Жители ничего не требуют у этой плодородной земли, но достаточно указать на естественные продукты, встречающиеся там и на аналогию с соседними землями, чтобы судить о результатах, каких может достигнуть культура.

Сахарный тростник растет сам по себе в большом количестве на берегах Комо, а табак обрабатывается внутренними племенами.

С другой стороны, легко установить близкую аналогию почвы Габона с почвой Принцевых островов, лежащих за сорок миль к западу, и доказать, что можно с такой же выгодой обрабатывать эту почву, если опыты над кофе и какао еще недостаточно доказали это. Разумная вырубка леса в частях, соседних к морю, сделала бы воздух здоровее, открыв большие пространства для культуры. Множество высоких плоскогорий требуют мало труда, чтобы сторицей возвратить посаженные семена.

— Пользуясь всеми наблюдениями, сделанными до сих пор в Габоне, — сказал Барте, кончив это изложение, составлявшее два дня главный предмет их разговоров, — можно бы превратить этот край в одну из богатейших колоний, но, к сожалению, это неосуществимо.

— Отчего же? — спросил Гиллуа.

— Европеец не привыкнет к климату и может пробыть там несколько лет, только постоянно принимая хинин, и считая себя еще счастливым, если дурной воздух не умертвит его в первые дни приезда.

— Пять месяцев усталостей и страданий в странах таких же нездоровых как и Габон, не сделают ли этот климат сноснее для нас, чем для вновь приезжающих?

— Непременно, но не думаю, чтобы мы там долго остались.

— Почему же? Мы не больны, и как ни желали бы увидеть Францию после стольких испытаний, немедленно должны приступить к исполнению своих обязанностей.

— Да, если не были замещены… Места, которые мы должны были занять, не могли оставаться вакантными так долго, и признаюсь, что это предложение мне приятно. После стольких волнений я не прочь отдохнуть у родных, которых мое исчезновение должно было огорчить. Я думаю, что и вы также, любезный Гиллуа…

— Меня никто не ждет, меня не оплакивал никто, — печально перебил молодой человек. — Я один на свете!

— Теперь вы не один, — горячо возразил Барте, — не сделались ли вы мне так дороги, как брат? Вас примут все мои родные… Молодые люди горячо пожали друг другу руку: они вступили в дружеский союз, который будущее должно было сделать еще теснее…

В следующие дни маленький караван прошел ряд невысоких холмов, очень лесистых и населенных слонами. Во всех деревнях фанов и бакале путешественников встречали как нельзя лучше; их везде принимали за торговцев, пришедших выбрать лучшие места для своих факторий, и повсюду их упрашивали остаться.

Иметь факторию на своей земле — самое великое счастье, какого может добиться негритянская деревня. Это значит иметь всегда под рукой не только ружья, порох, зеркала, стеклянные изделия, но и „божественный адагу", или негритянский ром, настоящий кумир во всей этой части Африки.

Холмы сменились низкими землями, перерезанными болотами, которые путешественники не могли пройти без проводника бакале. Но последний, вместо того, чтобы вести их к притоку Дамбо Уе, который в двадцать четыре часа привел бы их к лиману Габона, повел их в деревню Ганго, которой он был уроженец, и которая находится почти у источника Комо, на расстоянии четырех дней пути в лодке от Либревиля (главное место французских владений на правом берегу Габона), но они не подозревали этого обмана, который сильно раздосадовал бы их.

В ту минуту, когда они прибыли в Ганго, почти все жители деревни находились на берегу реки, где посредством железной цепи с крючком и приманкой захватили громадного крокодила, который уже несколько месяцев опустошал страну и до сих пор избегал всех расставляемых ему засад. Он пожрал или искалечил такое количество женщин, детей и рыбаков, что никто не смел ходить за водой в ту часть Комо, где он жил.

Эта поимка была настоящим событием. Убитого крокодила разорвала толпа, оспаривая друг у друга его зубы, кусочки когтей, кожи и костей для талисмана против укуса ему подобных.

Выслушав обычную просьбу и ответив обычным же образом, то есть торжественным обещанием рекомендовать деревню всем прибрежным торговцам, которые захотят основать фактории, путешественники достали в Ганго большую пирогу для поездки в Либревиль.

Они проехали мимо больших деревень Пандангои, Дуия, Могюи, Нумбе и Домбия и бросили якорь через день у живописной деревеньки Кобогои. Ни в одной из тех, которые они проходили, не встречали они такого довольства и благосостояния. Хижины были построены правильными рядами в перпендикулярном направлении к реке, а длинная плантация банановых и кокосовых деревьев, простиравшаяся за каждым рядом домов и покрывавшая их тенью, кончалась на берегу реки. Пристань имела не более восьми метров в ширину, и так густо была окаймлена кустами, что только вблизи можно было приметить деревню, первые хижины которой почти омывала река.

— Здесь мы расстанемся, — сказал Лаеннек молодым людям, которых спас и чудесами смелости довел до места назначения. — В этой деревне начинается французская земля и я не могу сопутствовать вам далее.

Произнеся эти слова, Лаеннек не старался скрывать своего волнения, но он был тверд и решителен, и Барте, и Гиллуа поняли, что было бы бесполезно уговаривать его переменить намерение, и что он решился вернуться в верхний Конго.

— Завтра вы будете в Либревиле, — продолжал Лаеннек, — а мы вернемся в лес… Так все идет на свете, и постоянно надо топтать ногами свое сердце, чтобы повиноваться требованиям жизни…

Тут голос Лаеннека начал дрожать.

— Вот пальмовый лист для могилы бедной старушки в Плоаре, которая умерла, не увидевшись со мной… Вы сдержите ваше обещание, мне будет приятно думать об этом в пустыне… и, и… — он сделал усилие над собой и кончил, пролепетав, — вы мне позволите вас обнять, если думаете, что бывший дезертир достоин сохранять о вас теплое воспоминание!..

Молодые люди бросились к нему на шею, не будучи в состоянии произнести ни слова; они задыхались от волнения…

Вдруг Лаеннек быстро вырвался из их объятий, бросил карабин на плечо и свистнул Уале.

— Прощайте, — сказал он обоим друзьям, — прощайте! Если когда-нибудь вы будете в Сан-Паоло-де-Лоандо, пришлите ко мне нарочного к Гобби, и честное слово бретонца, я приду к берегу, чтобы увидеться с вами!..

Быстрыми шагами пошел он по дороге, которая должна была привести его к берегу Огоуе. Кунье, Буана, Нияди, Иненга и мозиконджские воины последовали за своим начальником, призывая на белых друзей своих все благословения мокиссо. Проходя мимо, эти добрые люди отдавали им часть своих талисманов против лихорадки, укуса змей и опасных встреч.

Гиллуа и Барте принимали все это на память. Последний негр давно исчез в лесу, а они не могли еще отвлечь своих мыслей от тех, кто расстался с ними, и глаза их все смотрели в глубину леса.

— Какая внезапная разлука! — вдруг сказал Барте, вздохнув.

— Так лучше, — ответил Гиллуа, — этот железный человек, насмехающийся над людоедами, стихиями и лютыми зверями, чувствителен как ребенок. Он не Умеет переносить горести сердца…

Вернувшись к своей лодке, друзья с удивлением приметили Йомби, который на берегу наблюдал, как переносили в лодку плоды и пресную воду.

— Ты зачем не пошел за Момту Самбу? — спросили они у него.

— Невольник следует за своим господином, — ответил добрый фан, — а Йомби невольник.