Фрэнсис Челейн была одета в шорты и спортивный голубой с блестками джемпер, который прекрасно сочетался с ее шелковистыми, золотистыми волосами.

Она сидела у себя в спальне, удобно расположившись в кресле, закинув ногу на ногу и смотрела в лицо адвокату. Она явно была настороже. Казалось, она к чему-то прислушивалась и ждала, что вот-вот что-то случится.

Дом был полон разнородных звуков. Было ясно, что в здании находится много людей. По деревянным полам и лестницам постоянно сновали люди, открывались и закрывались двери, слышались голоса.

Мейсон внимательно посмотрел на Фрэн Челейн.

– Расскажите мне все, что случилось, – попросил он.

Она начала говорить ничего не выражающим, тихим голосом, словно повторяя заученный монолог:

– Я очень мало знаю о том, что произошло. После вашего ухода я поругалась с дядей Эдвардом. Он был просто невозможен. Он пытался обращаться со мной, как с вещью, и сломать мой дух. Я сказала ему, что отец хотел совсем не этого и он обманул его доверие.

– Что вы имели в виду? – спросил Мейсон.

– Отец составил завещание именно таким образом, потому что боялся, что обладание огромным богатством ударит мне в голову, но он не предполагал, что дядя Эдвард совсем лишит меня денег.

– Ладно. Кто-то знал о вашей ссоре?

– Наверное, – бесстрастно ответила она. – Дон Грейвс, да, не исключено, и другие слуги все слышали. Я очень разозлилась.

– Что вы делаете, когда выходите из себя?

– Все.

– Вы повышали голос?

– Как только могла.

– Что-нибудь, не свойственное истинной леди? Ругались, например?

– Конечно, ругалась, – ответила она так же бесстрастно. – Я уже сказала вам, что очень разозлилась.

– Что произошло потом?

– Затем я спустилась вниз и у меня возникло желание убежать от дяди Эдварда, его денег и всего остального. Я просто хотела уйти куда-нибудь из этого дома.

– Именно тогда вы взяли машину?

– Нет. Я еще дойду до этого. Я отправилась упаковывать вещи, но потом решила не уезжать. Я начала остывать. У меня отвратительный характер, но, успокоившись, я понимаю, когда допускаю ошибку. Я осознала, что в этом случае ошибкой будет уехать из дома насовсем, но мне требовался свежий воздух. Пешком ходить я не люблю, зато езду на машине обожаю. На этот раз мне захотелось быстрой езды.

– Да, я прекрасно знаю, как вы можете отвлечься от проблем, включив высокую скорость, – сухо заметил Мейсон.

– Но каким-то образом надо от них отключаться! – воскликнула она.

– Хорошо, продолжайте.

– Я отправилась в гараж. Мой паккард стоял за бьюиком, и мне все равно пришлось бы отгонять бьюик, так что, сев в него, я просто решила не пересаживаться.

– Бьюик – машина вашего дяди?

– Да.

– Он не позволял вам ею пользоваться?

– Он мне этого не запрещал, но я просто на ней никогда не ездила. Он с ней очень возился, записывал, сколько миль проехал, сколько ушло бензину и все в таком роде. В ней через определенное число миль прогона меняли масло. Я со своим паккардом так не нянчусь, просто езжу, пока что-то не сломается, а тогда уж ставлю на ремонт.

– Так что вы взяли бьюик без разрешения дяди?

– Да.

– И куда вы направились?

– Не знаю. Просто гоняла по округе.

– На высокой скорости?

– Конечно.

– Как долго вы отсутствовали?

– Не знаю. Я вернулась в дом незадолго до прибытия полиции. Наверное, минут через десять или пятнадцать после убийства.

– А пока вы отсутствовали, ваш дядя обнаружил пропажу машины, не так ли?

– Ему, наверное, сообщил об этом Девоэ.

– А он откуда узнал?

– Понятия не имею. Возможно, слышал, как я отъезжала, и пошел в гараж посмотреть, какую машину я взяла. Я его всегда недолюбливала. Это здоровенный, нескладный детина, у которого никогда нет собственного мнения. Он просто проживает свои дни, один за другим.

– Это не имеет значения, – перебил ее Мейсон. – Почему вы считаете, что о пропаже машины вашему дяде сказал Девоэ?

– Не знаю. Наверное, потому что дядя Эдвард позвонил в полицию, да, в общем-то, я всегда считала шофера фискалом.

– В какое время ваш дядя позвонил в полицию?

– Он сообщил о краже машины в четверть двенадцатого. Если не ошибаюсь, звонок зарегистрирован в участке в одиннадцать четырнадцать.

– Когда вы уехали на машине? – спросил Мейсон.

– Я думаю, где-то без четверти одиннадцать.

– Значит, вы находились в машине около получаса до того, как ваш дядя позвонил в полицию?

– Да, наверное.

– Когда вы вернулись?

– Примерно в четверть первого. Я отсутствовала где-то часа полтора.

– Когда полиция прибыла в дом?

– Полтора часа назад.

– Нет, я имею в виду, сколько времени прошло после вашего возвращения до их приезда?

– Минут десять-пятнадцать.

– Что ваш дядя сказал полиции?

– Я знаю только то, что они мне сообщили. Со мной говорил один следователь. Он спросил, не могу ли объяснить, почему мой дядя заявил, что машина украдена.

– Так что же все-таки ваш дядя сказал полиции?

– Судя по словам этого следователя, мой дядя позвонил в участок, представился, как Эдвард Нортон и заявил, что должен сообщить о совершении преступления. Потом что-то произошло – их разъединили. Дежурный на пульте постарался не занимать линию, дядя Эдвард снова до них дозвонился и сообщил о том, что у него украли автомобиль. Он описал свой бьюик, назвал номерной знак – 12M-1834 и заводской номер – 6754093.

– Как я вижу, вы прекрасно запомнили цифры, – прокомментировал Мейсон.

– Да. Они могут играть важную роль.

– Почему?

– Не знаю. Просто чувствую, что они должны иметь значение.

– Вы признались следователю, что брали машину?

– Да. Я рассказала ему все, как было: что я села в бьюик примерно без четверти одиннадцать, а вернулась в пятнадцать минут первого, и что я не спрашивала у дяди разрешения.

– Полицейские приняли ваше объяснение?

– О, да! Они больше не занимаются этим аспектом дела. Вначале они решили, что воры, возможно, воспользовались бьюиком, чтобы скрыться.

– Насколько я понимаю, теперь они пришли к выводу, что никаких воров на самом деле не было?