Поиск
LXXIII
Сергей глядел, счастливый и безмолвный,
На Божий мир, и в первый раз он жил,
Не думая, – как лес живет и волны;
Он никогда так просто не любил,
Без гордости; непримиримых сил
Затихла в нем мучительная битва;
Теперь любовь спокойна, как молитва.
LXXIV
С дороги не видать Сергея; свет
Чуть проникал сквозь чащу; конский топот —
Два всадника... то Вера, с ней кадет,
Красавец; но... не может быть, – о, нет, —
Ему почудилось – влюбленный шепот...
Он руки жмет, целует, и она...
Она смеется, радости полна.
LXXV
Она смеется... Смех знакомый, милый!
Он столько раз внимал ему в тиши...
Так это было все игра, – души
В ней нет!.. И вот на что он тратил силы!
Как счастливы они, как хороши!
Помчались вихрем; он высок и строен,
В сознании победы так спокоен.
LXXVI
«Да полно, любит ли она? – шептал
Какой-то голос: любит, да, он молод,
Красив, а я смешон, и худ, и мал...»
Он вздрогнул, – пробежал по сердцу холод...
«Все кончено!» На землю он упал
С потухшими и мертвыми очами,
Без слез, немой, закрыв лицо руками.
LXXVII
Когда б он знал, что, под улыбкой скрыв
К нему глубокой нежности порыв,
Как никогда, его любила Вера;
Лишь им полна, лишь им одним, забыв
Про все, не слыша глупой речи кавалера,
Она смеялась; счастлив был тот смех;
Он говорил: «Сергей мой лучше всех!»
LXXVIII
Когда б он знал, как ночью, в ожиданье
Зари желанной, Вера не могла
Сомкнуть очей, как утром на свиданье
Она с тревогой радостною шла,
И как его любила, как ждала
Шагов, знакомой серой шляпы, встречи,
Улыбки, ласк и тихой милой речи!
LXXIX
Шел ночью дождь, разросся мутный вал
Боржомки бешеной, и с громом мчал
Он трупы сосен, вырванных с корнями,
И теплый ветер сыростью дышал;
Струился пар над влажными лесами,
На солнце каждый лист блестел, дрожа;
Лазурь была туманна и свежа.
LXXX
Вот подошел Сергей; спокойно, гордо
И вежливо ей руку протянул;
«На этот раз мое решенье твердо —
Я уезжаю вечером». Взглянул —
И вдруг лицо в смущеньи отвернул:
С такой наивной, робкою мольбою
Она глядела: «Милый, что с тобою?»
LXXXI
– «К чему притворство, Bеpa?.. Я вчера
Узнал, что вы не любите, забавой
Была любовь... Наскучила игра...
Ну, что ж, нам разойтись давно пора.
Расстанемся без объяснений; право,
Так будет лучше». Молча, побледнев,
Она встает... И в нем проснулся гнев.
LХХХII
И, опьяненный сладким чувством мести,
Он ничего не помнил, говорил
Наперекор достоинству и чести,
Остановиться не имея сил, —
Разрушил все, что прежде так любил,
Несправедливо, грубо и без цели;
И очи злобным торжеством горели,
LXXXIII
Она спокойна; сомкнуты уста
Печально, строго. Ни одна черта
Не дрогнула в лице ее бесстрастном:
То мертвая, немая красота.
Когда ж Сергей пред этим взглядом ясным
И пред величьем бледного чела
Умолк, – она в ответ произнесла:
LXXXIV
«Нам вместе жить нельзя, я это вижу.
Во мне вы ошибаетесь; но я
Любви до оправданий не унижу;
Скажу вам просто, сердца не тая,
Но и без клятв: чиста любовь моя.
Хотите верить – верьте; не хотите —
Удерживать не буду, – уходите.
LXXXV
Чего вам надо? – Власти надо мной?
В душе вы – деспот; но любви такой
Я не хочу, – неволя хуже смерти;
О, нет, из сердца вырву страсть, поверьте,
Но никогда не сделаюсь рабой.
Простимся». И не прежней робкой девой,
Она ушла надменной королевой.
LXXXVI
Сергей на вечер тройку заказал.
«Тем лучше, я свободен...» – он шептал,
Укладывая вещи, и руками
Дрожащими из шкафа вынимал
Белье, и пледы связывал ремнями.
А в комнате так пусто и темно,
Сверчок поет, и дождь стучит в окно.
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: