, кто приведет его ко мне живым!»И кажется, еще что-то другое. В тот момент, когда шеф вылезал в окно из своего кабинета, а толпа продолжала осаждать его вопросами, он прибавил еще кое-что. — Она щелкнула пальцами. — Вот что! Еще пригрозил: «Если он не скажет своим женщинам, чтоб они не звонили ему сюда целый день, то пошлю его простым полицейским на шесть месяцев!»

— Мне звонили женщины? — заинтересовался я, обретая вкус к жизни.

— — Во всяком случае, одна женщина, — уточнила Анна-бел безразличным тоном.

— Что она хотела?

— Каждый раз спрашивала лейтенанта Уилера и каждый раз говорила, что это срочно. Только лейтенанта Уилера, и никого другого. Даже не согласилась назвать себя. Все время твердила, что позвонит еще раз, и опять звонила.

— Может, позвонит еще? — предположил я с надеждой. — Наверное, она без ума от меня, как вы думаете? Заметьте, это нормально, потому что…

Резкий звонок телефона вырвал меня из кресла. Аннабел с состраданием наблюдала, как я ринулся к своему рабочему столу, схватил трубку и, задыхаясь, произнес:

— Служба шерифа…

— Я хочу поговорить с лейтенантом Уилером, — сообщил довольно холодный женский голос. — Он на месте?

— Лейтенант Уилер у телефона, — ответил я.

— Я старалась застать вас все послеобеденное время, лейтенант. Это очень срочно! — Теперь голос стал теплее. Его хрипловатый и вибрирующий звук приятно ласкал мое ухо. — Это вы ведете следствие по преступлению, совершенному сегодня утром в парке больницы?

— Правильно, я.

— Думаю, я могу сообщить вам некоторые важные факты, но при некоторых условиях… — Голос превратился в конфиденциальный шепот. — Вы примете мои условия?

— Ваши условия станут моими, — ответил я с энтузиазмом. — Я ни в чем не могу вам отказать… Какие же ваши условия?

— Мне трудно представить ситуацию во всех подробностях, — прошептала женщина, — это слишком сложно. Впрочем, вы и сами это понимаете. Я практически пленница в моем собственном доме, следовательно, приехать должны вы. Но не говорите им, что я сама захотела вас увидеть, и не рассказывайте, что это по поводу убийства.

— Им? — переспросил я.

— Дом кишит «гориллами», — сухо объяснила она. — Они не могут помешать полицейскому… лейтенанту полиции войти ко мне, но очень постараются это сделать. У вас должны быть документы! А еще лучше, если кто-нибудь вас будет сопровождать…

Не знаю почему, но мой энтузиазм резко упал, когда я вспомнил, что все люди шерифа (за исключением меня) отважно защищают психиатрическую больницу.

— Мне хотелось бы кое-что уточнить, — сказал я. — Если, приехав к вам, не могу спросить именно вас и не должен намекать на убийство, то что же должен говорить?

— Вы будете настаивать на свидании с моим мужем, — ответила она.

— Ну, допустим, — согласился я и долю секунды с сомнением смотрел на трубку. Затем попытался еще раз:

— И что я скажу вашему мужу?

— Ничего. Его не будет дома. Когда «гориллы» сообщат вам, что его нет, попросите свидания с его женой. Таким образом мы сможем поговорить. Создастся впечатление, что это случайно, понимаете? Только, лейтенант, вам надо употребить весь ваш авторитет, чтобы нас с вами оставили одних. Я не смогу ничего сказать, если они будут слушать.

— «Они»? — повторил я неуверенно.