— Согласна! — Она откинулась назад на сиденье. — Но не забудьте и дорогую Клаудию Дин. Ее тоже к черту!

Я осторожно выруливал назад и вперед: наконец мне удалось развернуться, и я вновь повел машину по той же дороге, пока мы не добрались до развилки, где свернули в прошлый раз.

— Куда теперь? — спросил я.

— Направо, потом еще раз направо, — вяло посоветовала она.

Я послушно повернул, и через пять минут стало казаться, что мы делаем те же самые круги в том же самом лесу между мамонтовыми деревьями. Потом дорога вдруг нырнула вниз, и через несколько секунд машина напоролась на водопроводную трубу.

— Вот он! — Она крепко схватила меня за руку. — Я помню этот ужасный бугор! Я пожал плечами:

— Если бы вы вспомнили до того, как мы на него наехали. А так — что толку?

— Прямо на вершине холма есть поворот налево, — сказала она. — Домик через четверть мили по той дороге.

На этот раз она была права. Через несколько минут я остановил машину, темный силуэт домика четко обозначался в свете фар. После того как я заглушил мотор, наступила полная тишина. В ночном воздухе остро пахло эвкалиптом.

— Не похоже, чтобы кто-нибудь был дома. — Голос Сары Маннинг звучал нервно.

— Если они дома, то спят, — сказал я. — Только такие чокнутые, как мы, шатаются где попало в третьем часу ночи. Но все равно пойдем посмотрим.

— У вас есть фонарик, мистер Холман?

— Должен быть. — Я пошарил под приборной доской и нашел фонарик. — Слушай, а не пора ли тебе начать называть меня Риком?

— Полагаю, пора, — нехотя согласилась она. — Только не считай это своего рода неприличным предложением.

— Ну, Сара, — сказал я обиженным голосом. — Ты хочешь, чтобы я совершенно выкинул из головы твой светлый образ в темной прозрачной накидке?

— По-моему, — процедила она сквозь зубы, — нам надо пойти и посмотреть, дома ли Дэнни Малоун!

Я постучал кулаком в дверь домика, и со второго раза она со скрипом открылась. Луч фонарика пробежал по стенам, по трем собранным раскладушкам в дальнем углу единственной комнаты и по деревянному столу, на котором стояла керосиновая лампа.

— Нет никакого Дэнни Малоуна, — подвел я итоги осмотра. — Ни похитителей, ни жертвы похищения. Сара прислонилась к косяку двери.

— Что мы теперь будем делать?

— Останемся здесь до утра, — уверенно сказал я, — что же еще?

— Пожалуй, ты прав. Принесешь мою сумку из машины, Рик?

— Конечно.

Я подошел к керосиновой лампе и обнаружил, что она почти полная. Я зажег фитиль, и теплый мягкий свет высветил грубый интерьер домика. Затем я вернулся к машине и взял из багажника обе сумки. Когда я снова вошел в домик, Сара выглядела уже немного бодрее.

— Я тут уже все осмотрела, — доложила она. — Там, сзади, — баня, а вот за этой дверью — что-то вроде кухни. Мы утром не помрем с голоду, потому что Дэнни оставил много всяких припасов. И в том числе, — она торжествующе вытащила руку из-за спины, — вот это!

— Этот Дэнни Малоун — настоящий ирландский гений! — с восхищением произнес я, увидев у нее в руке полную бутылку шотландского виски.

Нашлись и стаканы. Я наполнил оба стакана и подошел к ней — она стояла у камина.

— Думаю, Дэнни не обидится, если мы зажжем огонь, ведь он так заботливо все приготовил, — сказала она.

— Дэнни — заботливый хозяин, — уважительно заметил я. — Подержи-ка минутку мой стакан.

Пришлось истратить, наверное, дюжину спичек, но наконец камин разгорелся. Через десять минут мы согрелись и внутри и снаружи, и окружающий мир сразу стал гораздо уютнее.

Сара от удовольствия вытянула руки вверх.

— Еще немножко выпить, и мне хватит.

— Мне тоже, — сказал я, забирая пустые стаканы. Когда я вернулся с полными стаканами, Сара стояла возле раскладушек с недоуменным выражением лица.

— Не понимаю, — сказала она. — Кроватей нет, только эти дурацкие брезентовые раскладушки! Да еще и брезент такой грязный! И рваный, и вообще смешной!

— Есть еще заднее сиденье машины и коврик перед камином, — предложил я. — Выбор за тобой.

Она взяла у меня стакан и пошла назад к камину.

— Если бы я не знала наверняка, я бы могла поклясться, что ты это все специально подстроил, Рик Холман, — задумчиво проговорила она.

— Ты о чем? — безразлично спросил я. Она помахала свободной рукой:

— Отдельные раскладушки... Одна в одном конце домика, другая — в другом: никаких проблем! Но ты же, черт побери, хорошо знаешь, что я слишком напугана, чтобы спать одной, когда вокруг шатается неизвестно кто. Так что у меня не такой уж большой выбор, правда? Или я лягу с тобой на заднем сиденье машины, или растянусь возле тебя перед камином!

— Мне бы хотелось сказать, что при любых обстоятельствах я буду вести себя как джентльмен, но ты же знаешь, что это только шутка.

С напряженным, вопрошающим выражением в серых глазах она повернулась ко мне:

— Поклянись, что ответишь правду на мой вопрос, Рик?

— Клянусь, что отвечу или правду, или вообще ничего, — осторожно сказал я.

— Вы с Клаудией занимались любовью сегодня вечером у тебя дома?

— Нет.

— Она даже не пыталась?

— Конечно пыталась.

— А ты сопротивлялся? — В ее голосе послышались недоверчивые нотки.

— Не совсем, — признался я. — Скорее, этот звонок в дверь все спас.

— Спасибо за честность, Рик. — Она улыбнулась с неподдельной теплотой. — Тогда совсем другое дело.

Я не был настолько глуп, чтобы спрашивать, почему это совсем другое дело. Женская логика — это вещь в себе.

Она села на коврик перед камином, обхватив свой стакан обеими руками. Я сел рядом.

— Сумасшедший мир, — тихо сказала она. — Около двенадцати часов назад ты был просто какой-то псих по фамилии Холман на другом конце провода, а теперь — полюбуйтесь-ка на нас!

— Разговор о психах, — сказал я, — напоминает мне о Мэри Рочестер.

— Давай не будем говорить о ней, да и обо всех остальных. — Она зябко передернула плечами. — Хотя бы сегодня ночью я хотела бы забыть даже о самом существовании всего внешнего мира.

Я щелкнул пальцами:

— Да будет так! Только мы вдвоем. Она засмеялась:

— Спасибо за то, что ты применил свои магические дарования, Рик. Ты заметил, как сейчас здесь стало?

— Как в духовке, — согласился я. С задумчивым выражением лица она отпила немного виски.

— По-моему, с этим надо что-то делать.

— Ты первая, — сказал я. — Женщина, стоящая обнаженной перед мужчиной, который все еще одет, смотрится совсем даже неплохо. Но мужчина, стоящий обнаженным перед женщиной, которая все еще одета, выглядит чертовски глупо.

Засмеявшись, она встала и пошла через комнату. Керосиновая лампа потухла, я ждал, и тишина становилась все более напряженной. Потом внезапно она вернулась и остановилась передо мной. Она быстро провела руками по своим длинным белым волосам, освобождая их от прически, и они рассыпались у нее по плечам. Пламя отбрасывало мерцающие блики на ее блестящее тело, когда она стояла не двигаясь и смотрела на меня сверху вниз. Ее груди были чуть-чуть более полными, чем мне казалось раньше. Мой взгляд скользнул вниз вдоль ее тела, и ее непристойный комментарий подоспел как раз вовремя:

— Предмет личной гордости. — Она снова тихонько засмеялась. — Я имею в виду.., ну.., теперь ты сам видишь, что я натуральная блондинка!

Она отдалась мне со страстью, и наш взаимный экстаз достойно увенчал ее.

Прошло много времени, огонь почти догорел, она спала у меня на руках. Где-то в ночи ухала сова, и это был самый одинокий и самый таинственный звук в мире.

Замерзнув, мы проснулись около восьми утра. Сара быстро встала и оделась.

— Я зажгу горелку на кухне, — сказала она. — А ты принеси воды из бани.

— А где ведро?

— Там же, в бане, — быстро ответила она. — Я его еще ночью обнаружила.

Было по-прежнему холодно, когда я шагнул из домика наружу, но уже поднималось солнце, и все чудесно пахло свежестью и чистотой. Или, может быть, это только так казалось после любовной эйфории? Так или иначе, но под всем этим я мог бы подписаться: “Одобряю. Холман”.