Поиск
XLVII
Они умолкли. Тишина царила.
И только сердце билось; и за них,
О чем они молчали, говорила
Природа вечным шумом волн морских,
Мерцаньем звезд... И Божий мир затих,
Чтобы внимать, как там в ночном просторе,
Про их любовь немолчно пело море.
XLVIII
«Прошу тебя, Сережа, об одном, —
Однажды, подозвав его с улыбкой,
Она сказала, – помни, я во всем
Сама виновна. Не считай ошибкой
Того, что было, и себя ни в чем
Не обвиняй: я писем не читала, —
Из гордости любовь я заглушала.
XLIX
Во мне самой – причина мук и зла,
Твоя любовь лишь счастье мне дала;
Я снова бы как прежде полюбила,
И если б прошлое вернуть могла,
Я ничего бы в нем не изменила.
О, что бы ни случилось, знай, Сергей,
Что нет раскаянья в душе моей!..
L
Я испытала радостей так много,
И каждый взор твой в прошлом сердцу мил;
Я не хотела б, чтоб меня любил
Ты по-другому, – нет!.. Прошу у Бога,
Чтоб Он тебя за все вознаградил, —
За все, что ты мне дал, – и вечно, всюду
Твою любовь благословлять я буду!»
LI
Увы! то был последний разговор,
И ей все хуже делалось с тех пор.
Предчувствуя, что уж близка могила,
Вперив на друга долгий, долгий взор,
Больная ничего не говорила,
Как будто с ним прощалась, и порой
Качал в тревоге доктор головой.
LII
Меж тем вставало в памяти Сергея
Все прошлое; он позабыть не мог,
Как был тщеславен, мелочен, жесток,
Как сам разрушил счастье, не жалея.
Припоминал он звонкий голосок
И смех ее, и блещущие глазки,
И нежность первой, трогательной ласки,
LIII
Боржомский парк, любимую скамью,
В сосновой роще милую тропинку...
Давно, давно... то было, как в раю!..
Чтоб искупить одну ее слезинку,
Чтоб видеть Веру прежнюю свою,
Он отдал бы всю жизнь. Но нет возврата!..
И вечной тьмой душа его объята.
LIV
Он раз проснулся ночью. Отчего —
И сам не знал; как будто до него
Коснулось что-то. В комнате соседней
Все замерло... Не слышно ничего...
Но сердцем понял он, что час последний
Был близок... К Bеpе бросился: она
Лежала неподвижна и бледна.
LV
Он увидал, что больше нет надежды.
Чуть слышался дыханья слабый звук,
И тихо, тихо приподнялись вежды;
В очах – не смутный бред, не ужас мук, —
В них мысль, почти сознательный испуг...
Тихонько мать заплакала... сиделка
Перекрестилась... Часовая стрелка
LVI
Показывала три... и за стеной
Сверчок был слышен в тишине ночной.
Вдруг Вера прошептала: «Там... смотрите!
Вот там... все ближе, ближе... Боже мой!..
Ко мне, Сережа, мама... защитите!..»
И, задыхаясь, думает Сергей
И просит Бога: «Только б поскорей!»
LVII
Он на колени стал, изнемогая.
Мать подошла, и, полная тоской,
Вся бледная, но тихая, простая,
Она его жалеет: «Бедный мой
Сережа!» – гладит волосы рукой
И плачет с ним, и он, внимая звуку
Простых речей, целует эту руку.
LVIII
К рассвету Вере стало легче. Страх
Совсем исчез. Но не было в чертах
Уж ничего земного: в них другое —
Великое, спокойное, чужое.
Он отблеска любви искал в очах;
Она смотрела пристально, глубоко,
Но как-то странно, словно издалёка.
LIX
С восходом солнца Вера умерла,
Все так же безмятежна и светла;
Когда прильнул дрожащими губами
Сережа к бледной ручке со слезами,
Уж холодна, как лед, она была...
Ее в уста целуя на прощанье,
Тихонько мать сказала: «До свиданья».
LX
Он выбежал из комнаты... Меж скал
Волна, не находя себе приюта,
Шумела и металась. Он не знал,
Что с ним и где он... Разум потухал...
Порой хотелось отомстить кому-то
И громко, громко закричать, проклясть
Какую-то бессмысленную власть,
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: