Если бы он был таким, я бы заметила уже это, правильно? Они не позволили бы выйти ему из тюрьмы. К тому же, нестабильный человек не делает приоритетом своего младшего брата после того, как съезжает, или держится подальше от наркотиков, потому что знает, что они делают с человеком. Нестабильный человек будет выбирать легкий путь и принимать наркотики, чтобы убежать от этой жизни.

— Вот о чем я думала, но что я знаю?

— Ты знаешь меня, ты знаешь людей, которые раньше были в тюрьме. Твой брат один из них, — Кристалл ненавидела говорить о брате, Джеде, но она знала, что ее подруга не будет возражать, учитывая, что она собирается пройти через это.

— Он был вором. Он и есть вор, — Кристалл уставилась в темное небо. — Из того, что сказал мне Джед, если ты определенный тип человека, никакое количество времени, проведенное в тюрьме, не изменит тебя. Он был арестован через два месяца после того, как освободился, и это было только потому, что его поймали на горячем. Итак, основываясь на этом, если Трумэн был человеком, который мог убить без угрызений совести, то он, вероятно, слетел бы с катушек за все это время неоднократно, а не только тогда, когда насиловали его мать.

— Он вырос с ней, с ее постоянно приходящими мужчинами. Он сказал мне, что никогда на них не набрасывался. Даже после того, как он съехал, парень угрожал ему пистолетом, чтобы тот держался подальше от дома, но он не принял ответные меры. Он просто продолжал возвращаться, чтобы присматривать за Куинси. Но я не знаю, как ты принимаешь это. Он убил человека. Даже не верится. Когда я смотрела на него, после того, как он рассказал мне, я не видела убийцу. Я видела человека, который не предполагал, что на него лягут заботы по воспитанию брата и сестры, он никогда не знал об их существовании. Человек, который готов был отказаться от моей помощи, потому как думал, что я могла причинить им вред. Но он убил человека. Он сидел в тюрьме. Тюрьма, Кристалл.

— Да, — сказала она строго. — Он убил человека, чтобы защитить гребаную задницу своей матери и младшего брата. Он попал в тюрьму, потому что защищал свою семью, но в некотором смысле вы оба сидели за решеткой. Ты выросла в закрытом сообществе, откуда редко выбиралась, тебя охраняли двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, ты вынуждена была делать вещи, которые презираешь. Что хуже? Быть заключенным и ненавидеть своих родителей, или сидеть в тюрьме за то, что остановил мужчину, который мог стать убийцей единственного родителя и младшего брата, как думаешь?

— Это не то же самое, — неубедительно произнесла Джемма.

Кристалл сделала глубокий вздох, и ее глаза стали серьезными, когда они становились такими, значит, в разговоре не место шуткам.

— Нет. Ничто не может быть таким же, когда человек пырнул ножом мужчину, который насиловал его мать. Представь себе, как жить с этим до конца своих дней.

Слезы застилали глаза Джеммы.

— Теперь, — мягко сказала Кристалл, — представь, как воспитывать детей женщины, которая отправила тебя в тюрьму.

Слеза скатилась по ее щеке.

— Это не правильно, что он мне нравится так сильно? Такое ощущение, что он хороший. Он остановил нас, когда мы дурачились, чтобы рассказать об этом. Он мог бы переспать со мной, а потом рассказать. Но он сказал, что хотел быть честным во всем.

Кристалл повернулась набок, чтобы видеть ее лицо.

— Это многое говорит о нем, правда? Это не плохо, что он нравится тебе так сильно. Ты видишь в нем то, что никогда не видела ни в ком другом. Нечто достойное твоего большого сердца. За все те годы, что я знаю тебя, я никогда не видела, чтобы ты так плакала из-за мужчины.

Трумэн положил Линкольна в детский манеж и сел в шезлонг рядом с ним. Он взглянул на Кеннеди, которая сидела на коленях у Бэра, ее голова покоилась на его плече. Бэр пришел в мастерскую чуть ранее, во второй половине дня, чтобы поработать немного с мотоциклом, и застрял здесь на обед. Они пожарили гамбургеры на гриле, а потом Трумэн поделился с другом историей о Джемме.

— Я просто хочу, чтобы Джемма была здесь, — Трумэн провел рукой по волосам и откинулся на спинку шезлонга.

Кеннеди подняла головку:

— Джемма, — ее милое личико посветлело при звуке этого имени.

— Нет, принцесса, — ответил Трумэн.

Бэр поцеловал ее в щечку и осторожно притянул головку опять к своему плечу.

— Она не придет, мужик. Это нереально много, чтобы принять. Ты никогда не сможешь увидеть ее снова.

— Она в какой-то момент должна будет приехать и забрать свою машину, — Трумэн надеялся мельком ее увидеть, когда она приедет. — Я просто должен знать, что она в порядке.

— Она не в порядке. Как она может быть в порядке? Чувак, который ей нравится, только что признался, что сидел в тюрьме за убийство человека. И не смотря на все твои благородные поступки, для девушки типа Джеммы ты большой злой волк.

Трумэн оперся локтями на ноги.

— Скажи мне то, чего я не знаю.

Бэр погладил Кеннеди по спинке, когда ее веки отяжелели.

Руки Трумэну казались пустыми, как и он сам.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы завести семью? Перед тем, как появились эти двое, такая мысль никогда не приходила мне в голову, и, честно говоря, до появления Джеммы я никогда не хотел видеть женщину в своей жизни, как и их. Но теперь я и дня не могу представить без них, — и я адски скучаю по ней.

— Я достаточно думал об этом, — Бэр задумчиво посмотрел на Кеннеди. — Когда-нибудь я хочу получить все то, с чем столкнулись вы. Я люблю детей. Я люблю семью. Но также я люблю разнообразие. Ты же знаешь меня.

— Да, знаю, — он усмехнулся термину «разнообразие», но ему было известно, каким преданным был Бэр. — Ты спас меня мужик. Уже даже не подсчитать какое количество раз.

— Нет, я не делал этого. Никто в этой жизни не может спасти кого-то еще, кроме себя. Ты знаешь это. Ты сам спас себя. Ты вытащил свой зад из автобуса и нашел себя здесь, и ты также вытащил сюда своего брата. Мужик, — сказал Бэр, — даже будучи подростком, ты работал намного усерднее, чем большинство мужчин, которых я знаю.

Трумэн улыбнулся, вспомнив те острые ощущения, которые получал от учебы, и от выполнения поставленной перед ним задачи.

— Ты дал мне шанс выйти из ада, в котором я вырос. Ты научил меня, что это — иметь чувство гордости, — он встал и начал расхаживать, и в этот момент фары засветились в начале подъездной дорожки. Его пульс ускорился.

— Это она? — спросил Бэр.

— Кто еще приходит сюда так поздно? Я сейчас вернусь, — он оставил для Джеммы записку в ее машине, но хотел увидеть ее лицо, когда она будет ее читать.

— Чувак, — крикнул ему вслед Бэр, — ты сказал, что ей не придется тебя видеть.

Трумэн перестал идти, и незнакомый автомобиль выехал на стоянку. Пассажирская дверь открылась, и кто-то высокий, слегка пошатываясь, вышел из нее.

— Это не она, — он оглянулся на Бэра. — Останешься с ними, ради меня?

— Ты знаешь, что да, — Бэр поднялся на ноги и встал между стоянкой и детским манежем.

Глаза Трумэна надолго застыли на Куинси, худощавое тело которого медленно двигалось к нему. Волосы брата падали ему на глаза. Его тело покачивалось как дерево на ветру, когда он накренился вперед.

— Это достаточно далеко, — прокомментировал Трумэн, пытаясь понять, кто сидит за рулем старого седана с низкой посадкой, но было слишком темно.

— Эй, мужик, — невнятно пробормотал Куинси.

Трумэн скрестил руки на груди.

— Кто в машине?

— Никто, — Куинси положил руку в передний карман, затем вынул ее, а затем снова засунул в карман.

— Я вижу, ты здесь не для того, чтобы получить помощь по очистке организма от наркотиков.

Куинси отвернулся, и Трумэн сделал шаг вперед, принимая серьёзный вид, смотря в остекленевшие глаза брата, полуприкрытые веками.

— Я использовал все деньги на кремацию мамы, — его слова слились в невнятные слоги. — Я надеялся, что ты мог бы помочь мне.