- Кушать хотите, дядя Муся? - говорит Ленка и ставит на стол рядом с кроватью домашние котлетки и банку с мутным компотом.
- Спасибо, Леночка, - грустно говорит дядя Муся, - кажется, еще не хочу.
И он кашляет, стараясь сдерживать себя, потому что от этого кашля уже все болит.
- Медсестра приходила? - интересуется Ленка.
- Приходила, - говорит дядя Муся. - Но мне уже лучше. Бэллочка уже заказала билет.
...И полетит белый самолет над белым городом, и приземлится в белом аэропорту имени Кеннеди...
* * *
В маленькой комнате, помимо мадам Погориллер, сидят еще три человека худой нервный кавказского вида человек без очков, немолодой человек нейтральной внешности, но в очках, и крупная бело-розовая женщина лет сорока с пышной косой, переброшенной через плечо. Куда она меня втравила, уныло думает Ленка, они же сумасшедшие, это невооруженным взглядом видно.
- Вот, - говорит мадам Погориллер, - познакомьтесь, это наш поэт. Леночка. А это Марк Полонский.
Черноволосый человек нервно дергает головой.
- Марк Рондо. - Она поворачивается к другому.
- Как? - переспрашивает пожилая девушка.
- Рондо, голубушка, - говорит человек в очках, - Рондо. - И целует ей руку.
- Лена, - шепчет на ухо мадам Погориллер, - открой форточку. Душно, сил нет.
Ленка тянется к форточке. В комнату врывается запах акаций, муторный, как одеколон.
- А это Танечка Неизвестная.
- Фамилия! - уважительно говорит Марк номер один.
- Вы что, смеетесь? - И глаза пожилой девушки вдруг наполняются слезами. - А я и вправду никому не известная! Кто меня знает? Я в глубинке живу, не то что некоторые!
И укоризненно смотрит на Ленку.
- Хорошее слово "глубинка", - говорит Марк номер два, почему-то напирая на букву "о". - А позвольте узнать, где именно?
- В Лузановке! - говорит женщина и заливается отчаянными слезами.
Ленка восхищена.
- Ну хорошо, - примирительно говорит мадам Погориллер, обращаясь к Марку номер один. - А теперь вы о себе расскажите.
- А о чем мне рассказывать? - тот вновь нервно дернул шеей. - О том, как меня в вашем Доме ученых три года назад освистали? В этом вот доме! Я еще тогда сказал - ноги моей тут не будет!
- А сейчас чего пришли? - дружелюбно спрашивает Марк номер два.
- Люди попросили, - неопределенно отвечает Полонский.
- Вот и отлично, - весело говорит мадам Погориллер, - и правильно сделали. Тут у нас теперь совсем другая публика ходит.
- Как же, - Марк номер один мрачен как туча, - знаю я эту публику! Мне вообще на нее плевать!
- Ясно... - мадам Погориллер задумчиво оглядела присутствующих. Ладно, Лена, с тобой мы потом разберемся. А вас что не устраивает? - она осторожно поворачивается к Марку номер два.
Солидный поэт откашлялся.
- Все хорошо, - говорит он, - все ладненько. Название только не совсем удачное. "Стихи по средам"... посредственные стихи, получается.
Надо же, думает Ленка уважительно, все-таки нашелся один нормальный человек. Даром что голова огурцом.
- Предложите другое, - обижается мадам Погориллер.
- Сансара! - отвечает Марк номер два.
- Что-что?
- Ну, сансара. Вечная женственность.
Нет, недаром... - думает Ленка.
- Я вообще о вечной женственности пишу. С тех пор, как с женой развелся. - Он гордо оглядел присутствующих. - Но она до сих пор меня вдохновляет... муза моя.
- Какой идиот окно открыл? - говорит Марк номер один, в упор глядя на Ленку. - У меня воспаление среднего уха.
* * *
Ждешь чего-то, ждешь, а получается все совсем не так, как представляешь. И кажется - чего ты хотел, на что надеялся? Вот на это? И дядя Муся квартиру продал, и новым жильцам пора въезжать - а ему все хуже и хуже... И сын Боря, вместо того чтобы срочно вылететь сюда, все ссылается на какую-то работу... И ветер по ночам хлопает оконной рамой, и пусто за окном, и в небе пусто, и в море...
* * *
- А нас Танечка Неизвестная на свадьбу приглашает, - говорит мадам Погориллер.
Надо же! - думает Ленка.
- Всех, кто с ней выступал, приглашает. Хорошее выступление было, правда? Рядом со мной человек так даже прослезился.
Ленка знала этого человека - пожилой сумасшедший, он слезился каждый раз, когда слышал стихи о любви и разбитом сердце, даже самые плохонькие; а Рондо со своим высоким стилем и широким поэтическим размахом произвел на него особенно ударное действие.
Прощай, моя последняя нота,
золотисто-лиловое "ля".
Ты уходишь, как уходит пехота,
по заснеженным окопам пыля.
Ленка тоже считала, что строчка с окончанием на "ля" - смелая находка, потому что даже поэту-романтику известно, какая именно рифма приходит в голову в первую очередь девяноста девяти процентам слушателей.
- А за кого она замуж выходит? - интересуется Ленка.
- Она не сказала. Говорит, это сюрприз.
Надо же! - опять думает Ленка.
- Так она нас ждет завтра вечером. Петра Великого, 9. Мы там все и соберемся у дома - в семь, скажем.
Она пожимает плечами.
- А еще говорила, в Лузановке живет...
- Врала, как пить дать, - авторитетно объясняет Ленка. - Для романтики врала. Поэт должен быть изгоем... И, помолчав, добавила.
- А меж евреев, так и гоем...
- Ты мне голову не морочь, - устало говорит мадам Погориллер.
- Ты мне лучше скажи, и что мы ей подарим?
- Ну что дарят на свадьбу... рюмки. Поэтессе можно и стаканы.
- Тогда сдавай в расчете на сервиз, - уверенно говорит мадам Погориллер.
- На столовый? - пугается Ленка.
- Ну, - мадам Погориллер быстро подсчитывает в уме их общие возможности, - на чайный. Или нет... на чашки с блюдцами! Вроде вот этих И почем ваши чашки? - спрашивает она у лоточницы.
- По восемь, - тут же отвечает та, - но если будете брать, то по семь.
- Ну? - хищно поворачивается к Ленке мадам Погориллер.
Ленка некоторое время размышляет над этим странным соотношением абстрактной и конкретной цены, потом неохотно вынимает из кошелька купюру.
- Это уже похоже на правду, - соглашается она.
* * *
У дяди Муси ее встречает медсестра. Лицо у нее озабоченное.
- Проходи, - говорит она, - только тихо. Он спит, кажется.
- Ну как он? - шепотом спрашивает Ленка.
Медсестра пожимает плечами.