- Что же твои боги не вершат чуда? Кишка тонка?

Одно за другим я шептал заклинания, сплетая их в магическую формулу.

Кожа бычачья, старая, гнилая, быка звали Фомой. Узлы вязал конюший Ганс. Обычно он внимателен, но вчера спешил по девкам. Ветер холодный, северный. Пламя клонит за спину.

Угли жалят голую непрочную плоть.

- Прочь, собаки! - разметав латников, к моему костру прорвался рычащий зверь, коловоротом сеющий смерть налево и направо. Бешеная пляска двух кровожадных клинков заставила отступить даже самых опытных воинов. Взялись за арбалеты. В это время стягивающие меня ремни лопнули, как перетянутые струны, и я вышел из огня к ужасу врагов.

- Возьми пока это, отец! - берсерк что-то протянул мне...

И в тот же миг время, нахлынувшее подобно цунами, улеглось, отступило, усмирилась беспощадная непознанная никем стихия...

Я открыл глаза и увидел, что сжимаю в ладонях холодный, как сталь, ореховый посох Инегельда.

Спина горела. На запястьях были очевидные следы не то веревок, не то кандалов. Лицо, кажется, сильно опухло. А когда я, едва передвигая ноги, дополз в ванную и глянул в зеркало, оказалось, что лица просто нет, а есть сплошной кровоподтек. Но сейчас меня занимало вовсе не это мое бедственное состояние, а нечто иное - каким образом стоящий у двери посох очутился совсем в другом конце квартиры. Не добрался же он туда сам по себе?

- Да, Рогволд. Вляпался ты крепко. Теперь тебя и родная мама не узнает! - подумал я, разглядывая через плечо отражение исполосованной в кровь спины.

Впрочем, гораздо более удивительной явилась некая раздвоенность моего измученного сознания. Наверное, заново прожив десятки и сотни чужих жизней, я присвоил себе не только опыт моих далеких предков, но и сплав различных древних мироощущений. Эти неявные результаты увлечения эликсиром не заставили себя долго ждать. Промыв раны, я двинулся на кухню, где мигом приготовил отвар из смеси трав, рецепт которого внезапно всплыл из глубин памяти. По счастью все его компоненты оказались на месте, в медицинском шкафчике. Я, собственно, и раньше предпочитал использовать таблетки лишь в крайних случаях, полагаясь на народные средства.

Затем мне жутко захотелось есть. И не просто - набить желудок, а сделать себе блюдо поизысканней. Пустынная зима холодильника, где ничего кроме кастрюль с супом и кашей не было, однако, меня не смутила. После трудовой недели я совершал рейд по магазинам, в субботу меня навещала мама и, как правило, найдя запасы провианта в критическом состоянии, сама баловала неразумное дитя домашней кухней. В этот раз она забежала на минутку, спешила на дачу, выгадывая скупые теплые дни для посадок.

Может быть, выйти на улицу в таком виде представлялось зазорным, или поленился, но верилось, что даже в этой холодной пустоте я найду, чем полакомиться. И точно- через десять минут черствый белый хлеб и прямо-таки каменный голландский сыр превратились в аппетитную драчену. Привезенная заботливой мамой свекла, морковь и картошка, была мигом сварена и мелко нарезана кубиками, также я поступил с яичным белком, а желток растер с горчицей. Быстренько размял ложкой зеленый лук, чтобы он дал сок.

Перемешав всякую всячину, я залил ее оставшимся квасом и вскоре наслаждался никогда не еденной окрошкой.

- Ай, да я! Ай, да Рогволд!

Сытость быстро охватила тело и усадила его обратно в кресло.

Мой взгляд упал на гитару, что одиноко висела на стене. Поскольку сам я, имея абсолютный слух, не знал ни одного аккорда, ей удавалось слезть с гвоздя только по праздникам, если среди гостей попадался Вадим. Но он часто бывал в командировках, и значит, гитара пылилась:

- А почему, собственно, нет?

Начал я с нехитрой мелодии, памятной с детства - то были "Паруса Крузенштерна"... А затем, вдруг, в свое удовольствие сыграл "Цыганскую венгерку". Двоюродный дед мастерски владел аккордеоном и фортепиано.

- Черт! Прямо наваждение! Колдовство!

Я вспомнил, что совсем недавно в одном из уважаемых серьезных альманахов мне приглянулась статья неизвестного автора о наследии русов-волхвов. Работа затем жестоко раскритикованная специалистами за ее бездоказательность. Эти господа усмотрели в ней покушение на свою монополию в области трактовки славяно-германского фольклора.

Погрузившись в недра старого книжного шкафа, я быстро нашел необходимый мне выпуск, и наугад открыв страницу, как ранее советовал Инегельд, тут же наткнулся на искомую публикацию. Вот что писал Игорь Власов, так звали автора статьи:

"...Любимец Велеса может быть талантливым ученым, гениальным поэтом и певцом, непревзойденным мастером по части приготовления кушаний, лучшим из садовников или лесничим, удачливым крестьянином, наконец, дельцом. Это Велес открывает тайны ремесла и медицины, это он благословляет путешественника и помогает ему в дороге. Но тот, кто ищет покровительства у Перуна- зациклен на идее противоборства, у него сознание борца, воина, готового ответить ударом на удар, силой на силу. Он не склонен ни к какому договору или сотрудничеству, потому что считает Громовика единственно справедливым и сверяет с этой Идеей каждый шаг. Он приносит нерушимую клятву своему кумиру и верит, что тот следит за ее соблюдением свысока.

Словене никогда не чтили Перуна превыше небесного Рода, вернее, он занимал одну из трех вершин их Триглава, выступая только лишь как Сила, зачастую черная, разрушительная. Даже в грозной Скандинавии культ рыжебородого простака-Тора уступил место всевидящему Одину, его Воле, Духу и Вере.

Радегаст ретарей, Световит ругов и ободритов, Дажьбог полянэто солнечные боги, которые, безусловно, имеют некоторые общие с Громовиком черты- например, сражаются с хтоническим существом, но не являются его солярной ипостасью. Их Сила порождающего характера, они щедро дарят людям свет и воду. Перуну же особо поклонялись лишь вагры, и не случайно князь Владимир возвысил сурового Громовика над прочими божествами, нарушая Правь. Десять лет он был верховным жрецом и насаждал на Руси культ Перуна, десять лет приносил ему кровавые человеческие жертвы, пошатнув веру в Справедливость у целого поколения... Затем с неменьшим ожесточением он взялся проповедовать чуждую всякому свободному человеку Христову религию.

...Воля Одина-Велеса статична и потенциальна, Сила Перуна-Тора динамична, ей свойственна кинетика. Однако именно Воля есть всепроникающее, творящее и образующее Нечто. Суть бога-Громовика несозидательна, ему всегда необходим противник. Воля сама себе противоположность, в ней уживаются Свобода и Власть.. У нее нет соперниц. Под символом "Перун" скрывается лишь одна из сторон Мировой Прави. И хотя его имя зачастую не произносится вслух, а то вообще, забыто и никем не подразумевается, Идеи Перуна в их уродливых формах будут господствовать в мире, пока он разобщен. А он будет разобщен, пока Мощь попирает Ум, пока Ум не свободен в своем выборе. А как ему быть свободным, когда тут и там "божьи рабы".

Впрочем, в последние десятилетия определилась новая тенденция - это растущая воля Ума к сопротивлению такому Мировому порядку.

Сильные мира заинтересованы в последнем, но он противен всякому вольному человеку.

Древние ведали, как развить индивидуальные качества, чтобы быть независимым от всякого посягательства на свою внутреннюю свободу..."

На том статья завершалась.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Желая поскорей привести себя в божеский вид, я, видимо, снова перестарался.

Уже через пятнадцать минут боль заметно поутихла, а через час лицо стало приобретать знакомые черты.

Я убедился, что дело идет на поправку, и мне оставалось только запастись терпением - подождать, когда затянутся рубцы и спадет опухоль.

Но вот так просто лежать на диване, задрав нос к потолку, очень не хотелось, и, задернув занавески, так что в комнате воцарился полумрак, я решил испробовать эликсир на своих ранах. Почему-то представлялось - его действие окажется каким-то особенным. Да, я отношусь к той распространенной категории людей, которых даже свой горький опыт с первого раза ничему путному научить не может.