Никор виновато вскинул глаза и тут же отвел их в сторону.

— Н-не знаю…

— Так… А ведь при Арисе Юрконе вы были не только смелым, как говорят, но и преданным делу первых примэратов. Что же с вами случилось, Никор?

Никор молчал. Не признаваться же этому властному незнакомцу в своем страхе перед гнофорами, в отходе от борьбы дабы выжить. Унизительнее всего сознание правоты Пустынника, хотя говорит тот слишком уж по-ученому и туманно. Вот у гнофоров все ясно: они обещают жизнь и ограждение от всяких бед. Латор же не предлагает ничего, кроме отдаленной надежды на будущее. А какое оно, это будущее?

— Не понимаю вашего молчания, Никор, — прервал мысли тихий голос. — Надеюсь, служители неба не успели заставить вас думать по-своему?.. Уж не собираетесь ли вы стоять в стороне и оберегать свою жизнь ценой совести?

— Я не предатель! — вырвалось у Никора. Он вскочил с места. — Я никогда не был предателем! На моей совести нет ни одной жертвы, руки мои чисты, эрат!

— Если бы было иначе, я бы не разговаривал с вами здесь. Я хочу вернуть вас на прежнюю, честную дорогу, Никор. Она трудна и опасна, однако необходима для Страны. Поймите: скоро все гарманы, верные делу первых примэратов, поднимут мечи против наместников богов и Маса Хурта — и победят в этой борьбе!..

— Боги! Какая еще борьба? — простонал Никор. — Ну враждовали раньше, дрались за власть, а теперь же власти примэратов нет!

Урс Латор покачнулся и прислонился к стене.

— Есть более опасная власть, — тише обычного произнес он, — и ее… надо сбросить с плеч народа…

Пустынник болен. Болен, пожалуй, серьезно. Никор не раз подмечал, как он держался за голову, голос его понижался чуть ли не до шепота, дыхание становилось учащенным и прерывистым. Никор окончательно убедился в своем подозрении, когда его таинственный собеседник отошел в темноту полуразрушенного помещения, выпил какого-то снадобья, потом снова прислонился к стене и облегченно вздохнул.

— Мне нужны надежные люди, Никор, но вижу…

Через разлом посыпались мелкие камни и песок. Чья-то неясная тень метнулась на слабо освещенном полу. Урс Латор на мгновение замер, затем выхватил меч и бросился по груде обвалившихся камней к этому разлому. В комнату вбежали его люди.

Никор заблудился в запутанных ходах и долго шел наугад, а когда, наконец, выбрался наверх, прежде всего увидел коня, потом Латора. Пустынник сидел на обломке колонны и слушал старика Рама, стоявшего рядом с виноватым видом.

— Мальчишка, — пояснил Урс Латор, поднимаясь навстречу Никору. — Как он оказался здесь? Мало надежды, что он не выболтает первому встречному о Синем Пустыннике и его столичном госте. Но хуже всего то, что он мог слышать наш разговор с эратом!

— Сплоховал я, — Рам сокрушенно покачал головой: — Стрела едва задела левое плечо. Не больные б ноги, догнал бы его. Поодиночке, по двое возвращались из леса соратники Пустынника. Никто из них не нашел мальчишку.

— Плохо, — сказал Урс Латор и взглянул на Никора. — Вы немедля покинете храм, вам сейчас незачем делить с нами опасности. Но думаю, мы еще встретимся и продолжим разговор. Вы не предатель — это главное. А страх пройдет. Прощайте.

Старый Рам подвел коня и передал поводья Никору. Тот вскочил в седло.

— Проводите эрата до дороги в старый город, — попросил Рама Латор, — и возвращайтесь обратно: у нас много дел.

— Может, дать сигнал сбора? — спросил Рам. — Вызванные люди могут запоздать, а рисковать мы не имеем права.

Никор ничего не понял из этого разговора, да, собственно, он не слишком-то и прислушивался. Он думал только о том, чтобы поскорее уехать отсюда, забраться снова в свои четыре стены и не высовывать оттуда носа. Но и другая мысль не давала ему покоя. Он понимал правоту дела Синего Пустынника, и угрызения совести время от времени давали знать о себе. Почему он не с Латором? Почему в стороне? А потом снова боязнь, снова тревога за свою судьбу. Держась за узду, Рам вывел коня к едва приметной тропинке, начинавшейся в полумраке узкого зеленого коридора.

— Что ж, прощайте, эрат, — сказал он. — Моя Туча дорогу знает и быстренько доставит вас к Старому городу. Опасайтесь в пути обезьян и пантер — их тут много…

Никор торопил коня. Пригнувшись к шее Тучи, он старательно уклонялся от низких ветвей и все смотрел вперед — скоро ли покажется город. Старые кварталы Квина проглянули неожиданно, когда за одним из изгибов тропы вынырнуло светлое окно неба, а потом полуразвалившаяся стена какого-то дома. Никор спешился, закрепил поводья на седле и, похлопав коня по влажному боку, сказал:

— Скачи обратно… Скачи же, ну!

Туча неторопливо развернулась в узком проходе, и ее копыта мягко застучали по траве. Звук их быстро потонул в разноголосье джунглей. Никор наклонился и увидел след другого коня, пробежавшего здесь совсем недавно. След этот вел дальше, к городу… Не тот ли это соглядатай, что стал виновником переполоха в храме?

Никор приблизился к поляне, заваленной отходами. Здесь незнакомый всадник поехал в обход… Никор двинулся тем же путем. Внезапно из-за полуразвалившейся стены он увидел круп лошади и остановился. Ему показалось странным присутствие живой души в этом заброшенном краю. Он прошел завалы, намереваясь приблизиться к коню со стороны боковой улицы. Возле почерневших стен ближнего строения до него вдруг донеслись голоса. Один из них был знакомым и, несомненно, принадлежал Сурту. Но что здесь делает этот несчастный мальчик, не попал ли он в беду? Никор пролез через широкую трещину. Скользя в сыром полумраке по вздыбленным плитам, приблизился к окну и осторожно выглянул наружу…

Он чуть не вскрикнул, когда увидел перевязанное плечо Сурта, и вспомнил слова старого Рама. И вот тут Никор едва не совершил ошибку, намереваясь выйти из укрытия. Он обязательно сделал бы эту глупость, не пойми вовремя, что собеседником мальчишки оказался главный гнофор одного из здешних храмов. Страх охватил Никора. Он, казалось, слился с камнем и перестал дышать, не обращая внимания на комаров.

— Что это был за человек? — послышался строгий голос гнофора.

— Не знаю, святой отец. Он все время сидел ко мне спиной, и я не видел лица. У него светлые прямые волосы до плеч, сильные жилистые руки… Высокий. Одет довольно бедно, во все синее. Только плащ мне показался из дорогого материала, скорее всего, из ригийского шелка, но я не уверен в этом, святой отец.

— Уж не Синий ли это пустынник?

Сурт съежился.

— О чем говорил высокий? — после короткого молчания спросил гнофор.

— Я плохо слышал его, святой отец, — сказал Сурт. — Но, кажется, они беседовали о том, что происходит в Стране.

— А о тайнике с записями не упоминали?

— Нет, святой отец. По-моему, нет…

— Ладно! Теперь я убежден, что тайник именно в этом забытом храме! Надо спешить! — Гнофор поднялся. Торопливо, но без суеты и видимой тревоги подошел к лошади и, взобравшись в седло, оглянулся на Сурта: — Ты вот что… Столичный начальник отряда много знает. Обязательно разыщи его и…

— Я убью его, святой отец!

— Уедешь отсюда погодя, не сразу. — Плеть громко хлестнула в воздухе, и подковы глухо застучали по каменной мостовой.

Сурт постоял в задумчивости, опустился на колени и стал молиться маленькой статуэтке какого-то идола, которую всегда носил с собой, а когда поднял голову, увидел стоящего перед ним с обнаженным мечом Никора. В сухих глазах мальчишки на мгновение вспыхнул испуг, перевязанная рука дрогнула и медленно легла на грудь.

— Ну, гаденыш!..

Меч со свистом рассек воздух.

Сурт с непостижимой быстротой кинулся в сторону, перевернулся несколько раз и, пока Никор опомнился, был уже далеко.

С минуту Никор стоял, как заколдованный, потом приблизился к тому месту, где только что скрылся маленький негодяй, и уже сделал шаг, чтобы войти во двор дома, как вдруг услышал за спиной давно забытый голос: